- Улеглись морские волки? - спросила она.
- Спят уже. Умотались.
- А Митя как?
Кирилл услышал, что Дед усмехнулся:
- Как всегда: носом в коленки и досапывает.
- Спасибо тебе за Митю, Гена.
- Да ну, что ты - растерянно откликнулся Дед. Помолчал и вдруг сказал: - Это тебе спасибо, Надюша.
- Господи, мне-то за что?
- Да вот так Лучше мне с ним. Теплее, что ли
- Теплее Зато и хлопот сколько Безалаберный он.
- Митька как Митька. Он боевой. Видишь, помог мне экипаж набрать.
Надежда Николаевна тихонько засмеялась:
- Мало тебе одного хулигана
Дед, кажется, тоже засмеялся. Потом сказал немного удивленно:
- Никогда не думал, что с ребятишками свяжусь. Еще в школе комсомольское поручение давали вожатым быть у пятиклассников, так я как от чумы Хоть режьте, говорю, а не буду. А теперь вон целое семейство.
Надежда Николаевна вздохнула и тихо (Кирилл еле расслышал) сказала:
- Своего тебе надо, Гена.
Дед промолчал и так же тихо ответил:
- Чего теперь об этом
- Никак не пойму, что у вас получилось с Катей Она же тебя любила.
- Жалела, - хмуро сказал Дед.
- Жалость без любви не бывает. Если и жалела, что плохого? Почему говорят, что жалость - это обязательно обидно?
- Да она себя жалела. И гордилась Такая великодушная: за калеку вышла.
- Генка, да ты дурак! - как-то по-девчоночьи, тонким голосом воскликнула Митькина мама. - Ты же все сам придумал! Ну, что такого страшного с твоей ногой!
- Да я не про ногу, а вообще Про неудачи. Она думала, что из меня знаменитый кинематографист получится, а все не так
- А ты не мучайся. Все у тебя еще впереди.
- А я и не мучаюсь, - сказал Дед. - Это с виду у меня жизнь сейчас растрепанная, а на душе спокойно, честное слово Видно, сам не знаешь, где чего найдешь. Ну, вот кто поверит, что может быть такая радость: ходить в темноте между мальчишками, слушать, как дышат, укрывать получше
- Я поверю.
- Ты сказала: своего надо. Конечно Только знаешь, этих я бы все равно не оставил. Сперва думал: просто работники, экипаж, чтобы с кораблем управляться. А вышло, что главное не корабль, а они.
- Хорошие ребята, - согласилась Надежда Николаевна. - Славные Только вот этот, тощенький такой, светлоголовый Кирилл, да? Непонятный какой-то.
- А что непонятного? - настороженно спросил Дед.
- Не знаю. Диковатый, что ли И немного беспризорный.
- Просто он стеснительный. А что касается беспризорности, то все они охломоны.
- Все - это другое дело. А у него отец на большом посту, важная фигура. Казалось бы, мальчик из такой семьи Как-то поинтеллигентнее должен выглядеть
Дед засмеялся:
- Ты приглядись. Дело ведь не в растрепанной голове. Он иногда таким аристократом может быть
«Мамочки! Это я-то?» - простонал про себя Кирилл.
А Дед, помолчав, добавил:
- Нет, Кир хороший. Он мой друг.
Кирилл благодарно улыбнулся в темноте, вздохнул тихонько и начал засыпать.
До того вечера Кирилл никогда не думал, что отец у него «важная фигура». Он понимал, конечно, что у отца сложная и большая работа - главный инженер завода отвечает за все производство, - но при чем здесь важность.
Кирилл благодарно улыбнулся в темноте, вздохнул тихонько и начал засыпать.
До того вечера Кирилл никогда не думал, что отец у него «важная фигура». Он понимал, конечно, что у отца сложная и большая работа - главный инженер завода отвечает за все производство, - но при чем здесь важность.
«Важная фигура» - это звучало как «большой чин». Жили Векшины совсем не роскошно, в малогабаритной квартире, дорогими подарками Кирилла не баловали, если не считать велосипеда (но это было потом). Порой бывало трудновато с деньгами, особенно когда родился Антошка и мама уволилась, а расходов прибавилось.
Внешность Петра Евгеньевича Векшина тоже не отличалась солидностью и важностью. Он был невысокий, лысый, с круглым животиком, да и весь какой-то кругловатый. Когда волновался или хотел что-то доказать, начинал мелкими шажками быстро ходить по комнате, заталкивая большие пальцы за подтяжки на плечах, и оттягивал тугие резиновые полоски вверх. Словно старался приподнять себя над полом.
Кирилл не огорчался, что у отца не героический вид. Он просто не представлял, что папа мог бы выглядеть иначе. К тому же Кирилл знал, что в молодости папа служил на границе, да еще был перворазрядником по стрельбе и лыжам. Согласитесь, что это не хуже, чем геркулесовы плечи или мушкетерские усы.
В последние годы Петр Евгеньевич спортом не занимался, но кое-какие навыки сохранил. Кирилл в этом убедился позапрошлой зимой. Он с мальчишками гонял шайбу на асфальтовой площадке перед домом, а Петр Евгеньевич шел откуда-то веселый и довольный.
Поглядел, как нападающие лупят мимо ворот, и сказал с чувством:
- Эх, мазилы!
Игроки остановились, и сердца их наполнились тихим возмущением. Даже Кирилл оскорбился.
- Обзывать легко, - сказал он. - Попробовал бы сам.
- А чего ж! Давай! Могу один против команды!
Ребята засмеялись.
Тогда Кирилл обиделся и немного испугался за отца. И за себя. Теперь все будут дразнить: папа - звезда хоккея.
Отец коротко глянул на него и сказал:
- Дай-ка клюшку.
Кирилл вздохнул и дал.
- Начали, - небрежно предложил Петр Евгеньевич пятерым противникам.
Те восторженно заорали и бросились в атаку. Они были уверены в победе. И напрасно. Петр Евгеньевич обвел нападающих, пробился, как пушечное ядро, сквозь защиту и тут же вклепал противнику первую шайбу. Потом заколотил им еще три.
Кирилл таял от гордости.
- Хватит, - сказал отец. - Играете вы прилично, однако со старой гвардией связываться вам рановато Пошли, Кирилл, обедать.
Петр Евгеньевич, видимо, по-мальчишечьи был доволен своим поступком. Он сказал Кириллу:
- Есть еще порох Здорово я их, а?
- Здорово, - сказал Кирилл, но решил, что небольшая критика не повредит. - Только все-таки ты запыхался слегка. Зарядочку делать надо.
- Ой, надо, - согласился отец. - Понимаю. Самому тошно, брюхо растет. Разве я такой был в розовой юности?
- Не такой, - сказал Кирилл.
У него над кроватью висела в латунной рамке от эстампа большая фотография. На снимке худенький мальчишка в вельветовом костюме - короткая курточка с молнией и брючки, застегнутые под коленками, - мчался по асфальтовому спуску на самодельном самокате. Волосы у мальчишки разлетались от встречного ветра, а глаза сияли от счастья и удали. Это и был Петр Евгеньевич Векшин в возрасте одиннадцати с половиной лет.
Кирилл нашел такую фотографию в бабушкином альбоме и попросил отца увеличить ее в заводской фотолаборатории.
- Зачем тебе? - поинтересовался отец.
- Надо, - сурово сказал Кирилл. - Когда притащу двойку или запись в дневнике и ты начнешь меня воспитывать, я буду смотреть на эту фотографию и говорить: «Папа, папа, а сам ты всегда был образцом успеваемости и дисциплины?»
- Дельная мысль, - согласился отец. - Но лучше повесь мамину карточку. Дневник-то чаще всего смотрит она.
Кирилл грустно вздохнул:
- Какой смысл? Мама всю жизнь была отличницей.
Рядом с фотографией, на фанерной полочке под ящичком из оргстекла, стояла модель кораблика. Вернее, не модель, а просто самодельная игрушка: корпус из сосновой коры, мачты-лучинки, косые лоскутные паруса. Но это была дорогая для отца и для Кирилла вещь. Петр Евгеньевич построил крошечную кривобокую шхуну, когда ему было семь лет. Этот первый в его жизни кораблик чудом сохранился и потом стал семейной реликвией. А любовь к моделям у отца осталась до сих пор.
Уже третий год Петр Евгеньевич строил большую модель фрегата «Южный ветер». Фрегат с метровыми мачтами стоял на телевизоре и на первый взгляд казался вполне готовым. Но на самом деле работы оставалось еще много: нужно было сделать и укрепить сотни мелких деталей.
Кирилл не увлекался этим делом, как отец. Во-первых, терпения не хватало, а во-вторых, это все-таки модель. Вот если бы настоящий корабль построить!.. Но помогал отцу он охотно. В свободные вечера они усаживались перед фрегатом и дружно занимались оснасткой. Отец вытачивал тоненьким напильничком лапу бронзового якоря или спицу крошечного штурвала, а Кирилл особым узлом ввязывал в ванты ступеньки из ниток - выбленки. Это у него здорово получалось.
Они работали и о чем-нибудь разговаривали. А иногда пели морские песни. Папа сипловатым баском, негромко, а Кирилл сперва тоже тихонько, а потом от души
Однажды Кирилл спросил:
- Папа, ты с детства кораблями увлекаешься, а почему на «Сельмаше» работаешь? Почему не стал судостроителем?
- В нашем-то городе? Бред какой - сказал отец, разглядывая под лампой узорчатую крышку для кормового фонаря.
- Почему в нашем? Поехал бы куда-нибудь. Ты же был неженатый
- Не мог я после школы. Мама, твоя бабушка, болела. Ну и пошел я на «Сельмаш». Сперва для заработка, а потом понравилось. Люди хорошие были вокруг, расставаться не хотелось. Знаешь, повезло мне с людьми, до сих пор радуюсь
Он надел крышку на фонарь и полюбовался работой. Потом сказал:
- Между прочим, комбайны тоже корабли. Наверно, сам видел, как они по хлебам идут. Будто по волнам. И штурвалы
- Видел, - согласился Кирилл.
Но комбайны были все-таки сухопутными кораблями. А Кирилл думал о парусниках. Он предложил:
- Давай построим яхту. Хотя бы маленькую, на двоих.
- А что! Это идея. Вот только время выбрать
Но яхта - не модель, время не выбиралось. Хорошо, что судьба улыбнулась Кириллу и привела его на улицу Осипенко
На следующий вечер после разговора Деда с племянницей, который невольно подслушал Кирилл, отец попросил:
- Помоги мне бегучий такелаж на фок-мачте провести. Я понимаю, у тебя сейчас не те масштабы, но уважь престарелого отца.
Кирилл уважил. Они протягивали через крошечные блоки суровые нити и сосредоточенно сопели. Потом Кирилл спросил:
- Папа, а почему у нас нет машины?
Отец так удивился, что запутался в нитках и встал.
- А собственно Что за бред? Ты почему это спросил?
- Ну просто.
- Странно - Отец сунул пальцы за подтяжки и попытался приподнять себя. - Раньше ты об этом не спрашивал. Позавидовал кому-то?
- Да просто так подумал. Можно было бы всем поехать путешествовать
Отец заходил из угла в угол.
- В принципе это мысль. Я и сам как-то думал Но видишь ли, машина - это деньги, а у нас все как-то на более важные вещи. И потом, с машиной столько хлопот: гараж, запчасти, техосмотры
Он встал за спиной у Кирилла и смущенно произнес: