Бей, бей, Ган, по стенам, подсказывал он мне (я уже раза три съездил, порвав все бикини-картинки).
Бей-с! вдруг особенно форсированно подстрекнул Яха, имитируя некий возглас из иностранщины, и со всего размаха впечатал профиль Перекуса в стенку.
Кобазь, хоть и перестал справлять свои мужские обязанности, сидел смирно, кажется, несколько покраснев, и молчал. Ленка только изредка лепетала, обращаясь почему-то к одному Яхе: «Хватит, Алёшк, хватит уже»
В этот момент подъехал мотоцикл, Кобазь сразу поднялся (почуял, наверно, что приехал его сотоварищ Гниль) и говорит Яхе: «Ну ты, Лёх, и пидарас». Перекус тоже что-то подхмыкнул с пола.
Пойдём выйдем! завопил Яха.
Пойдём! заорал я (хотя по идее должен был орать Кобазь).
Со всех ног я вдруг ринулся к двери. Тут я столкнулся с жирным одногодком по кличке Боцман, а он, дурак, возьми да и ткни меня в пупок пальцем. В бешенстве я одновременно залепил ему рукой в ряшку и в пах ногой. Он согнулся, но вдруг вцепился всей пятернёй мне в щёку, потом второй лапой схватил за бедро, приподнял и бросил с порога. Я довольно удачно приземлился на колья оградки не сломал даже рёбер, только оцарапал их. Боцман стоял на свету в дверях. Волосатые толстенные ноги в шортах. Я тут же вскочил и, метнувшись на четвереньках, протянувшись по земле, схватил его за ногу. Он хлестанулся с ужасным звуком на бетон (в том числе и лицом), правда второй трёхпудовой ногой угодив мне в зубы. Я помню, как я сидел уже у него на груди и зверски долбил его по физиономии, лил дождь Яха бил меня по лицу, Змей оттаскивал (Яха вдруг засветил и ему), Ленка вопила, Гниль и Кобазь смеялись Яна стояла у стенки терраски, обитой толью, под навесом, но волосы её были мокрые это очень её украшало
Меня, видимо, оттащили. Я валялся уже в лебеде метров за двадцать от хатки. Меня сотрясала нервная дрожь, в глазах всё плыло. На свету маячила она, Яна (откуда она взялась приехала с Гнилью?! видела всё?!). Я фокусировался только на ней, она была равнодушна, к тому же иронична, я сразу почувствовал какой-то позор, своё мальчишество дистанцию в 20 метров 20 лет! между нами.
Меня, видимо, оттащили. Я валялся уже в лебеде метров за двадцать от хатки. Меня сотрясала нервная дрожь, в глазах всё плыло. На свету маячила она, Яна (откуда она взялась приехала с Гнилью?! видела всё?!). Я фокусировался только на ней, она была равнодушна, к тому же иронична, я сразу почувствовал какой-то позор, своё мальчишество дистанцию в 20 метров 20 лет! между нами.
Убью! заорал я, отплёвываясь от крови и намереваясь подбежать прямо к Боцману (он сидел на пороге со всеми, жадно, с сопением затягиваясь бычком), но мне навстречу выдвинулась Ленка.
Я отлеплял целые куски грязи от внутренней стороны своей коротенькой маечки, заголил пупок, откинул голову. Дождь едва капал, небо было абсолютно чёрным, тучи казались на нём светлыми; делая зрительные усилия, я на какое-то мгновенье необычайно ясно видел несколько крупных звёзд, потом опять всё плыло Я был в так называемом аффекте, чуть ли не плакал; теперь уже тихо, бессильно, страдальчески произносил «убью» и швырялся грязью (в Леночку). Она очутилась совсем близко, наклонилась, что-то говорила
Обращение «Лёшка» (так говорила в своё время Яночка) мне было крайне приятно остального я не понял По другим своим воспоминаниям, первые минуты две я был ещё и как-то счастлив, весьма самодовольно улыбался Меня даже осенило, что маечка эта, кою я откопал среди старья, которое мама собиралась пустить на тряпки, мне удивительно идёт, это вполне себе стильно, брутально и секси хотя обычно не мыслю в подобных категориях, а тогда я, наверно, их и вообще не знал и если уж Яна не понимает, то Я вижу звезду, думал я, звезда это поток света, поток частиц, значит, частица звезды, чтобы я её увидел, влетает в мой глаз, в мой мозг. Она пролетела миллионы и миллионы километров, летела тысячи и миллионы лет в мой глаз! Я тупо смотрел на присевшую рядом одноклассницу, она теребила меня и о чём-то увещевала, а я между тем машинально ещё приговаривал «убью» и скрежетал зубами. Автоматически я сфокусировался на ней и в последний раз сказал «убью» она сидела предо мной на корточках, и вдруг её поза сделалась ещё непринуждённее. Это подействовало на меня успокаивающе, оцепеняюще как будто обдали кипятком. Я впился взглядом в её тонкие белые трусики тут меня опять посетила какая-то мыслительная метафора (но уже столь чудовищная, что я даже её не вполне осознал и помню только как ощущение чего-то грандиозного, а как вспоминаю, получается только дрянь), она меня по-прежнему теребила, что-то ёрзала и хорошенько умудрилась сделать так, чтобы трусики чуть-чуть «сбились» вбок Тут я озверел схватил её за шею и толкнул в траву, подбежал к мотоциклу и толкнул его ногой. «Мотоцикл расколю, паскуда Гонилая!» (Гнилого я всегда опасался, если не сказать боялся.) Мотоцикл (он сам, Цыган, зовёт его «жу-жу») куртыхнулся на редкость эффектно прямо к порогу, зеркальце погнулось и разбилось.
(«Настоящая любовь»)
Один раз гуляли на дне рождения у Лёхи. Слай и не заметил, что Яна вышла и незнакомец (теперь уже знакомец) [Кай] тоже пропал из-за стола. От помеси напитков Слаю стало тошно, и он вышел на крыльцо дохнуть [?] свежим воздухом. Горел фонарь, и Слай увидел, что метрах в двадцати под деревом стояли Яна с незнакомцем, обнявшись, долго и нежно целовались и будто не видели наблюдателя. Слай хотел отвернуться, уйти, но не мог. Руки незнакомца очутились у неё под мини-юбочкой, влюблённые продолжали целоваться, зоркую тишину отпугивали слабые сладковатые стоны девушки.
(«Дневник»)
зеркальце согнулось и разбилось. Цыган воспринял сие чрезвычайно умильно (а за ним и все). Это меня усмирило. Я сел к стенке террасы, чувствуя спиной холодную мокрую толь, и ополз
(«Настоящая любовь»)
Слай видел кружащуюся муть.
(«Дневник»)
Когда я оклемался, то сообразил, что праздник кончился Гниль и Кобазь утекали на «жу-жу». «Догоню убью!» вяло продекламировал теперь уже Змей, высунув голову из лебеды. Светало, было зябко (хотя прошло, по-моему, всего с полчаса).
А где Боцман?! вдруг встрепенулся я.
Никого не было видно, даже Змея. Я прислонился к толи помочиться и вдруг заслышал совсем рядом характерный харкательный звук.
Кто плюётся щас убью! механически доделывая дело, среагировал я, вероятно, просто вторя мертвецки пьяному Змею.
Кто плюётся щас убью! механически доделывая дело, среагировал я, вероятно, просто вторя мертвецки пьяному Змею.
Смачный плевок присосался к толи совсем уж рядом с моим гениальным профилем. Я резко развернулся Яна. Я как-то схватил её в воздухе за руку (может, хотела ударить меня?!), но вскоре повалился наземь, цепляясь за что-то когтями, вдруг я совершенно отчётливо почувствовал у себя в объятиях её плотные икры в спортивных штанишках, потом эта «икринка» так больно съездила меня в нос что я полез выше, ощущая уже плотные бёдра и чувствуя, что висну уже на резинке от этих штанов глотая поток крови из носа, я восклицал: «Толстая девка жизнь моя!» При сих словах я получил несколько очень жестоких пинков в тело, даже едва успел рассмотреть, как она быстро отходит прочь, отплёвываясь и оправляя штанишки.
Скажи спасибо, что никто не видел, сволочь. Завтра Жека тебя убьёт [это её братан старший].
На пороге, видимо, стояла Ленка. И видимо, всё видела. Эффектную сентенцию я, понятное дело, полусознательно припасал для неё, чтобы при случае эффектно козырнуть
Через тебя же, гомик скрёбаный, и тут торчу. Эти два пидора ещё съебались! Кобазя он «увёз» от смерти спас! Как привезти, так Завтра Жека и Гнилище начистит еблище! Ещё! Где у тебя туалет-то?
Да вон, на бугре, ты ж туда и шла.
Не-ет, спасибочки, туда я больше не пойду, дай нитку резинку зашить, а то мать утром глянет во-первых, утро уж светло, и во-вторых, как где валялась и штанишки спущены Скажет, где ж ты была, родная?!
Рая! словно эхо, возник возглас Зьмея.
И вот ещё чудо-то морское!
Да, о Заме Яночка всегда любила лестно отозваться, но пассажей, реконструированных чуть выше, я от неё никак не ожидал.
(«Настоящая любовь»)
Слай видел кружащуюся муть. Он был шокирован, взбешён, уничтожен, распылён на атомы. Он знал, что Яна порядочная девушка, что она могла кокетничать, играть, но не позволяла себя так целовать, трогать Она влюбилась?! Парень залетел обратно в дом и опился в тот вечер до умопомрачения [видать, спасло беднягу от удоподрочения!]. В бреду он повторял её имя и грозился убить своего нового знакомца. И если бы смог подняться, то убил бы.
V
Первое мая праздновали дома у нового знакомого, всеобщего кореша и авторитета.
(«Дневник»)
такого я от неё никак не ожидал. Да разве ожидал я всех своих пьяных приключений?
Честно говоря, предвкушал кое-что, весь этот фарс и фарш.
Опять я вынужден сделать несколько ремарок. Дело было так: я сидел, ходил, маялся, часто курил, глушил «чифир», содрогался от каждого звука моя неровная нервная натура заразилась какой-то болезнью раздражения, боязни всех и вся. Как назло, подвернулся листик из той самой повести про любовь, это был 40: «А однажды она выпорхнула из общежития навстречу этому типу, не заметив или не желая заметить Генку, топтавшегося рядом, повисла на его руке и, щебеча что-то, пошла по улице. Генка не прячась шёл следом. До дома, где этот тип [вот ещё словце тип!] жил, шёл. Потом заметил, в каком окне вспыхнул огонь, даже через четверть часа на миг увидел Настю в окне: она задёргивала шторы. Ещё через полтора часа [тоже мне хронология часы да часы!] свет там погас. Настя оставалась у этого типа»
И чуть ниже: «Потом он сказал себе: «Всё. Кто виноват, что тобой пренебрегли? Ты и только ты. Не сумел стать самым главным в её жизни. Всё. Уходи». И ушёл. С угрюмым остервенением ушёл весь в учёбу, глушил горе, вкалывая на субботниках до обалдения.
И когда комитет комсомола начал отбирать кандидатов в стройотряд особого назначения для первого десанта на месте будущего города нефтяников в самом северном в области Чернояровском районе, из первокурсников взяли только его». И рядом: «А однажды провожал он до студенческого лагеря прикомандированную к штабу долговязую девицу с филфака Была уже белая ночь, и кажется, гроза собиралась. Провожал не по доброй воле И тоже как-то вдруг стали целоваться».