Ты чего не звонишь? набросился я на него. Как продвигается дело с цыганами?
Я только что был на факультете в Нантере и говорил с профессором, специалистом по цыганскому языку и культуре. Ты был прав. Этот трюк с обувью их обычай. Он считает, что наш клиент снял обувь со своей жертвы, чтобы его не преследовал ее призрак. Типично цыганский ход мыслей.
Хорошо. Поищешь в базах данных Судебной полиции. Выберешь всех цыган, которые проходили по делам за последние годы, особенно в девяносто четвертом.
Уже сделано. Еще мы работали в Центральном комиссариате Кретея. Проверяли местные общины.
Ты где сейчас?
На набережной. Возвращаюсь в Контору.
Я положил на папку с делом медальон с изображением архангела Михаила.
Перед тем как пойдешь к себе, зайди ко мне. У меня для тебя кое-что есть.
Я положил трубку и вызвал Фуко. Пока я обдумывал подробности ночных происшествий, в дверь моего кабинета постучали. Старший оперативник моей группы выглядел жизнерадостным шалопаем: курчавые волосы, узкие плечи, обтянутые «Бомбером», сияющая улыбка. Фуко был как две капли воды похож на Роджера Далтри, солиста группы «Who» времен Вудстока.
Мой заместитель принял мрачный вид, собираясь заговорить о несчастье, случившемся с Люком, но я жестом остановил его.
Ты должен мне помочь. Задание необычное.
В каком смысле?
Я хочу, чтобы ты прощупал парней Люка. Какое дело они раскручивали?
Он кивнул, но довольно скептически:
Это будет нелегко.
Пригласи их выпить. Прикинься своим в доску.
Можно попробовать
Вчера Дуду показал мне, что его ребята не расположены к сотрудничеству.
Послушай, никто не знает Люка так хорошо, как я. У того, что он сделал, должна быть внешняя причина. Нечто необъяснимое, обрушившееся на него внезапно. Депрессия или приступ хандры тут ни при чем.
Что это может быть?
Понятия не имею. Но я хочу знать, не работал ли он над каким-нибудь особым делом.
Окей. Это все?
Нет. Перетряхни его личную жизнь. Банковские счета, кредиты, налоговые выплаты все. Раздобудь счета за телефонные разговоры с мобильного, служебного, домашнего. Все входящие звонки за три месяца.
Ты думаешь, что-то всплывет?
Я хочу удостовериться в том, что у Люка не было секретов двойной жизни или не знаю чего еще.
Двойная жизнь? У Люка?
Фуко держал руки в карманах, и вид у него был смущенный.
Поинтересуйся также в центре психологической экспертизы Судебной полиции. Там на Люка должно быть досье. Разумеется, действовать надо как можно осторожнее.
А «быки»?
Разберись с ними по-быстрому и держи меня в курсе.
Фуко ушел, скептически качая головой. Я и сам не верил, что из этого что-то выйдет. Если Люку было что скрывать, он бы прежде всего уничтожил следы. Нет ничего хуже, чем охотиться за охотником.
Дверь снова открылась: на пороге стоял Маласпе. Крепкий, бесстрастный, закутанный в парку, на ремне через плечо всегда маленький патронташ, сплетенный на индейский манер. Длинные седые пряди, стянутые в конский хвост, и трубка в зубах довершали картину. Он напоминал скорее учителя технического лицея, чем полицейского, прослужившего в Уголовной полиции пятнадцать лет.
Хотели меня видеть?
Из-за трубки он проглатывал половину слов. Я открыл ящик стола, вынул прозрачный пакетик и положил в него образок с изображением архангела Михаила.
Из-за трубки он проглатывал половину слов. Я открыл ящик стола, вынул прозрачный пакетик и положил в него образок с изображением архангела Михаила.
Разузнай об этом все, что можешь, сказал я, перебрасывая ему пакет. Проконсультируйся у специалистов по нумизматике. Я хочу точно знать происхождение этой штуки.
Маласпе повертел пакет, рассматривая содержимое со всех сторон.
Что это?
Именно это я и хочу узнать. Сходи к профессорам, перетряхни факультеты.
Кажется, мне впору опять за парту.
Он сунул образок в карман и исчез. Я провел битый час, изучая материалы, скопившиеся у меня на столе, ничего стоящего. В 17.00 я поднялся и пошел к начальнице.
Постучал в дверь и услышал предложение войти. Атмосфера чистоты, где витал легкий запах ладана, это мне напомнило мое собственное жилище.
Натали Дюмайе отличалась сильным и решительным характером, но этого никак нельзя было предположить по ее внешности. Лет сорока, бледная кожа, фигура манекенщицы, стрижка «каре» черные волосы уложены с нарочитой небрежностью. Угловатая резкая красота, которую смягчали огромные глаза зеленые, спокойные, мягко проникающие вам в душу. Всегда шикарно одетая, можно сказать, по последней моде, она носила итальянские фирменные вещи, которые редко можно увидеть у нас на набережной Орфевр.
Это что касается внешности. По характеру Дюмайе полностью соответствовала духу Уголовной полиции: жесткая, циничная, упорная. Раньше она работала в группе «Антитеррор», потом в Наркотделе и везде показала себя с лучшей стороны.
У нее имелись две отличительные особенности. Во-первых, очки в гибкой оправе, которую невозможно сломать: ее можно смять в руке, но она тут же восстанавливает свою форму. Дюмайе была такой же: несмотря на мягкие манеры, она ничего не забывала и никогда не теряла из виду свою цель. Другой ее особенностью были кончики пальцев. Заостренные, длинные, они напоминали сверхтонкие молоточки огранщика алмазов, такие твердые, что ими можно разбивать драгоценные камни.
Хотите чашечку «Кимун»? спросила она, поднимаясь из-за стола.
Спасибо, не беспокойтесь.
Я все-таки приготовлю.
Она поколдовала над чайником. В ее движениях было что-то от студентки и верховной жрицы. И эта ее чайная церемония отдавала чем-то древним, культовым. Мне вспомнились ходившие у нас слухи, будто Дюмайе посещает секс-клубы, где участники обмениваются партнерами. Так это было или нет? Я вообще не верил слухам, а уж этим особенно.
Если хотите, можете курить.
Я кивнул, но сигареты вынимать не стал. Нельзя было расслабляться «срочный» вызов не предвещал ничего доброго.
Вы знаете, зачем я вас вызвала?
Нет.
Присаживайтесь.
Она пододвинула ко мне чашку:
Мы все потрясены, Дюрей.
Я уселся, ничего не ответив.
Полицейский такого класса, как Люк, такой сильный, надежный Это кошмар какой-то!
Вы меня в чем-то упрекаете?
Резкость моего тона вызвала у нее улыбку.
Как продвигается расследование в Ле-Пере?
Я вспомнил о своем предчувствии: победу праздновать еще рано.
Продвигается. По одной из версий, это могли быть цыгане.
У вас есть доказательства?
Только предположения.
Будьте осторожны, Дюрей. Чтобы без всяких расовых предрассудков.
Поэтому я и не распространяюсь об этом деле. Дайте мне немного времени.
Она рассеянно кивнула. Это было только вступление.
Вы знаете Кондансо?
Филиппа Кондансо?
Служба собственной безопасности, дисциплинарный отдел. Похоже, на Субейра есть что-то существенное.
Что значит существенное?
Не знаю. Он позвонил мне сегодня утром и только что перезвонил снова.
Я молчал. Кондансо был одним из тех, кто любит копаться в дерьме и буквально кончает от радости, когда один из нас оказывается за воротами. Тыловая крыса, хлебом не корми дай только унизить опера, заставить его подавиться своим геройством.
Рапорт на Люка составлял он. И дело ведет он.
Как всегда.
Он считает, что его люди уже вышли на след. Сегодня после полудня кто-то запросил данные на Люка в банке. Он без труда определил любителя совать нос в чужие дела.
Что ж, Фуко зря времени не терял. Она пристально смотрела на меня своим текучим взглядом. В одно мгновение он стал жестким, и ее глаза превратились в бриллианты:
Что вы хотите раскопать, Дюрей?
То же, что и Служба безопасности, что и все. Я хочу понять причины поступка Люка.
Депрессия беспричинна.
Ничто не указывает на то, что у Люка была депрессия. Я повысил голос. У него двое детей, жена. Черт, не мог же он просто взять и бросить их! Должно было произойти что-то невероятное!
Не отвечая, Дюмайе взяла чашку и подула на краешек.
Есть кое-что еще, продолжал я уже спокойнее. Люк католик.
Мы все католики.
Но не такие, как он. И не как я. Каждое воскресенье мы бываем на службе, каждое утро молимся. То, что он сделал, противоречит нашей вере, понимаете? Люк отказался не только от жизни, но и от спасения души. И я должен найти объяснение такому отказу. Это никак не отразится на разработке других дел.
Комиссар сделала маленький глоток, словно котенок.
Где вы были сегодня утром? спросила она, осторожно ставя чашку на стол.
За городом, неохотно ответил я. Надо было кое-что проверить.
В Верне?
Я молчал. Она перевела взгляд на открытое окно, за которым виднелась Сена. День клонился к закату. Речная гладь напоминала застывший цемент.
Мне сегодня позвонил Левен-Паю, шеф Люка. Ему звонили жандармы из Шартра. Они по телефону получили сигнал. К врачу из местной больницы приезжал парижский полицейский. Высокий, с горящим взглядом Вам это ни о чем не говорит?
Я резко наклонился и схватился за край стола:
Люк мой лучший друг. Повторяю вам: я хочу понять, что его толкнуло на такую крайность!
Его уже не вернуть, Дюрей.
Он не умер!
Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду.
Вы предпочитаете, чтобы об этом прознали дерьмокопатели из Службы собственной безопасности?
Это их работа.
Да, работа, которая состоит в том, чтобы заводить дела на коррумпированных полицейских, игроков или содержателей борделей. У Люка другой мотив!
Какой? насмешливо спросила она.
Не знаю, признался я, отодвигая стул. Пока еще. У этого самоубийства должна быть причина. Что-то необычное, и я хочу это выяснить.
Она медленно повернулась в кресле, чувственным, грациозным движением вытянула ноги и оперлась каблуками о радиатор.
Нет убийства нет дела. Все остальное нашего отдела не касается. А значит, и вас.
Люк для меня как брат.
Именно об этом я и говорю. Вы заинтересованное лицо.
Мне что, взять отпуск или как?
Никогда она не казалась мне такой жесткой и безразличной.
У вас есть два дня. В течение сорока восьми часов можете не заниматься ничем другим, пока у вас не сложится определенное представление. После этого вы вернетесь к повседневной работе.
Спасибо.
Я встал и пошел к двери. Я уже поворачивал ручку, когда она сказала:
И последнее, Дюрей. Не вы один скорбите о Люке. Я тоже хорошо его знала, когда мы работали вместе.
Ответа не требовалось, но я обернулся, пораженный внезапной догадкой. В который раз я удостоверился в том, что ничего не смыслю в женщинах. Натали Дюмайе, женщина, железной рукой управлявшая Уголовной полицией, полицейский от Бога, которая вырывала признания у террористов «Вооруженной исламской группы» и раскручивала цепь поставки героина из Афганистана, беззвучно плакала, закрыв лицо руками.