Потому что людей хлебом не корми дай пострадать, вот уж действительно
Сказка про птичку, которая любила улетать на свободу[19]
В прозрачной роще, среди берез и орешника жила маленькая серо-бурая птичка, с виду неброская, как соловей, но без соответствующих вокальных талантов. Все, что она умела пропищать тоненько: «Чии-чик!» после чего снова надолго умолкала, донельзя утомленная собственной трелью.
Птичка наша не отличалась осторожностью и осмотрительностью. Строго говоря, во всей роще и даже в соседнем лесу не было большей растяпы и разгильдяйки, чем маленькая серо-бурая птичка. Окрестные хищники не сожрали ее лишь потому, что с детства знали: еде, которая сама залетает в рот, доверять не стоит. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке вероятно, эту сентенцию хищники усвоили вместе с мясом умудренных житейским опытом мышей, которых пожирали в неслыханных количествах.
Ничего удивительного, что однажды маленькая серо-бурая птичка угодила в ловушку птицелова. Странно только, что это случилось с нею не в первый же день самостоятельной жизни, а примерно недели через две. Надо думать, это была очень везучая птичка. Ей бы не по роще порхать, а в казино ставки делать.
Однако рано или поздно это должно было случиться. Птичка угодила в силки.
Нельзя сказать, что она очень испугалась. Поначалу оторопела, конечно скорее от неожиданности. Как это, дескать, я, такая распрекрасная маленькая серо-бурая птичка, вылупившаяся из самого пестрого в мире яйца и вдруг не могу улететь, куда захочу? Это как называется? Что за дела вообще?!
Потрепыхавшись, птичка убедилась, что освободиться без посторонней помощи совершенно невозможно, устала, притихла и принялась ждать, что будет дальше. Краткий, но позитивный жизненный опыт птички свидетельствовал: ничего не бывает навсегда, и почти все ненадолго. Оставалось надеяться, что к неприятностям это тоже относится.
Обнаружив в ловушке маленькую серо-бурую птичку, птицелов, честно говоря, растерялся. Он понятия не имел, что делать с этой добычей. Для жаркого птичка вряд ли годилась больно уж мала. Шансы продать ее на птичьем рынке казались ничтожными: птичка не имела ни товарного вида, ни сладкого голоса, ни даже громкого имени. По сравнению с ней даже полудохлый городской воробей показался бы образцом салонного шика.
Ну и что мне с тобой делать? обреченно спросил птицелов, извлекая из ловушки крошечный комочек свалявшихся перьев.
Чии-чик! жалобно пискнула маленькая серо-бурая птичка.
Вопросов больше не имею, проворчал птицелов и отпустил свою добычу.
Этот жест был продиктован скорее брезгливостью, чем великодушием, но маленькой серо-бурой птичке было решительно наплевать на такие тонкости. Она трепетала от восторга.
Это было совершенно новое, ни на что не похожее, упоительное ощущение: только что, всего секунду назад птичка наша не то что взлететь крыльями пошевелить толком не могла. И вдруг раз, и лети, куда вздумается, никто не держит!
Сейчас и сам полет, который прежде был для нее делом будничным, житейским, казался птичке дивным приключением, и привычный вид на рощу представлялся роскошной живописной панорамой, и мысли о грядущем ужине из мошек, вывалянных в цветочном нектаре, кружили голову не хуже самых что ни на есть романтических грез.
Маленькая серо-бурая птичка была счастлива, как никогда прежде. Целых три дня. А потом вдруг затосковала.
Она сама не понимала, что с ней происходит. Вроде бы, крылья по-прежнему за спиной, вокруг милая сердцу роща, роскошный вид на березы и орешник с высоты птичьего как-никак полета, тучная, сладкая мошка на завтрак, обед и ужин, беззаботный сон в сени жасминового куста чего еще желать?
Но маленькая серо-бурая птичка скучала и хандрила, пока снова не угодила в силки. Как водится, совершенно случайно, по разгильдяйству.
Старая история повторилась: оторопь, беспомощность, покорность судьбе, ожидание. Растерянность юного птицелова что прикажете делать с такой добычей?!
Мальчик долго думал, потом отнес маленькую серо-бурую птичку к отцу. Показал. Тот махнул рукой:
Выпусти, на фиг она тебе? Даже петь не умеет.
Чии-чик! подтвердила птичка.
Все произошло в точности, как в прошлый раз. Только что шелохнуться не было никакой возможности, и вдруг лети куда хочешь, на все четыре стороны. Красота, восторг и упоение всяким мигом бытия.
Маленькая серо-бурая птичка упивалась этим самым всяким мигом очень долго. Аж до самого вечера. Ну и утром тоже поупивалась немножко, но это, честно говоря, было уже не то.
В следующий раз птичка сунулась в силки добровольно. Ну, почти добровольно: в самый последний момент заметила ловушку, но даже не попробовала спастись. Решила: будь что будет, может быть, потом меня опять отпустят, и все будет хорошо.
Ничего удивительного, да.
Очередной птицелов взирал на маленькую серо-бурую птичку с непередаваемым отвращением. Дачники из города заказали ему певчего дрозда; аванс был получен и благополучно пропит, а вместо дрозда в силок попалась какая-то мелкая безголосая дрянь.
Еще немного, и сердитый похмельный птицелов в сердцах открутил бы глупую птичью голову, но в последний момент одумался и зашвырнул свою добычу в кусты.
Нечего и говорить, что птичка была в восторге.
С тех пор маленькая серо-бурая птичка целыми днями порхает по роще, а иногда даже наведывается в близлежащий дачный поселок. Былое разгильдяйство позабыто, теперь она внимательно глядит по сторонам: ищет силки и ловушки. А когда находит, старается устроиться там поудобнее, без особого ущерба для перьев и лап. Терпеливо ждет птицелова, чтобы прощебетать жалобное: «Чии-чик», всем своим нетоварным видом взывая к милосердию или хотя бы пренебрежению. До сих пор это работало. Но птичка, в общем, уже давно повзрослела и прекрасно понимает, что раз на раз не приходится, не всякий птицелов великодушен, не каждому она покажется незавидной добычей. Так что рискует она вполне сознательно.
И черт с ней.
Сказка про Маленького Динозавра[20]
Давным-давно
Нет. Не просто давным-давно, а так давно, что скорее никогда, чем когда-то, жил-был Маленький Динозавр.
То есть сначала он не жил и не был. Сначала его вовсе не было. А потом Маленький Динозавр вдруг взял да и появился. Не родился, как, скажем, щенок, или котенок, а вылупился из яйца. Динозавры они ведь вылупливаются из яиц, совсем как цыплята. А ты и не знал?
Ну, не страшно. Мне в общем тоже совсем недавно про это рассказали. Раньше в голову не приходило. Зато теперь будем знать.
Надо сказать, что наш Маленький Динозавр вылупился не в самый подходящий момент. Он умудрился покинуть яйцо аккурат в Конце Времен. То есть не всех времен вообще, а в конце динозавровых времен. Динозавры в ту пору как раз собрались вымирать ну и времена их, соответственно, в связи с этим подошли к концу. А наши, человеческие времена тогда еще и не думали начинаться. Скажу больше: динозаврам такая глупость, как люди, хотя бы даже и троглодиты пещерные, вообще в голову прийти не могла. Если бы кто-то стал им рассказывать про людей, они бы, пожалуй, забыли на время о необходимости вымирать, и принялись бы хохотать, уперев хвосты в бока. А хохот динозавров, это, скажу вам, не шуточки. От такого дела гигантские хвощи гнутся к земле, птеродактили сбиваются с намеченного курса и улетают на край света, а из океана выползают моллюски, чтобы посмотреть, что стряслось: уж не упал ли на Землю очередной метеорит? Ан нет, это просто динозавры веселятся. Бывает, ага.
Ну и вот.
Мама и папа Маленького Динозавра были Печальные Динозавры. Имен у них не было: когда динозавры узнали, что живут в Конце Времен, они так опечалились, что и думать забыли про имена. Вымирать дело серьезное, тут на всякую ерунду отвлекаться не следует, так они думали. Большие существа вообще отличаются серьезностью и основательностью: чем больше, тем серьезнее. А динозавры, как известно были большие звери. Некоторые размером с трехэтажный дом, некоторые с пятиэтажный, а некоторые еще больше. Таких огромных зверей никогда больше не было на Земле. Разве что киты, но они, строго говоря, живут не на земле, а вовсе даже в океане. А значит, не считается.
Поэтому я и говорю, что Маленький Динозавр вылупился из яйца совсем невовремя. Если бы он сделал это, скажем, на полмиллиона лет раньше, все было бы здорово: жизнь у динозавров в ту пору была веселая: хочешь, папоротники нюхай, хочешь, полетом птеродактиля любуйся, хочешь сражайся с другими динозаврами. Не жизнь, а просто праздник какой-то.
Но в ту пору, когда родился Маленький Динозавр, взрослые динозавры уже не интересовались ничем, кроме вымирания. Как еще его мама и папа яйцо снести ухитрились вот загадка. Другие динозавры смотрели на них с изумлением, украдкой крутили хвостами у висков. Дескать, надо же, что учудили. С какой, интересно, стати?.. Но вслух ничего такого не говорили. Динозавры очень тактичный народ, хоть с виду и не скажешь.
Впрочем, мама и папа Маленького Динозавра сами не очень понимали, что им теперь делать. С одной стороны, Маленького Динозавра надо как-то воспитывать. Учить уму-разуму и прочим полезным вещам. Вот, скажем, все те же полмиллиона лет назад было совершенно ясно, чему нужно учить маленьких динозавров: как охотиться, где пастись, в какие игры играть с друзьями, как дразнить тиранозавров (все остальные динозавры очень их недолюбливали за сварливый нрав и командирские замашки), как устраиваться на ночлег, и какие сны в какое время года следует смотреть. Теперь же, в Конце Времен, все эти знания были малышу без надобности так, по крайней мере, казалось его родителям и другим взрослым динозаврам. Зачем учиться, если все равно вымирать? Собственно, только этому и стоило теперь учиться: как правильно вымереть, без лишних усилий и дополнительных хлопот, так думали взрослые.
Поэтому мама и папа быстренько объяснили Маленькому Динозавру, как отличить съедобные хвощи от несъедобных, и оставили его в покое. Ушли на Поляну Печали: грустить и ждать, когда Маленький Динозавр станет достаточно взрослым, чтобы грустить и вымирать вместе с ними. А пока о чем с ним разговаривать? Правильно, совершенно не о чем.
Поэтому Маленький Динозавр рос, можно сказать, в одиночестве. Других маленьких динозавров вокруг не было: все взрослые решили, что если уж все равно скоро вымирать, то и яйца нести ни к чему. Мама и Папа, конечно, иногда приходили взглянуть, как у него дела, но ненадолго. Они были очень, очень заняты. Такое уж дело печаль: удовольствия от нее никакого, а времени и сил отнимает так много, что на другие дела почти ничего не остается.