Я заваривал чай и не успел. Всего хорошего. Спокойной ночи, пожелал я, вспомнив, что Снежке это нравится.
Спасибо. Какая уж теперь ночь! сказала Снежка и повесила трубку
И тут мне стало страшно: вдруг Вета Павловна посоветовалась с завучем; он решил, что щенок мешает мне учиться, а она велела маме унести его из дома, пока я не остался на второй год в первом классе?
И вот сейчас, в эту минуту, на свежем воздухе решается его судьба, а сам он ничего не знает и спокойно таскает по полу старый чувяк.
Кыш! Иди сюда! Всё плохо! Гроза!
«Рр-е?» спросил Кыш, положив лапы на мои колени.
Над нами гроза! Но нет! Никогда! Ты мне не мешаешь учиться. Наоборот, я захотел стать лучше, чтобы ты тоже от этого воспитался. Я буду смелым, разгадаю всемирную тайну, а тебя научу считать до десяти!
Я выглянул в окно. Мама и папа сидели около газетного киоска. Папа размахивал руками, а мама его слушала. О чём они говорят, понять было нельзя. И вот первый раз в жизни я решился подслушать их разговор. Только из-за Кыша. Решился только из-за него.
Вдруг они согласились, что он отвлекает меня и однажды, когда я уйду из дома, отнесут Кыша другим людям! Нет! Я сейчас же упрошу папу и маму не делать этого!
Я надел пальто, сапоги, выбежал на улицу и осторожно перелез через ограду.
Выл ветер, словно вправду собиралась гроза. Моих шагов по шуршащей листве не было слышно. Я подобрался к киоску, высунул ухо из-за угла и прислушался.
Ты права. Но я вторую неделю сам не свой. Машина барахлит Лучший друг предал Под ногами вертится щенок А сын обрушивает на меня шквал вопросов. Даже не шквал, а цунами! И я стою, как утёс! Я вынужден ответить на вопрос сына. И рыться в энциклопедии! Отвечу на один он находит новый и обрушивает на меня! Я стою, как утёс, но в одно прекрасное мгновение рухну! печально сказал папа, и я, закусив губу, со страхом представил, как он стоит на берегу моря и об его грудь разбивается девятый вал, но папа только отплёвывается от солёной воды и, сдувая с кончика носа пену, ждёт нового шквала моих вопросов
Ну, признайся, что ты неправ, и помирись с Сергей Сергеевым. Тогда у тебя будет хорошее настроение. Ты начнёшь радоваться каждому вопросу Алёши, как раньше. Ведь ты из-за него пополняешь своё образование! Ты скоро будешь знать всё. Даже как дрессируют кенгуру!
До этого я не дотяну. Рухну, снова печально сказал папа.
Потом, щенка купила не я, а ты.
Я замер, схватившись за сердце, чтобы не услышали его стук.
Если тебя раздражает, что он лает на бритву, если он стал тебе невыносим уноси. Пристраивай в другое место. Рань ребёнка в самое сердце. Все мозговые кости будут доставаться тебе.
За кого ты меня принимаешь? с обидой спросил папа, и я почувствовал, что он не такой человек, чтобы из-за костей отдать Кыша
Я успокоился и побежал обратно домой.
38
Когда в подъезде перед дверью я обнаружил, что оставил ключи от квартиры в пиджаке, я сразу понял: это в наказание за подслушивание. Прямо в наказание.
Кыш учуял, что я стою перед дверью, царапал её с той стороны и визжал от нетерпения.
Что делать, Кыш? спросил я и ужаснулся: вдруг они не взяли с собой ключи, понадеявшись на меня. Ведь мама без сумки, а папа в лыжном костюме без карманов! Ой! Что я наделал! Кыш! Что я наделал!.. Кыш! Как быть? шептал я перед дверью.
«Рр-о! сказал из-за двери Кыш. Только не бойся! Попробуй забраться в квартиру по пожарной лестнице с балкона Лёликовых!»
Ладно. Спасибо. Придётся лезть, ответил я, а сам сразу почувствовал знакомую слабость в коленках и кислятинку во рту.
Несмотря на это, я решил, что настал тот самый момент для главного испытания, про который папа часто говорил, что настоящий человек должен готовить себя к таким моментам всю жизнь
Я поднялся по лестнице и позвонил в квартиру Лёликовых, которые жили над нами.
Мишка! У меня дверь захлопнулась. Дай по пожарке спущусь, сказал я заспанному Мишке Лёликову из пятого класса. Причём постарался сказать это так просто, как будто просил чинилку для карандашей.
А что у тебя зубы стучат? спросил Мишка.
Замёрз, сказал я.
Не забывай ключей, Портфель!
Мишка знаком велел мне идти за собой.
Мы на цыпочках прошли по коридору в кухню. Мишка открыл балкон, раздвинул доски, приподнял квадратный люк и ворчливо заторопил:
Быстрей! Думаешь, тепло в трусиках!
Я свесил ноги с края люка, нащупал первую перекладину пожарки, встал на нее, крепко держась руками за люк, точно так же нащупал вторую третью четвёртую пятую шестую И даже не поверил, когда через целую вечность у меня под ногами скрипнул деревянный настил на нашем балконе
Тут я почувствовал, что на улице очень холодно, и заметил, как от порывов ветра позванивают стёкла окон. Я посмотрел вниз, и мне было непонятно, куда делся мой страх.
Я стоял на балконе, и вдруг в нашей кухне зажёгся свет. Ко мне подошёл папа и спросил:
Тоже дышим свежим воздухом?
Тут прибежал Кыш. Он очень удивился, как это я ухитрился попасть в квартиру, хотя сам посоветовал мне спуститься на балкон по пожарке.
Я почувствовал, что теперь мне не страшно рассказать папе, как и из-за чего я подслушал разговор, как забыл ключи и вот попал на балкон.
Папа закрыл глаза и, помотав головой, спросил:
Ты знаешь, что было бы с мамой, если бы она увидела тебя висящим над бездной? Ты очумел?
Ты сам велел, чтобы я был смелым. И потом, я мог свалиться только на наш балкон, а не на улицу.
Марина! Мы тут продолжаем дышать свежим воздухом! крикнул папа в квартиру. Маме ни слова! Да, я хочу, чтобы ты не был трусом, но из этого не вытекает, что ты завтра же должен в обеденный перерыв ворваться в клетку к голодным львам или положить за пазуху пару кобр. Нужно шевелить мозгами! Иди спать
А о чём ты говорил с Ветой Павловной? спросил я.
Это педагогическая тайна, ответил папа.
Уснул я, представив себя директором зоопарка. Я вошёл в обеденный перерыв в клетку ко львам и угостил их бутербродом с колбасой, но львы не захотели его есть, чтобы не перебивать аппетита перед едой: им в клетку сторожа уже закинули куски мяса. И мне ни капельки не было страшно в львиной клетке
39
И такого утра, как на следующий день, я никогда в своей жизни не видел. Я опять встал из-за прогулки с Кышем раньше всех, подошёл к окну, и мне на секунду показалось, что пятиэтажных домов перед нашим десятиэтажным больше нет, что их снесли за ночь и что нет во дворе ни зелёных газонов, ни тополей. Вот это чудеса!
Я протёр глаза. Это за ночь и красные крыши домов, и газоны, и тополя присыпало снегом, которого никто не ожидал, и они казались невидимыми.
За окном было туманно и тихо, потому что не скрежетал по асфальту скребок дворника.
Кыш! Быстрей! Я тебе сейчас покажу твой первый в жизни снег! Пошли!..
Я открыл дверь подъезда, пропуская Кыша вперёд, но он высунул на улицу нос, принюхался и чихнул, как будто подумал, что незнакомый холодный запах почудился ему спросонья и что нужно поэтому принюхаться как следует.
Я точно так же протирал спросонья глаза.
Принюхавшись, Кыш вышел во двор и угрожающе сказал:
«Рр-ы!»
Он предупреждал, чтобы это мягкое, холодное, белое не вздумало вытворить с ним, с Кышем, какую-нибудь злую шутку.
Он сначала понюхал снег, потом потрогал передней лапой, потом, осмелев, откинул двумя задними ногами, хватанул немного для пробы, пожевал, склонив голову набок; наверно, понял, что он, Кыш, сильней, хотя снега вокруг видимо-невидимо, кувыркнулся и кругами понёсся по двору, оставляя за собой цепочку первых на снегу следов.
Потом он долго размышлял над лужей, затянутой тонким ледком, похожим на зимнее окошко, и не мог понять, что это такое. Но всё же додумался, потому что вдруг поднял голову и сказал мне:
«Рр-а! Как я сразу не догадался? Ведь это большая тарелка с застывшим супом! Ты видел? Я вчера не доел суп, он остыл и покрылся белой корочкой. Так и тут. Только суп в моей маленькой миске вкусней, чем в этой большой тарелке! Рр-а!»
Я подумал, что Кыш молодец и многому хорошему научит меня в жизни. И я его научу.
Он бросился за воробьями, а я смотрел на тополя, и липы, и рябинки, которые стояли смирно, будто боялись пошевельнуться.
И снег лежал на каждом тополином листочке, на оголённых ветках лип, на красных гроздьях рябинок.
Снег ухитрился поместиться даже на кончиках зелёных деревянных колышков забора, на проводах, не говоря уж о крышах легковушек, стоявших во дворе, и сиденье красного мотоцикла «Ява».
Жильцы выходили из подъездов и, улыбаясь, смотрели вокруг, на утро первого снега, и шли по своим делам
У Кыша, наверно, замёрзли лапы всё-таки бегать приходилось босиком. Он по очереди поджимал под себя каждую лапу, потом вспугнул голубей, топтавшихся на чёрной крышке люка, и сам уселся на их место.
Под этой чугунной крышкой находились горячие трубы. Поэтому она не замерзала в самые страшные морозы и быстро оттаивала в снегопад.
В морозы на ней, нахохлившись, сидели грелись голуби и воробьи, клюя незамерзающий мякиш.
Кыш сидел и грелся на круглой чёрной крышке, как великан на маленькой арене, а рядом ходил сердитый голубь. Зоб у него раздулся от злости, в нём что-то перекатывалось, и казалось, что голубь проглотил шарик от пинг-понга.
Я слегка продрог и позавидовал Кышу. Ho не сгонять же его с тёплой крышки, как он согнал голубей!
40
Перед уходом в школу я опять привязал Кыша к батарее.
На улице мне захотелось встретить Снежку. Я подождал её немного, а потом заспешил, чтобы не опоздать. Снег на улице уже затоптали. Только на деревьях, растущих вдоль тротуаров, он белел нетронутый и пушистый
А около школы мальчишки трясли тополь. Снег хлопьями слетал с него, и он весело шумел мокрой, как после дождя, листвой.
В школьном дворе меня вдруг оглушил удар по затылку, и фуражка упала на землю.
Я посмотрел по сторонам, но не увидел никого из нашего класса. За мной шли трое ребят, и среди них Рудик. Кроме него, больше некому было так сильно ударить меня по затылку. Или он кого-нибудь подговорил
Они прошли мимо. Они сделали вид, что меня не замечают. Они смеялись и разговаривали.
Я стоял, потирая рукой больное место, стараясь не расплакаться, и моя фуражка валялась под ногами в мокром снегу.
Тут зазвенел звонок, я схватил фуражку, побежал в школу и до прихода Веты Павловны успел рассказать Снежке про подлый удар снежком по моему затылку. Ещё я рассказал, как вчера судили Рудика. Снежка была уверена, что он мне мстил, и подула на ушиб.