Перед тем как покинуть остров, он рассказывает, что
«первые люди на Барбадосе сначала пытались выращивать табак, хлопок, индиго и только затем обратились к сахарному тростнику. Фермеры попробовали его и, обнаружив, что он растет хорошо, начали высаживать все больше и больше, а тростник рос и размножался, пока его не стало достаточно много, чтобы соорудить очень маленький ingenio, как мы называем место перемалывания и кипячения при производстве сахара».
В ingenio, как он сообщает, срезанный тростник помещается на платформу, которую называют barbycu, приподнятый настил с двойным ограждением, мешающим тростнику упасть, примерно девять метров в длину и три метра в ширину (несмотря на размер, это очень похоже на современную решетку для барбекю).
Также имеется три колеса; около пяти лошадей или быков крутят среднее, «соединенное с двумя другими по обе стороны»:
«Negre кладет тростник с одной стороны, и колеса протаскивают его до противоположной стороны, где ждет другой negre, который принимает тростник и возвращает его снова на другую сторону среднего колеса, которое крутится в обратную сторону. После того как тростник прошел насквозь дважды, туда и обратно, считается, что весь сок уже выжат, хотя у испанцев есть пресс, которым они выжимают остатки жидкости и после двойной прогонки»
Но это потому, как он объясняет с простодушным патриотизмом, что тростник у испанцев хуже. Дробленый тростник откладывается в сторону на 120 шагов, а сок:
«течет под землей по трубе или желобу из свинца, плотно закрытому, и попадает в цистерну, расположенную рядом с лестницей, по которой можно спуститься из мельницы в котельную. Но в цистерне он не может храниться больше одного дня, иначе прокиснет; оттуда он течет по желобу (прикрепленному к стене) в медный котел для очистки По мере того как на поверхности появляется накипь, ее снимают, как и накипь во втором котле. Это вещество грубое и грязное и не стоит трудов по очистке. Но накипь из трех оставшихся котлов отправляется на дистилляцию, где остается в цистернах, пока немного не скиснет, но не так, чтобы уже переливалась через край, а то получится хороший ром.
В последние четыре котла добавляют жидкую смесь воды и золы, которую называют смягчителем и без которой сахар останется липкой субстанцией и не превратится в зерна. Когда специалист решает, что сахар в последнем котле готов, туда добавляют две чайные ложки оливкового масла, которым мы поливаем овощи, чтобы сделать салат, и вычерпывают получившееся вещество, похожее на сироп. Кроме всего прочего, важно добавить туда немного холодной воды, чтобы остатки сиропа не загорелись, поскольку котел находится над открытым огнем. Как только он становится пуст, в него должны перелить содержимое предпоследнего котла.
И так работа продолжается с часа ночи понедельника до вечера субботы (когда тушится огонь в печах), 24 часа в сутки, посменно для людей, лошадей и скота. Жидкость теперь надо охладить, чтобы ее можно было перелить в горшки. Их помещают рядом с камерой охлаждения и сначала затыкают носик (который находится снизу) листьями банана (а отверстие там не толще человеческого пальца), затем наполняют горшки и помещают их между стойками в разливочном отделении, где они остаются до тех пор, пока не остынут, что занимает два дня и две ночи; после чего, если сахар хорош, его переносят в сушильное отделение, но сначала вынимают пробки в нижней части горшков, чтобы меласса (черная патока) могла вытечь.
В хорошей ingenio из мелассы делают пенелес (peneles), сорт сахара уровнем ниже, чем мусковадо (неочищенный тростниковый сахар) И это весь процесс производства сахара мусковадо, который бывает лучше или хуже, как и сам тростник, ведь из плохого тростника невозможно сделать хороший сахар.
Плохим тростником я называю тот, что собран недозрелым или перезрелым, поеден крысами и подгнил, испорчен побегами ползучих растений или побит непогодой и ветрами все это повредит сахару, который сделают из такого тростника».
Большим подспорьем для фермеров стал ром как часть сахарной индустрии. Он сделал затратную процедуру прибыльной, убыточные плантации приносящими доход, и плантаторы, до сих пор терявшие деньги, обрели надежду. В бродильный чан можно было бросить все что угодно, кроме разве что накипи из двух первых котлов. И снова Ричард Лигон один из наших лучших свидетелей:
«После того как он отстоялся в цистернах пока немного не скис (но пока еще не забродил в перегонном кубе), получается первый спирт, слабоградусная жидкость, которую мы называем легким вином. Его мы помещаем в дистиллятор и снова перегоняем, после чего получается такой крепкий напиток, что, если поднести свечу близко к пробке в бочке, он загорится и будет большой пожар».
Летучие пары рома делали его очень опасным, а Лигон рассказывает, как они «потеряли превосходного негра», когда ром взорвался из-за свечи, которую использовали для освещения, переливая ром из бака в большую бочку:
«Спирт, потревоженный движением, взлетел, подхватил пламя свечи, и все загорелось, а бедный негр, который был превосходным работником, обгорел до смерти. И если бы он в момент возгорания ударил рукой по пробке, ничего бы не случилось; но он не знал этого средства, и мы потеряли целую бочку спирта и его жизнь в придачу
Этот напиток, хотя он случайно и погубил одного негра, излечил многих; ведь когда они больны, простужены (а это с ними часто случается) они идут к аптекарю плантации, которого мы называем доктором, и он дает каждому глоток этого напитка, это настоящее лекарство. Этот напиток имеет огромную пользу, лечит и придает силы бедным неграм, о которых мы должны особенно заботиться и чей труд приносит нам прибыль; и нашим работникам христианам он тоже приносит пользу»
Различие, которое здесь делается между работниками, может показаться странным, но Лигон объясняет и его:
«Однажды я встретил раба, который хотел стать христианином, но, когда я обратился к его хозяину, тот мне сказал, что на острове имеют силу законы Англии, а по этим законам нельзя сделать христианина рабом. Я сказал ему, что моя просьба в другом и что я хочу, чтобы он сделал раба христианином. Он ответил, что это действительно не одно и то же, но, сделав раба христианином, он не сможет считать его рабом, т.е. потеряет власть над рабами, делая их христианами. Если бы он открыл такую лазейку, все плантаторы острова прокляли бы его».
Если верить плантаторам, они сталкивались с массой сложностей. Это единственный вопрос, в котором Лигон полностью согласен с более поздними авторами, писавшими об образе мышления плантаторов.
Доза Дерби
Плантатор мог получать хорошую прибыль, но всегда были риски плохой погоды, бунта или войны, не говоря уже о болезнях, уносивших жизни, и налогах. Плантатор должен был купить, очистить и засеять землю, купить гвинейское просо для животных, разбить сад для рабов, а также обустроить места для работы и жилья. В число покупок входили: инструменты, гвозди, ободья и доски для бочек, навоз, варочные котлы, строительный материал, еда для рабов, оборудование для мельницы и котельной. Еще нужен был квалифицированный персонал. Даже если это тоже были рабы, им все равно надо было отпускать больше довольствия, а многие из них были свободными людьми, бывшими наемными работниками, отбывшими свой срок.
Надсмотрщик, винокур, плотник, кучеры и возницы, бондарь, старший лесоруб, кочегар, сторож, нянька для детей рабов, гончар и «черный доктор» всем им надо было платить, как и домашним слугам. И кроме всего, рабов надо было кормить, а поскольку покупать еду было дорого, ее выращивали, на что требовалось много рук как раз тогда, когда пора было собирать сахар!
Временами рабов кормили хорошо, хотя большую часть времени плантаторы старались сократить расходы, используя свои ресурсы. Участки между посевами тростника могли использоваться под пищевые культуры: ямс, эддо, бананы, привезенные из Африки на невольничьих кораблях. Одной из немногих неудач была попытка Уильяма Блая выращивать хлебное дерево рабам не понравился вкус его плодов, и на Карибах люди стали есть их только в XIX в.
Для тяжелого физического труда нужны были белок и соль, ведь рабы много потели. И вскоре не слишком разборчивый рынок для себя нашли здесь предприимчивые рыбаки из Новой Англии. Их бракованный товар плохо разделанная рыба, пересоленная или, наоборот, недосоленная, мог быть реализован как «помощь Вест-Индии», предназначенная для кормления рабов. В течение XVIII в., во времена неограниченной торговли из Бостона в Вест-Индию выходило в среднем по кораблю в день с грузом некачественной рыбы. Около 1650 г. Ричард Лигон увидел, что рыбу можно найти и ближе к дому. Он написал в своей «Точной истории» (Exact History):
«Индийцев у нас работает немного. Из других мест с соседних островов, с материка к нам привозят рабов. Женщины лучше разбираются в обращении с маниоком и приготовлении хлеба, чем негры, которых мы также используем для этого. Из мужчин получаются лакеи или рыболовы. В этом они хороши: своими приспособлениями они за день могут наловить столько рыбы, сколько достаточно, чтобы прокормить семью из дюжины человек в течение двух или трех дней, если вы сможете хранить рыбу так долго».
Остальная еда для рабов отличалась от острова к острову. На Ямайке было больше свободной земли, чем на Барбадосе, и рабы могли разбивать сады для выращивания еды. Барбадос поневоле был более зависим от внешних источников: маиса и риса, импортировавшихся из Америки, и конских бобов из Британии. Достоверные цифры сложно найти, но есть одна запись о только что купленных рабах без обеспечения землей, которые получали одну рыбу, а также девять бананов, или две пинты риса, или три пинты маиса в день. Рацион, как видно, был минимальный и однообразный, что вносило свой вклад в непродолжительность трудовой жизни большинства рабов.
Во время сбора урожая рабы могли жевать тростник и пить сироп, но к концу этого периода провизии уже не хватало. Томас Тистлвуд, работавший надсмотрщиком на Ямайке в середине XVIII в., отмечал в течение нескольких лет признаки плохого питания среди рабов в августе и сентябре. Уорд цитирует его дневник, в котором он записал 25 мая 1756 г., что раб по имени Дерби был пойман, когда ел молодой тростник тяжкое правонарушение: «Дерби пойман у Порт-Рояля за поеданием тростника. Его хорошенько высекли и натерли солью, и заставили Гектора нагадить ему в рот». Эта наказание, которое после получило название «Доза Дерби», похоже, не смогла сдержать правонарушителя, который снова появляется на страницах дневника Тистлвуда в августе: