Хранящиеся на складе парашюты нужно переукладывать раз в три месяца. При наличии в роте в те славные переходные времена всего четырнадцати человек личного состава короче, такое чувство, что Д-1-5у, Д-6 и «Лесник» и запаску З-5 я могу и сейчас уложить с закрытыми глазами.
К чему я? А, про прыжки в армии.
Помимо основного и запасного парашюта (как это было на гражданке), военный парашютист имеет на себе РД-54 это рюкзак десантника образца 1954 года. Рюкзак надевается под ранец основного парашюта. В рюкзаке находится боекомплект, согласно специальности, рацион питания, полотенце, портянки, мыльно-рыльные принадлежности и ОЗК. Кроме того, у десантника есть оружие. У меня была винтовка. В начале СВД, потом выдали СВД-С со складным прикладом. Винтовка прыгала в чехле. Один раз на проверке я прыгал с автоматом АКМС-Л. У автомата при прыжке особым способом тесьмой привязывается защелка автоматного магазина, чтобы не потерять магазин в воздухе. В противном случае Лютиков без долгих прелюдий и ласк мог любому спецназовцу-парашютисту вынуть матку. Найти ее в мужском организме и вынуть.
Из-за такого принципиального подхода Лютикова к своему делу, за всю службу в роте специального назначения я не видел сколько-нибудь значимых парашютных происшествий. Капитан умел достучаться до сознания самых последних отморозков, которых так щедро Родина призывала в спецназ. Были мелкие отклонения, были и у меня, но погибших в роте не было. Только за это Сереже Лютикову можно поставить памятник.
Если же в небо шагает радист, или нужно десантировать с группой большое количество взрывчатки, применяются специальные грузовые контейнеры, которые крепятся к подвесной системе основного парашюта. Десантник выходит за борт с контейнером в руках, а после раскрытия парашюта контейнер повисает на семиметровом фале. Называется эта штука ГК-30 грузовой контейнер, грузоподъемность 30 килограмм. Мне повезло с ГК-30 я не прыгал ни разу.
Прыгали мы с вертолета Ми-8 и транспортного самолета Ан-26. С самолета я прыгал как в бортовой люк, так и в рампу. В рампу когда прыгаешь, такое чувство, будто идешь по жесткому полу, а потом раз и у тебя под ногами нет никакой опоры. Забавно.
Начиная с третьего прыжка (для меня по счету с шестого) все прыжки я выполнял с РД и оружием. Прыгали в основном с высоты 800 метров, но на показательных прыжках 2 августа 1994 года в составе группы из пяти человек я прыгал с высоты 120 метров. А 20 августа на окружных учениях в составе разведгруппы я прыгал ночью с высоты 300 метров.
Что самое интересное, в армии за прыжки платят деньги. За четырнадцать прыжков я должен был получить достаточно большие деньги. В реальности на руки я получил деньги за два или три прыжка. Остальные деньги это вообще отдельный рассказ.
Рота на аэродроме. Идет укладка парашютов. Погода хорошая, и возможно, будем прыгать. Для всей роты это первый прыжок. Командир роты майор Иванов и зам по ВДС капитан Лютиков зверствуют.
Рыжий, скотина! Ты как купол налистываешь? Кто тебя этому учил?
Так я же это разведчик все делает вроде правильно, но ротному нужен козел отпущения
Лютиков подходит ко мне. Я уже закончил налистывать и готов приступить к натягиванию чехла. Капитан смотрит на мою работу. Он знает, что у меня на гражданке было три прыжка, но это никак не влияет на качество контроля. Более того, мне кажется, что меня он контролирует сильнее, чем других. Оно и верно других он учил сам, а меня кто-то другой. Переучивать всегда сложнее, чем учить. Лютиков кивает и идет дальше.
На старте идет проверка. Лютиков подходит ко мне. Открывает клапан, смотрит шпильки. Смотрит установку прибора ППКУ. Прибор должен раскрыть запасной парашют, если в воздухе у парашютиста не раскроется основной парашют, и он не сможет самостоятельно ввести в действие запасной. Даже если парашютист будет без сознания, то умный прибор раскроет запасной парашют и жизнь десантника будет спасена. Второй вариант автоматического введения запаски в действие это когда какая-нибудь десантная бестолочь забудет развязать тесьму, связывающую прибор со шпильками запаски. Тогда запаска вываливается вперед и вниз, потом начинает расправляться, наполняться воздухом, и в результате обычно заходит стропами между ног десантника, наполняется полностью, ставит парашютиста раком и в таком раскоряченном состоянии российская военная угроза опускается на земную твердь. Потом ему вынимают матку.
Лютиков трогает вытяжной фал, который прижат к ранцу основного купола специальными резинками, потом хлопает меня по плечу:
Нормально.
Проверили еще восемь человек. Лютиков дает отмашку:
На борт.
На кромке аэродромного бетонного поля стоит вертолет Ми-8мт с работающим двигателем. Прыгать будем с него. Я влезаю первым как самый легкий буду прыгать последним. Это правило учитывается строго. На гражданке это практически не учитывалось. А тут строго кто тяжелее, тот первым и выходит. Чтоб не влетел, собака, в купол ниже летящего.
Все расположились на своих местах. Пристегнули карабины вытяжных фалов к специальному тросу. Начинается подъем машины. Взлетаем. Внизу Дземги. В первой трети аэродром пересекает железная дорога. Говорят, что это единственный аэродром в мире, который «оснащен» железной дорогой. Самолеты садятся поезда стоят. Поезда идут самолеты терпеливо кружат над аэродромом.
Взлетаем и делаем круг. Высота уже приличная. Город как на ладони. Амур блестит и переливается солнечными зайчиками. Красота! Лютиков у каждого проверяет готовность приборов ППКУ. Приборы стрекочат и замолкают. Они сработают тогда, когда до земли будет двести метров.
Лютиков подает сигнал первой тройке. Встают. Начинается самое интересное. Я точно знаю, что прыгну. А из вставших об этом не знает никто
Первым подходит к люку Вася Громов. Он парень у нас здоровый. Плечистый. Подходит к люку и замирает. Выпускающий орет:
Громов пошел!
Вася не шевелится.
Лютиков сильнее:
Громов пошел!
Вася стоит. Выбрасывать человека нельзя. Разведчик должен сам сделать шаг. Иначе он не разведчик. Громов оборачивается и почему-то смотрит на меня. Я улыбаюсь ему и кричу через весь салон:
Пошел!
Вася перегибается и вываливается в небо. Видно как натягивается за ним фал, мелькают его подковки на ботинках. Фал дергается, и тут же взвивается с оранжевым чехлом парашюта. Ясно Вася раскрылся. Следом уходят еще двое, но уже без задержек. У этих стадный инстинкт, им легко.
Вася не шевелится.
Лютиков сильнее:
Громов пошел!
Вася стоит. Выбрасывать человека нельзя. Разведчик должен сам сделать шаг. Иначе он не разведчик. Громов оборачивается и почему-то смотрит на меня. Я улыбаюсь ему и кричу через весь салон:
Пошел!
Вася перегибается и вываливается в небо. Видно как натягивается за ним фал, мелькают его подковки на ботинках. Фал дергается, и тут же взвивается с оранжевым чехлом парашюта. Ясно Вася раскрылся. Следом уходят еще двое, но уже без задержек. У этих стадный инстинкт, им легко.
Вертолет проходит точку выброски и делает второй заход. Еще трое выходят без особых истерик. Следующий заход и моя тройка. Я крайний. Первым должен выходить Рыжий. Он уперся руками в люк и орет. Просто орет. Лютиков выходит из себя и за воротник оттаскивает его подальше от люка. Внимательно смотрит ему в лицо:
Ты чего, солдат?
Я не буду прыгать.
Почему?
Боюсь.
Десантник неба не боится. Или ты не десантник?
Рыжий что-то бурчит под нос, и тут же, рывком, выходит за борт. На потоке полощется чехол его парашюта. Мне видно, как его купол наполняется, и он машет руками. Следом выходит еще один, а потом настает моя очередь.
Подхожу к люку. Руки на лямку. В лицо бьет поток воздуха от несущего винта. Лютиков командует:
Пошел!
Когда Рыжий не хотел прыгать, я стоял с ватными ногами и замершим сердцем. Сейчас это все прошло. Сейчас у меня полный контроль над собой и своими чувствами. Да и сознание того, что я среди срочников в роте самый «опытный» парашютист, делает свое дело. Я не могу не прыгнуть.
Я переваливаюсь за борт. Немного не обычное чувство на Ан-2 тебя набегающим потоком сразу кидает назад, а здесь я валюсь ровно вниз. Спиной чувствую, как из сот выходят стропы, над головой слышу хорошо знакомый шорох раскрывающегося перкаля. Все, повис. Можно поправиться в системе, осмотреться.
Купол наполнен как надо, соратники летят значительно ниже, вертолет уже далеко и тишина а внизу играет солнцем Амур, которому до замерзания осталось совсем не много времени.
Быстро определяю снос, разворачиваюсь так, чтобы как можно ближе сесть от старта и не тащить на себе купол. Вспоминаю про запасной парашют, и буквально за несколько секунд до сработки прибора, успеваю развязать узел. Прибор стрекочет секунду и резко щелкает.
Успеваю еще немного подрулить и падаю практически на укладочные столы. На ногах устоять не могу и валюсь на бок. Купол перелетает через меня и накрывает ротного, который тут же помогает мне погасить парашют. Я приземлился.
Кто-то улетает метров за триста от старта. Повезло мерзавцу. Пусть корячится и тащит на старт свой парашют.
Ротный жмет мне руку и говорит:
Сразу видно матерого парашютиста!
Я улыбаюсь. Лестно.
В небо уходит вторая группа будущих рэксов. Вскоре приземляются и они. Майор Иванов строит роту:
Равняйсь! Смирно.
Майор берет под козырек и говорит:
Товарищи разведчики-десантники, от лица командования и от себя лично поздравляю вас с совершением первого прыжка!
Ура! орет рота.
Потом традиционный десантный церемониал: всех бьют запасным парашютом по заду. Так положено. Потом вечером в казарме дембеля нам предложат еще один церемониал: разбить самому себе на голове бутылку из-под водки.
Это тоже очень важная спецназовская традиция. Лобная кость очень крепкая и (почти) всегда держит удар бутылки. А раны и порезы они заживут. Палец сержанта Столярова почему-то первым указывает на меня:
Ты тут самый парашютист? Давай, бей первым
Мне дают пустую бутылку водки. Дембеля её только что выпили. Кто-то из дембелей протягивает мне десантный берет. Машинально я смотрю на надпись, сделанную хлоркой. Вижу свою фамилию. Это мой берет. Это дембеля вскрыли в каптерке шкаф с новой формой и теперь будут каждому выдавать береты.
Я надеваю берет на голову.
Бей сильно, советует Столяров.
Я некоторое время примериваюсь и бью бутылкой себе по лбу. Бутылка только отскакивает. Больно. Чувствую, как на лбу начинает наливаться большая шишка.
Говорю, сильнее! орет сержант.
Чувство, подобное тому, которое испытываешь перед тем, как сделать шаг в пустоту. Здесь тоже нужна решительность. Будь что будет. Себя нельзя жалеть. Будешь себя жалеть, не сможешь оторваться от мирской суеты и не сможешь взлететь вверх и достичь неизведанных высот. Только тот, кто умеет пересилить боль и страх, сможет в своей жизни достичь чего-то, за что потом и умирать не жалко.