Деревянная сабля встретила удар стальной и выдержала, проведя чужое оружие косо, стесав хрусткую щепу с лезвия, заполированного во многих тренировочных боях.
Колено алого смяло лицо самого наглого и торопливого наемника, и никто не успел понять, как и когда ноб нагнул врага, чтобы плющить его лицо в месиво крови и костного крошева.
Раскрытая ладонь алого выбила дух из второго наёмника. Ребра крепчайшей грудной клетки загудели, как барабан, спружинили и подались, с треском ломаясь.
Алый шагнул под удар третьего бойца, потерявшего врага из виду. Свист обозначил движение смазанного, невидимого в полете деревянного клинка и сталь жалобно звякнула, ломаясь
Бой иссяк. Он весь для зевак был вспышка света и свист клинка Мгновение, даже рассказать не о чем! Алый сразу остался единственным бойцом на площади, где вскипел и иссяк бой чести. Бой исчезающе краткий, как жизнь дождевой капли на раскаленной сковороде.
Деревянный клинок дробно запрыгал по мостовой, брошенный без внимания. Алый снова вспыхнул светом и сразу оказался у границы улицы и площади. Он заслонял собой старика, и бережно, как ядовитых змей, держал за древко две стрелы, пущенные кем-то очень ловким издали, с крыши.
Что б тебе дома посидеть в такую-то погоду, буркнул алый. Брезгливо переломил и уронил обезвреженные стрелы. А не явись я за своим заказом?
Так не готов твой заказ, удивился старик.
Хм мне сказали иное, и советовали спешить. Мол, ты снова надумал странствовать и завтра уходишь из Тосэна, удивился алый. Ладно, разберемся. Ан, Зан это что, тоже твои имена?
Давно их не слышал даже звучат странно, как чужие, старик охотно позволил поддеть себя под локоть и побрел вниз по улице, сквозь толпу, которая трепетала и таяла перед алым нобом, буквально испарялась Как ты, как сын?
Я все так же, а мой малыш подрос. Видишь, уже доверяю ему фамильную саблю, в голосе алого ноба зазвенела гордость. Сэн растёт толковым, и сердце горячее, и руки работящие. Остался дома, чинит крышу жаль, я опять не познакомил вас.
Жаль, кивнул старик. Но не беда. Мне покуда мил этот город. Тут дышится.
Скажешь тоже.
Они брели по улице, говорили и улыбались знакомые, которые не виделись давно и вряд ли скоро повстречаются опять. И оба вроде не помнили, что только что стояли под смертью. Для алых она не враг и не друг, всего лишь тень, которая всегда рядом с воином. А для синих нобов, знатоков слова и хранителей памяти, смерть и вовсе невидимка. Верно сказал тщедушный: некоторым от рождения будто голову напекло
Создатель веры, кстати, уже добежал до городских ворот, быстро их миновал и зашагал прочь, невнятно бормоча на наречии, чужом для этих мест. По жестам и выражению лица понятно одно: зол и ругается. Так он и брел, морщась и шипя, скалясь и вздыхая пока его не окликнули.
Кукольник, тварь дрожащая! Кто тебе позволил лезть на мои земли? медленно выговорил бес Рэкст, поднимаясь в рост и лениво потягиваясь.
Рэкст устроил засаду в тени усохшей березовой рощицы. И сейчас, когда багряный бес спускался со взгорка к дороге, кроваво-алые искры текли по его волосам все обильнее, так что постепенно вся голова запламенела яростью.
П-приказ, тщедушный замер, опасливо глядя на Рэкста. Её приказ. Испробовать тут, в четвертом царстве, веру. То есть ре религию. Раз в полвека так и делаю. Не рычи! Я доложу: еще рано, но уже скоро. Ты
Мы с тобой зовёмся бессмертью, поскольку не знаем предела своих лет, прошелестел багряный бес. Он улыбнулся ласково, но взгляд полыхнул отчаянной рыжиной, выдавая настоящее настроение. Ты знаешь, что я высший хищник. Но ты явился сюда. На мою территорию! Ты, каменное уродство первого царства. Ты, гнусь, вечно жаждущая стать у людишек богом. Ты, знающий, что меня, хищника третьего царства, они всяко будут бояться сильнее, с верой или без нее. Это моя земля!
Но
Я вытянул карту палача, когда королевой был создан новый порядок. Ты явился сюда, к палачу, потому что ищешь смерти? еще ласковее спросил Рэкст, облизнулся и стал подкрадываться к собеседнику, широко раздувая ноздри. Тогда выбор пути хорош. Я зовусь у людишек граф Рэкст, я проклят быть здесь, среди них. Я посажен на цепь и служу. Но это моя территория! Моя! Только моя! Даже ей с её картами, властью и иерархией не изменить мою природу. Ты видел метки? Ты чуял метки, каменная задница? Ты пересек мои метки!
Твоя земля, кто бы спорил я же хотел по-дружески, без обид, залепетал тщедушный, пятясь и икая. Исчезаю! Исчезаю
Рэкст взрыкнул и метнулся вперед, незримый для людского глаза, стремительный. Когтистая лапа прорвала грудину Кукольника со звоном и скрипом. Прошила насквозь и замерла, оставляя тело корчиться нанизанным на локоть Рэкст вторым рывком выдрал свою руку из тела врага, отшвырнул его и взвыл победителем.
Тщедушный сник мешком у дороги. Но вот он дернулся, по спине прошла конвульсия и неотличимое от человека существо стало вставать, противоестественно живое, с зияющей дырой в ребрах. Дыра постепенно затягивалась, тщедушный хлопал себя по рубахе, всхлипывал, стряхивал песок и пыль то, во что превратилась омертвевшая плоть.
Тварь дикая, бормотал тщедушный. Я доложу ей.
Мнишь себя богом, погоду портишь, усмехнулся багряный, и его волосы стали терять яркость. Боги не жалуются. Убирайся. Тут все моё.
Так в том-то и дело! взвизгнул тщедушный. Куда ни сунься, ты уже был там и отметил место, как своё.
Будешь драться за право передела?
С тобой? икнул Кукольник. Нет уж исчезаю. Мою работу можно делать и по-тихому.
Он действительно растворился, воспарил маревом в горячее бесцветное небо
Рэкст вернулся в тень рощицы и снова принялся ждать. Его взгляд темнел и делался то ли карим, то ли болотисто-бурым с прозеленью кто скажет наверняка? Кто посмеет взглянуть вблизи и пристально? Волосы беса потрескивали и теряли багрянец, но их всё ещё перебирал незримый ветерок непокоя
Когда от ворот ударил конский галоп, бес Рэкст уже выглядел вполне человеком. Он равнодушно прищурился, без азарта презирая и этого исполнителя из своей свиты, одного из многих, готовых служить бесу за его золото, за свою причастность к окружению сильного.
Когда от ворот ударил конский галоп, бес Рэкст уже выглядел вполне человеком. Он равнодушно прищурился, без азарта презирая и этого исполнителя из своей свиты, одного из многих, готовых служить бесу за его золото, за свою причастность к окружению сильного.
Мы воспользовались помощью советника, смущенно лепетал гонец. У нас не было времени и полного понимания прошу прощения. Он смог вывести на площадь нужного человека в указанное вами время.
Советник хорош, жаль, пока он не мой, прижмурился бес. Втащил в игру алого упрямца. Тонко, мягко, ненавязчиво Что он запросил в оплату?
Раздела интересов. Отсрочки для перемен в правах нобов.
Как обычно, на два года? Допустимо Тот синий ноб, книжный опарыш Ан Тэмон Зан. Помню его, как же Присмотри. Прежде он был под приглядом? Какое имя он взял в княжестве Мийро? Числится нобом или же нет?
Н-не могу вот так сразу Умоляю простить, я выясню.
Плохо, в голосе беса проявилась ласковость. Исправляйся, пока не стал уж очень заменим. Да, сегодня сходи и закажи старику список с книги. М-мм «Сорок стратегий». На языке подлинника, старая стилистика султаната Каффы, обязательно с цветочными орнаментами и лозами. Заранее купи и отдай ему для отделки переплета тигровый глаз и сердолик. Он поймет, кто заказчик. Пусть вспотеет. Не торгуйся. Когда назовёт цену, заплати вдвое против запрошенного. Пусть злится, червь щепетильный. Скажи, хозяин сам заберет заказ. Проследи, как примет новость. Если у него есть то, что я ищу, он насторожится. Да: алого под опеку. Кукольник он по-пустому мстителен. В отличие от меня, именно мстителен. Так что алого под опеку. Предложи ему службу. Трижды.
Он же из рода Донго, сами знаете Он откажется, смутился гонец.
Тогда будет сам виновен в том, не знаю в чём, зевнул бес. Подставил лицо солнцу и улыбнулся. Ну вот, с засухой мы покончили. Каменный ублюдок ушел, и гроза ломится в гости Я доволен.
Глава 2. Золотое лето
«Насколько я могу судить по записям чиновных палат, сами эти палаты распространились повсеместно в последние две-три сотни лет. Прежде они были привычны вне нашего княжества, за горами, за Великом морем, в Онской империи, составленной из множества уездов.
Определенно, враг моего мира, готовя новую волну бед, решил наделить чиновный люд особой властью в каждой земле, при любом правителе. Он удобен чиновный люд. Выделившись над прочими, некогда скромные переписчики и толкователи ныне творят закон, а вернее, исправляют его по подсказке. Кто шепчет им в уши? Не ведаю Но нельзя составить записи единообразно, не имея образца! Теперь и за морем графы и бароны, и у нас чиновники девяти рангов. У них ограничено обучение чтению, у нас тоже. У них приказано именовать знатью всех, кто имеет дар крови или же дар от правителя титул, земли, ранг. Будто одно равно другому! Будто дар крови не долг перед людьми, а выгода для самого ноба
Все перепуталось, и, сплетенное неловко, оно трудно приживается. Неразбериха растет, что на руку загадочному злодею и помогает дальше уродовать устои под видом их исправления. Нас приучают не смотреть в небо, не считать звезды, не любопытствовать и не вносить нового при переписывании книг.
Ученые у этого слова был исконный смысл, обозначающий людей, всю жизнь пребывающих в поиске нового, в неустанном труде ума. Ныне учеными именуют чиновников пятого ранга, опытных в толковании закона и громком чтении с выражением
Наш мир еще недавно был полон живых чудес, помогающих обнадеженному сердцу биться громче. Но книги городов сделали недоступными, якобы после попытки кражи нескольких. Нобы утрачивают силу крови, растворяясь в титулованной знати. Особенные дары крови превращаются в небыль один за другим.
Уже никто не верит, что поэма о соловье и розе описывает деяния подлинного белого лекаря, а не рассказывает волшебную сказку Что слух чести способен распознать самую тонкую фальшь в сказанном, а слово летописца имеет вес. И синий ноб вроде меня знает этот вес, даже не открыв книги
Но пока не всё утрачено! Я гостил у нобов белой ветви, достойных именоваться исконной знатью. Они верят в свой дар и учат наизусть старинную поэму, и хранят её список не ради украшения полки, а для сбережения тех самых слов. Особенных для рода, пусть теперь некому сказать их в полную силу. И книга та полновесна