Жан-Кристоф Гранже
Присягнувшие Тьме
Посвящается Лоранс и нашим детям
I
Матье
1
Между жизнью и смертью.
Эрик Свендсен обожал изъясняться афоризмами, и за это я его ненавидел. Во всяком случае, сегодня. По-моему, судмедэксперт должен просто излагать факты точно, строго по делу, и баста. Но швед не умел сдерживаться: он не говорил, а вещал, оттачивая каждую фразу
Очнется Люк с минуты на минуту, сказал он. Или не очнется никогда. Тело функционирует, но мозг практически умер. Он сейчас где-то между этим миром и тем.
Я сидел в холле отделения реанимации. Свендсен стоял спиной к окну.
Где же это все-таки случилось? спросил я.
В его загородном доме, возле Шартра.
А почему его привезли сюда?
В Шартре его оставить не могли там нет нужного оборудования для реанимации.
Но почему именно сюда, в Отель-Дье?
Они решили, что так будет лучше. В конце концов, Отель-Дье это ведь госпиталь для легавых.
Я сжался в кресле. Ни дать ни взять олимпийский пловец, готовый к прыжку. Из-за двойных закрытых дверей просачивался запах антисептика, особенно тошнотворный в жаркой духоте помещения. В голове у меня теснились вопросы.
Кто его нашел?
Садовник. Углядел тело в реке, рядом с домом, и вытащил на берег. Это было в восемь утра. Хорошо еще, что там Служба спасения близко. Вовремя подоспели.
Я видел эту картину очень живо. Дом в Верне, лужайка, за ней поле, речушка с берегами, поросшими высокой травой, густой кустарник на границе участка. Сколько выходных я там провел
И тогда я произнес слово, которого все избегали:
Кто сказал, что это самоубийство?
Ребята из Службы спасения. Они составляли протокол.
А почему не несчастный случай?
К телу был привязан груз.
Я поднял глаза. Свендсен развел руками в знак сожаления. На фоне окна его силуэт казался вырезанным из черной бумаги. Изящная фигура, курчавая шевелюра, круглая как шар.
У Люка к поясу проволокой были прикручены куски строительных блоков. Наподобие спасательного пояса.
Может, убийство?
Брось, Мат. Тогда бы его нашли с тремя пулями в башке. А там никаких следов насилия. Он нырнул сам, и ничего с этим не поделаешь.
Я подумал о Вирджинии Вулф, которая бросилась в реку, насовав в карманы камней. Это было в Англии, в Сассексе. Свендсен был прав, и доказательством тому служило само место происшествия. Любой другой полицейский из уголовки пустил бы себе пулю в лоб из табельного оружия. Но Люк любил церемониал, символичные места. Ферма в Верне, которую он с великими трудами выкупил, отремонтировал и обставил, как раз и была одним из таких мест. Настоящее святилище.
Судебный врач положил мне руку на плечо:
Он не первый полицейский, который свел счеты с жизнью. Вы все ходите по краю пропасти
Опять высокопарная болтовня: я ее уже не слушал. Вспомнил статистику: только за прошлый год во Франции застрелились почти сто полицейских. Похоже, в наши дни самоубийство становится привычным способом завершить карьеру.
Мне показалось, что в коридоре стало еще темнее. Нестерпимо воняло эфиром, от жары было нечем дышать. Когда же я в последний раз разговаривал с Люком? Вот уже несколько месяцев, как мы и словом не перемолвились. Я посмотрел на Свендсена:
А ты-то как тут оказался?
Он пожал плечами.
Мне на набережную Рапе[1] принесли покойника. Громилу во время ограбления хватил удар. Парни, которые его привезли, как раз ехали из Отель-Дье. Они мне и рассказали про Люка. Я все бросил и примчался сюда. В конце концов, мои клиенты могут и подождать.
У меня в ушах эхом зазвучали слова Фуко, моего старшего помощника, позвонившего час назад: «Похоже, Люку крышка!» В голове застучало от боли.
Я внимательно оглядел Свендсена. Без белого халата он казался каким-то ненастоящим. Но это, конечно, был он: маленький крючковатый нос, очки в тонкой оправе, закошенные под пенсне. Врач мертвых. Что ему делать у постели Люка? Не к добру это!
Распахнулась двойная служебная дверь, и на пороге возникла коренастая фигура врача в помятой зеленой робе. Я сразу его узнал: Кристоф Буржуа, анестезиолог-реаниматолог. Два года назад он пытался спасти одного сутенера с шизоидными наклонностями, который во время облавы на улице Кюстин, в Восемнадцатом округе, открыл беспорядочную стрельбу. Он успел уложить двух полицейских, пока ему в спинной мозг не впилась пуля 45-го калибра. Пулю выпустил я.
Я встал и шагнул ему навстречу. Он нахмурился:
Мы знакомы?
Матье Дюрей из уголовки. Дело Бенцани, март 2000 года. Отморозок с пулевым ранением, тут у вас и скончался. Потом мы еще раз виделись в суде, в Кретее. В прошлом году, на заочном процессе
Он махнул рукой, словно говоря: «Через меня их столько прошло» У него были густые седые волосы, которые его совсем не старили, а наоборот, свидетельствовали о жизненной силе и добавляли ему привлекательности. Он бросил беглый взгляд на дверь реанимации.
Вы насчет полицейского в коме?
Люк Субейра мой лучший друг.
Он сморщился, как будто услышал еще одну дурную новость.
Он выкарабкается?
Врач возился с завязками робы, закрепленными на спине.
Чудо уже то, что у него заработало сердце, вздохнул он. Когда его выловили, он был мертв.
Вы хотите сказать
Клиническая смерть. Не будь вода такой холодной, мы ничего не могли бы сделать. А так организм находился в условиях гипотермии, что замедлило проникновение воды в ткани. Ребята из Шартра оказались на редкость находчивыми. Они попытались сделать невозможное разогрели ему кровь. И это сработало. Настоящее воскрешение.
Как вы сказали?
Свендсен, торчавший поблизости, тут же встрял в разговор:
Я тебе объясню
Я едва не сжег его взглядом. Врач посмотрел на часы:
Мне правда надо идти
И тут меня прорвало:
За этими дверьми погибает мой лучший друг, и я хочу знать, что с ним!
Прошу меня простить, улыбнулся врач, диагноз еще не до конца ясен. Мы проводим тесты, чтобы понять, насколько глубоко он погружен в кому.
А физическое состояние?
Жизнь к нему вернулась, но беда в том, что мы не можем его разбудить И даже если он очнется, неизвестно, каким он станет. Все зависит от того, насколько поврежден мозг. Поймите, ваш друг вернулся с того света. Его мозг подвергся кислородному голоданию, что не могло не вызвать разрушений.
Но ведь кома бывает разная?
Да, вы правы. Есть вегетативное состояние, когда пациент реагирует на некоторые раздражители, и настоящая кома, то есть полное отключение. Похоже, ваш друг где-то посередине. Вам лучше поговорить с Эриком Тюилье, он невропатолог. (Я записал имя в блокнот.) Это он сейчас проводит тесты. Договоритесь с ним о встрече на завтра.
Он снова взглянул на часы и добавил уже тише:
И вот еще что Я не стал спрашивать у его жены, но Ваш друг принимал наркотики?
Конечно нет! С чего вы взяли?
На сгибе локтя у него следы от уколов.
Может, ему кололи какое-то лекарство?
Жена говорит, что нет. Она в этом совершенно уверена.
Врач, наконец, стянул с себя робу и протянул мне руку:
Мне действительно пора идти. Меня ждут в другом отделении.
Я пожал ему руку в ответ, и тут двери снова раскрылись. На пороге стояла Лора, жена Люка, в бумажном халате и надвинутой на лоб медицинской шапочке. Она пыталась сделать шаг, но ноги ее не держали. Я бросился к ней. Она резко отстранилась, словно испугавшись то ли моего голоса, то ли одного моего вида. Она посмотрела на меня холодным и ничего не выражающим взглядом.
Лора! Если тебе что-нибудь нужно, ты только скажи
Она отрицательно качнула головой. Лора никогда не была красавицей, а сейчас и вовсе напоминала привидение.
Вчера вечером, торопливо заговорила она, он сказал, чтобы мы уезжали без него. А он пока останется в Верне. Не знаю, что там случилось Ничего не знаю
Ее шепот перешел в бессвязное бормотание. Мне хотелось ее обнять, успокоить, но я не мог решиться на подобную фамильярность. Ни теперь, ни раньше. На всякий случай я сказал:
Он выкарабкается, я уверен. Мы
Она смерила меня ледяным взглядом. Глаза ее враждебно сверкнули.
Это все ваша работа! Ваша гребаная работа!
Не говори так. Это
Я не успел договорить, потому что Лора разрыдалась. Мне снова захотелось ее утешить, и снова я не посмел к ней прикоснуться. Опустив глаза, я заметил, что под халатом на ней пальто, застегнутое вкривь и вкось. Я почувствовал, что и сам сейчас заплачу.
Она высморкалась и прошептала:
Я пойду Меня девочки ждут
Где они сейчас?
В школе. Я их оставила на продленке.
В ушах у меня шумело, наши с Лорой голоса звучали как сквозь вату.
Отвезти тебя?
Я пойду Меня девочки ждут
Где они сейчас?
В школе. Я их оставила на продленке.
В ушах у меня шумело, наши с Лорой голоса звучали как сквозь вату.
Отвезти тебя?
Я на машине.
Она снова принялась сморкаться, а я все никак не мог отвести от нее взгляда. Выступающие, как у кролика, передние зубы, узкое лицо в обрамлении подернутых сединой кудряшек, похожих на пейсы раввина. В памяти невольно всплыли слова Люка, одна из тех циничных фраз, на которые он был мастер: «Женитьба? Этот вопрос следует решить как можно скорее, чтобы больше о нем не думать». Именно так он и сделал: «импортировал» эту девицу откуда-то из Пиренеев, где они оба родились, и по-быстрому сделал ей двух детей. Не зная, что еще сказать, я пробормотал:
Я тебе вечером позвоню.
Она кивнула и направилась к вестибюлю. Я обернулся анестезиолог уже ушел. Только Свендсен по-прежнему торчал здесь вездесущий Свендсен. На скамье валялся брошенный врачом халат. Я взял его.
Пойду к Люку.
Брось, не валяй дурака! Он решительно схватил меня за руку. Ты же слышал врач сказал, что они проводят тесты.
Я с раздражением выдернул руку, а он все бубнил, стараясь меня вразумить:
Приходи завтра, Мат, так будет лучше для всех.
Во мне поднялась волна бессильного гнева. Свендсен был прав. Пусть врачи делают свое дело. Чем я могу помочь человеку, утыканному зондами и капельницами?
Я кивком попрощался с судебным экспертом и стал спускаться по лестнице. Головная боль немного отступила. Я поймал себя на том, что ноги сами несут меня к тюремной больнице, куда свозят пострадавших с подозрительными ранениями и наркоманов в ломке. Я остановился, внезапно испугавшись, что могу столкнуться с каким-нибудь знакомым полицейским. Не в том я был состоянии, чтобы выслушивать жалобные причитания или слова сочувствия.