Бернс не был атеистом, но его деизм, как и у многих просветителей, граничил с атеистическим отрицанием роли Бога в жизни человека и природы. Хотя в некоторых его стихотворениях и возникала формула «Бог всей природы», но функции «Вседержителя» в мироздании расплывчаты, в интонациях поэта не было ни благоговения, ни фаталистической веры в «Божий промысел». В переложения «молитв» у Бернса вошли житейские детали, иронические интонации, отделяющие их от культовых текстов. Таков знаменитый экспромт, прочтенный поэтом вместо предобеденной молитвы и начинающийся словами:
У которых есть, что есть,
Тем порою нечем есть и т. д.[9]
Не в Боге, но в природе, в жизни, в беге времени и борьбе с невзгодами обретали мужество Бернс и его герой-простолюдин. Не силы небесные, но личное достоинство, любовь, помощь друзей поддержали их.
Бернс рано задумался о причинах общественного неравенства. Поначалу в своих стихах он готов был винить в горестях бедняков и своих собственных силы мироздания «небесные и дьявольские». Но в пору зрелости он уже полагает, что не фатум, а реальные законы и порядки общества предопределяют участь людей. Иерархия собственнического мира несправедлива. Поэт и его герои противостоят ей. В 1785 г. написана кантата «Веселые нищие». Ее персонажи бродяги и отщепенцы: калека-солдат, нищенка, бродячие актеры и ремесленники. У каждого в прошлом горе, испытания, конфликты с законом, в настоящем гонения, бесприютность, нищета. Но человеческое не иссякло в них. Жажду жизни, способность веселиться, дружить и любить, острую насмешливую речь, отвагу и стойкость вот что запечатлел поэт в динамичном групповом портрете обездоленных земляков, близком по колориту сценам застолья у художников фламандской школы. На веселой ночной пирушке в притоне разбитной Пусси Нэнси поэт заодно с оборванцами. Его песня, бунтарская и дерзкая, составляет финал кантаты:
К черту тех, кого законы
От народа берегут!
Тюрьмы трусам оборона,
Церкви ханжества приют
Текст этот никогда не печатался при жизни поэта; «Веселые нищие» были опубликованы только через три года после его смерти.
В поэтический мир Бернса одновременно с лирическим «я» вошли жизни и судьбы его современников: родных, друзей, соседей, тех, кого, встретив случайно, надолго запоминал поэт. Ему чуждо равнодушие к людям. Одних он любит, дружит с ними, других презирает, ненавидит; многих называет по именам, вычерчивая точными штрихами характеры столь типичные, что за именем встают жизнь и личность, и читатель надолго запоминает их. Таковы корыстная и злая Мэгги с мельницы, напористый и неотразимый сельский сердцеед Финдлей, гордячка Тибби, веселый Вилли любитель пирушек, друг поэта старый Джон Андерсон. А среди них сам Бернс веселый и смелый, нежный и пылкий в любви, верный в дружбе. Он бредет по целине за деревянным плугом, погружается в раздумье над книгой, шагает среди руин, по вересковым пустошам и по межам овсяного поля. В родном привычном мире ему знакомо все, и он делит с читателем счастливые и трудные минуты.
Влюбленность в жизнь, искренность чувств все это живет в поэзии Бернса вместе с силой интеллекта, выделяющего из массы впечатлений главное. Уже ранние стихи Бернса полны глубоких размышлений о времени, жизни и людях, о себе и других, таких же, как он, обездоленных. Рядом с песнями о любви, разлуке, печали, песнями, написанными на популярные народные мотивы, возникали такие поэтические открытия, как «Полевой мыши, чье гнездо я разорил плугом», «Был честный фермер мой отец», «Джон Ячменное Зерно», «Дружба прежних дней», «Горной маргаритке», «Честная бедность», уже названная кантата «Веселые нищие», «Новогоднее приветствие старого фермера его дряхлой кобыле», а также многие из сатир.
Вальтер Скотт, защищая Бернса от обвинений в «грубости», «невоспитанности», очень верно оценил характер его дарования, в котором слились лирика и сатира, предельно точно определил гражданскую позицию поэта: «Чувство собственного достоинства, образ мыслей, да и само негодование Бернса были плебейские, правда, такие, какие бывают у плебея с гордой душой, у афинского или римского гражданина».
Вторая половина 80-х годов была для него и его современников насыщена тревогами в связи с революцией в Северной Америке, предреволюционным кризисом во Франции, политическими волнениями в Англии. К ним присоединились личные невзгоды и перемены в жизни поэта. Он полюбил дочь богатого фермера Джин Армор, но был разлучен с ней почти на три года. Смерть отца, денежные и семейные неурядицы вынудили его всерьез думать об отъезде на Ямайку. Но он не помышлял о том, чтобы сделать источником заработка свою поэзию. «Говорить о деньгах, жалованье, оплате и расчетах было бы истинной проституцией души. Оттиск всех тех песен, которые я сочиню и отредактирую, я приму как большое одолжение», писал он.
Бернс не уехал, но был вынужден согласиться с предложенной ему должностью акцизного чиновника и до конца дней своих нес ярмо этой скучной и скудно оплачиваемой должности. Начальство строго контролировало благонадежность вольнодумца-поэта. Интересоваться политикой ему «не полагалось». Немало горьких экспромтов возникает у Бернса на эту тему: «Надпись алмазом на оконном стекле», эпиграмма «Церковные и государственные акцизные» (1793) и др.
Плебейская ненависть к власть предержащим лишь одна сторона творчества Бернса. Другая, не менее важная, его любовь к людям труда. Его идеал человека возникал не из «игры воображения», но в осмыслении народной истории и многовекового опыта трудовых низов, их положения в настоящем. Его любовь и восхищение вызывают честные и добрые труженики, борцы за правду и человечность. Они отзывчивы, бескорыстны, верны в любви и дружбе, преданы отчизне, идут на жертвы во имя справедливости и свободы. Вместе с тем он отвергает распространенные в шотландском народе консервативно-националистические иллюзии (см. стихотворение «Якобиты на словах»). Это получило отражение в его поэтических оценках судеб и личностей шотландских королей, от Марии Стюарт до принца-претендента. Непрестанное движение времени, по убеждению Бернса, таково, что старое должно уступить новому («Мосты Эйра», 1786). Движение вперед и только вперед утверждал он как закон бытия. Этот закон славил поэт еще в концовке «Веселых нищих»:
Жизнь в движенье бесконечном:
Радость горе, тьма и свет.
Борьба отжившего и нового у Бернса драматична, чревата и непредвиденными случайностями, и трагедиями, но все, что стоит на пути к будущему, должно быть сметено. Таков подтекст «Песни смерти» (1792), «Дерева Свободы» (1793) и других стихотворений, созданных в годы Великой французской революции. Еще раньше поэт приветствовал американскую революцию. Он воспринял ее как удар по британской монархии. Но события во Франции были ему ближе. Бернс восторженно встретил падение Бастилии, одобрил суд и приговор Конвента венценосцам Бурбонам, был восхищен борьбой Республики против армий антифранцузской коалиции. Стихотворение «Дерево Свободы» глубоко обобщило эту уверенность поэта в правоте санкюлотов, в общеевропейском значении опыта Франции, особо важного для Англии. Оценка в этом стихотворении английской революции XVII в. еще раз подтверждает проницательность и остроту исторических воззрений поэта. Но текст этого стихотворения был опубликован только в 1838 г., да и после этого включался не во все издания его стихов. Все отклики Бернса на революцию во Франции не только свидетельство симпатий к ней, но и программа борьбы за желанную Свободу и Справедливость, за подлинное «Величие Человека», неподвластное коронам и деньгам.
Английской реакции тех лет и позднейшего времени особенно ненавистны его обличительные сатиры и эпиграммы. В них слиты свифтовский гнев и дерзость хлесткой народной песни. Многие из них обличали войну. «Войны чумные эпидемии, в которых виновна не природа, но люди». Он напрямик говорил, что войны нужны монархам, парламентариям, торгашам: войну благословляет церковь; ждут ее, а с ней и новых чинов, генералы. Их прибыли и слава оплачены ценой многих тысяч человеческих жизней («Благодарение за национальную победу»). Только война за свободу народа оправдана и прославлена поэтом.
Политические сатиры и эпиграммы Бернса обычно имели точный адрес и утверждали принципы плебейско-демократической гражданственности и морали. Одна из главных мишеней обличения у Бернса дворянско-буржуазная парламентская система в англошотландском варианте, контрасты ее видимости и сути.
О королевской чете Ганноверов Георге III и его супруге, об их наследнике Бернс говорил с пренебрежительной иронией в «Трактирной балладе», в сатирической поэме «Сон» насмешливом приветствии королю в день его рождения и других стихах. Коронованные персоны Англии жалкие марионетки в руках парламентской грабительской верхушки, тех, кто наживается на финансовых спекуляциях, затевает войны, стрижет налогоплательщиков, «как баранье стадо». Союз продажных политиков с торгашами и церковью, предвыборные спекуляции разоблачены Бернсом в сатирах «Галерея политиков и святош», «Баллады о выборах м-ра Уэрона» и других. Эти стихотворные политические фельетоны предельно злободневны, обличают существующую систему преступного обмана народа. Среди поздних насыщенных гневом и болью сатир особенно выделяется «Послание Вельзевула» (1790), в котором фантастика служит реалистическому обличению власть имущих и богачей. Законник-взяточник и помещик-деспот превосходят жестокостью в расправе над крестьянами и их семьями самых страшных дьяволов. Вельзевул обещает этим негодяям лучшие места в аду.
В интенсивном становлении социального опыта Бернса и его революционно-плебейского мировоззрения открывались все новые возможности и грани. Новаторское направление своего времени сентиментализм Бернс подверг критической оценке, отбросив в нем то, что он назвал «жеманством» (слезливую чувствительность, пассивность, религиозные иллюзии авторов и их героев). В предромантизме он не принял поэтизацию отчаяния и ужаса перед жизнью. Центральная тема предромантиков всесилие дьявола, зла в мире решена Бернсом без мистики, в материалистическом плане, содержит политическую оценку реальных сил эпохи. Острый здравый смысл, соленый народный юмор поэта разрушали предромантическую поэтизацию встреч с «нечистой силой». Блестящая пародия на предромантические «дьяволиады» комическая поэма Бернса «Тэм ОШэнтер».