Глава прихода никогда на такое не согласится.
Почему?
После того что сделал Люк, это исключено.
Она с горечью усмехнулась:
Опять ваши дурацкие принципы? Но ты же сам сказал: Люк еще не умер.
Это ничего не меняет в его поступке.
Ты хочешь сказать, что он проклят?
Хватит! Церковь следует определенным правилам, и
Я только что говорила со священником, прервала она. Индусом. Церемония состоится послезавтра утром.
Я искал в себе хоть искру радости, но ничего не чувствовал. Я сам себе казался ригористом, ретроградом, закрытым для всего нового. Вспомнился образок Люка, защищавший его от дьявола. Лора была права: мы оба жили в Средневековье, и он, и я.
А ты-то, спросила она, почему пришел сегодня?
В ее тоне слышалось недоверие. Она всегда воспринимала меня как врага или по меньшей мере как противника. Я представлял собой недоступную для нее часть жизни Люка, ту мистическую глубину, которая от нее ускользала И конечно же его работу полицейского. По ее мнению, это и было причиной его поступка.
Я хотел тебя кое о чем спросить.
Конечно. Это же твоя работа.
Я наклонился к ней и сказал как можно мягче:
Я должен понять, что было у него на уме.
Она согласно кивнула, вытащила из рукава бумажный платок и высморкалась.
Он ничего не оставил? Может, записку? Сообщение?
Я бы тебе сказала.
А в Верне ты искала?
Я ездила туда сегодня после полудня. Там ничего нет. Она помолчала и добавила: Вечно эти тайны. Он не хотел, чтобы кто-нибудь понял.
Он не болел?
Ты о чем?
Ну не знаю. Не делал анализов, не ходил к врачу?
Нет, ничего такого.
А каким он был в последнее время?
Радостным, веселым.
Радостным?
Она исподлобья посмотрела на меня:
Он казался сильным, был таким деятельным, возбужденным. В его жизни что-то изменилось.
Что?
Помолчав, она выпалила:
Мне кажется, у него была любовница.
Я чуть не упал с дивана. Люк янсенист. Он не то чтобы выше, а скорее вне плотских удовольствий. Это все равно что заподозрить папу в том, что он украл реликвии Ватикана для перепродажи.
И у тебя есть доказательства?
Предчувствия. Подозрительные совпадения. Ее взгляд стал ледяным: Вы ведь это так называете?
Какие же?
Она не ответила. Опустив глаза, она судорожными движениями рвала в клочки бумажный платок. В этом жесте не было горя, скорее бешенство.
У него изменилось настроение, снова заговорила она. Он был возбужден. Женщины такое чувствуют. И потом, он стал исчезать
Куда?
Понятия не имею. Это началось в июле. Сначала на выходные. «Работа», говорил он. А в августе он мне сказал, что едет в Верне. На две недели. Потом он уезжал в Европу. И каждый раз на неделю. Говорил, что ведет расследование. Но я же не дура.
А когда прекратились эти поездки?
В октябре они еще продолжались.
Подозрения Лоры были сильно преувеличены.
Люк ей просто сказал правду: частное расследование. Что-то, над чем он работал скрытно, втайне от других. Может, как раз это дело я и ищу
У тебя и правда нет никаких соображений, куда он ездил?
Она снова горько усмехнулась:
Почти никаких. Но я тоже провела маленькое расследование. Я обыскала его карманы, проверила записную книжку.
Ты рылась в
Так делают все женщины. Оскорбленные женщины. Тебе этого не понять. Ее платок превратился в крошки. Я нашла только один намек. Один раз. Билет в Безансон.
Безансон? Но зачем?
Откуда я знаю? Наверное, там живет его шлюха.
А билет от какого числа?
От седьмого июля. В тот раз он отсутствовал четыре дня. А ты говоришь, Европа
Лора дала мне в руки вожделенный ключ. Расследование привело Люка в Юра. Я попытался ее урезонить:
Мне кажется, ты себя накручиваешь. Ты знаешь Люка так же хорошо, как и я. Даже лучше, чем я. Его это мало интересует.
Мне кажется, ты себя накручиваешь. Ты знаешь Люка так же хорошо, как и я. Даже лучше, чем я. Его это мало интересует.
Да уж, засмеялась она.
Он сказал тебе правду: он вел расследование, вот и все. Свое личное расследование в свободное от работы время.
Нет. У него была женщина.
С чего ты так решила?
Он изменился. В физическом плане.
Не понимаю.
Меня это не удивляет. У нее прервалось дыхание, но она взяла себя в руки и продолжала безразличным тоном: После рождения девочек он ко мне не притрагивался.
Я заерзал на диване. У меня не было никакого желания слушать такого рода признания. А она продолжала:
Классический случай. Я и не настаивала. Секс его никогда не привлекал. Но этим летом все изменилось. Казалось, у него появилась потребность в сексе. Можно даже сказать, он был ненасытным.
Но ведь это скорее знак того, что ваш брак стал более прочным, разве нет?
Бедный Матье. Вы с ним два сапога пара.
Она произнесла это без какой-либо нежности, а затем сказала:
Возврат к пылкости как раз и есть один из признаков измены. Муж входит во вкус, понимаешь? А тут еще угрызения совести. Что-то вроде компенсации: муженек пытается возместить жене нанесенный ущерб.
Мне действительно было не по себе. Представить себе Субейра в постели все равно что заглянуть к священнику под сутану. Раскрыть секрет, который тебе совсем не нужен. Я встал, чтобы прекратить этот разговор, и сказал наконец о цели моего визита:
Нельзя ли мне могу я осмотреть его кабинет?
Она тоже поднялась и разгладила складки на серой юбке, усыпанной бумажными крошками:
Только предупреждаю, ты там ничего не найдешь. Я уже все перерыла.
12
Кабинет был буквально вылизан до блеска. Там царил такой же нарочитый порядок, что и на набережной Орфевр. Интересно, Лора или сам Люк все здесь прибрали? Я закрыл дверь, снял пиджак, отстегнул свой «хольстер». Вряд ли здесь удастся что-нибудь найти. Но чего не бывает, всем свойственно ошибаться, и потом, у меня полно времени.
Я обогнул письменный стол и ноутбук, чтобы взглянуть на фотографии на низком столике у окна. Амандина и Камилла на пони, в бассейне, за изготовлением масок Открытка из Рима, подписанная мной: «Мы знали только фабрику, а я нашел завод!» Под «фабрикой священников» подразумевался Сен-Мишель-де-Сез, а под «заводом» Папская семинария. На другой фотографии был запечатлен человек в комбинезоне, на голове каска с налобным фонарем. Он стоял перед входом в пещеру и радостно потрясал крюками и веревками. Это, несомненно, был Николя Субейра, спелеолог, отец Люка. Люк всегда отзывался о нем с восхищением. Он погиб в 1978 году в Пиренеях на дне пещеры Жандре около двух тысяч метров глубиной. В те годы я завидовал Люку оттого, что у него был такой героический отец, завидовал даже самой его гибели. Мой отец был лишь видимостью, рекламным родителем, и умер он несколько лет спустя от инфаркта, в Венеции, в «Харриc баре», после обеда, за которым было слишком много выпито. Что посеешь, то и пожнешь. Я наклонился над рифлеными шторками, закрывавшими стенной шкаф, заперто на ключ, попытался открыть дверцу шкафчика то же самое. Тогда я сел за письменный стол и включил компьютер.
Я пробежал пальцами по клавишам и обнаружил, что для того, чтобы проникнуть в память компьютера, пароль не нужен. Там не было ничего интересного. Обычный домашний компьютер, забитый счетами, долговыми расписками, фотографиями путешествий, играми. Я открыл почту. Мейлы тоже не представляли никакого интереса: заказы, реклама, анекдоты
Однако несколько сообщений привлекли мое внимание. Все они были отправлены по одному и тому же адресу и сразу же стерты. В памяти осталась только одна строчка, подтверждающая отсылку. Последнее такое письмо было отправлено накануне самоубийства Люка. Там был адрес: unital6.com.
Я прокачал этот адрес в «Гугле». Такой сайт действительно существовал: www.unital6.com. Двойной щелчок. Логотип. На фоне лурдского пейзажа появился силуэт Бернадетты Субиру[6] с голубым поясом. Изображение сопровождалось текстом на итальянском языке. Я прекрасно говорил на нем еще со времен семинарии.
Unital6 была добровольной ассоциацией, которая организовывала паломничества в Лурд. Почему Люк искал с нею контактов? У меня снова возникли подозрения о смертельной болезни Однако Лора казалась такой уверенной, да и врачи в Отель-Дье сразу обнаружили бы рак или инфекцию. Был ли этот сайт связан с расследованием? Зачем выходить на него прямо перед самоубийством?
Я пропустил вступительную страницу и проглядел статьи. Оказалось, Unital6 занималась и другой деятельностью: семинары, приют в итальянских аббатствах. Я прочитал перечень семинаров. Единственное, что могло заинтересовать Люка, коллоквиум о «возвращении дьявола», назначенный на 5 ноября в Падуе. Я пообещал себе проконсультироваться у полицейских-компьютерщиков. Может, они сумеют восстановить тексты электронных писем.
Я оставил компьютер и занялся письменным столом. В ящиках были только фрагменты официальной стороны его жизни: банковские счета, страховые квитанции, бланки социальной безопасности Я мог бы разобраться во всех этих документах, но у меня не было сейчас никакого желания копаться в цифрах. В последнем ящике записная книжка с фамилиями, телефонные номера, инициалы. Некоторые были мне известны, другие нет, а кое-какие невозможно было разобрать. Я положил записную книжку в карман. Продолжая поиски, я нашел связку маленьких ключей. Огляделся: встроенный шкаф с рифлеными дверцами
Дверцы из тонких пластинок легко открылись. На полках плотно стояли серые папки с документами, завязанные тесемками, на каждом корешке была проставлена буква «Д» и даты: 19901999, 19801989, 19701979 И так до начала века. Я вынул крайнее правое досье, на котором значилось «2000», положил его на пол и развязал тесемки.
Две папки с датами 2000 и 2001. Я открыл папку за 2001 год и обнаружил снимки теракта 11 сентября. Башни, из которых валит дым, падающие вниз тела, охваченные паникой запыленные люди, бегущие по мосту. Ниже оказались другие фотографии: трупы с выколотыми глазами, растерзанные тела детей, заваленные строительным мусором. И комментарий: «Грозный, Чечня». Я продолжал листать досье: части скелетов, череп, сжимающий в челюстях женские трусики. Читать сопроводительный текст не было никакой необходимости: это была эксгумация жертв Эмиля Луи в районе Огзера.
Зачем Люк хранил эти ужасы? Я поставил папку на место, открыл другую, за 90-е годы, и стал перебирать листы наугад. 1993. Жертвы резни на улочке алжирского села. 1995. Разорванные взрывами тела в лужах крови, обгоревшие железные листы. «Теракт, совершенный смертником. Рамат-Эшколь, Иерусалим, август 1995». У меня дрожали руки. Я уже понял, что одна из папок будет посвящена моему собственному кошмару. Черные тела в красной от крови грязи, изрезанные лица и груды трупов насколько хватало взгляда: «Руанда, 1994».