Доктор Рёдер был поражен. Все это он посчитал клеветой на абвер и вермахт.
После допроса Гизевиус отправился к Канарису и пересказал тому содержание разговора, разумеется, далеко не все, что он там говорил. Канарис привел ему столь серьезные аргументы, что на следующий день Гизевиус вновь появился у доктора Рёдера. Теперь он хотел внести изменения во вчерашний протокол.
Рёдер отказался делать это. Но Гизевиус, если пожелает, может внести исправления. Теперь, в свою очередь, отказался Гизевиус.
На это доктор Рёдер заметил:
Вы можете жаловаться.
Гизевиус так и сделал. Он продиктовал новый текст с жалобой для занесения в протокол. Позднее эта жалоба была отклонена президентом имперского суда.
В результате впервые была брошена тень подозрения на абвер. Обвинения были выдвинуты не тайной государственной полицией, а люфтваффе, к которой в 1939 году относился и доктор Шмидгубер. Доктор Рёдер отправил документы Шмидгубера в имперский военный суд для ознакомления.
4 апреля 1943 года военный суд выдал ордер на арест Догнаньи, его жены и Дитриха Бонхёфера, а также на изъятие вещественных доказательств.
Еще незадолго до этого Канарис в очередной раз посоветовал Остеру уничтожить все, что могло бы скомпрометировать абвер. Но Остер считал себя в безопасности от любых происков Главного управления имперской безопасности. Он ничего не сделал. Ему и в голову не приходило, что удар может исходить от военного суда. Кроме того, он чувствовал себя в безопасности еще и потому, что главные документы Сопротивления были перепрятаны.
5 апреля 1943 года двое людей высаживаются из машины перед домом абвера на Тирпицуфер, входят в здание и поднимаются на старом скрипящем лифте.
Один, в форме летчика со знаками различия главного военного судьи, доктор Манфред Рёдер, который еще в прошлом году был судебным следователем по делу «Красной капеллы». Второй сотрудник уголовной полиции Зондереггер из тайной государственной полиции.
Когда лифт останавливается, доктор Рёдер на мгновение задерживается.
Как договорились, господин Зондереггер, вы должны только следить. Пока речь идет о военных вопросах, вы ни в коем случае не вмешиваетесь. Но все внимательно подмечайте.
Чиновник кивает.
Медленно они поднимаются еще на один пролет и теперь оказываются перед кабинетом адмирала Канариса под самой крышей.
Главный военный судья просит доложить о себе адмиралу. Проходит немного времени, и секретарша проводит в кабинет адмирала.
Помещение обставлено чрезвычайно просто неуютная высокая комната с балконом на Тирпицуфер.
Адмирал, за время войны растративший много нервной энергии, производит впечатление подавленного, неуверенного человека, когда приглашает главного военного судью садиться. Снизу вверх он глядит на посетителя и пытается прикурить свою наполовину истлевшую сигару.
С сожалением должен доложить вам, господин адмирал, что имперский военный суд на основании серьезных обвинительных показаний выдал ордер на арест господина фон Догнаньи.
Лицо за письменным столом начинает наливаться краской.
Но нет, это невозможно. Догнаньи нет, нет
Затем предписано изъять вещественные доказательства, продолжает доктор Рёдер.
Канарис снова откладывает сигару.
Желает ли господин адмирал присутствовать при аресте?
Канарис, что-то невнятно бормоча, поднимается, затем громко говорит:
Идемте!
Лицо его становится багровым и одутловатым. Он первым проходит через приемную, в которой на машинках печатают две женщины. Затем втроем они входят в комнату генерала Остера.
Канарис явно возбужден, хотя эта акция для него не такая уж неожиданность. Небе заблаговременно предупредил, что по абверу намереваются нанести удар, и еще накануне из другого источника Канарис узнал, что над его отделом Z нависла серьезная угроза. Остер прекрасно знал об этом. И фон Догнаньи знал. Канарис вызвал Остера:
Остер, возникла серьезная опасность. Позаботьтесь, чтобы в вашем бюро не смогли обнаружить и намека на компрометирующие документы!
Адмирал в коротких словах объясняет своему генералу в отделе Z существо дела и распоряжается, чтобы тот следовал за ним.
Затем предписано изъять вещественные доказательства, продолжает доктор Рёдер.
Канарис снова откладывает сигару.
Желает ли господин адмирал присутствовать при аресте?
Канарис, что-то невнятно бормоча, поднимается, затем громко говорит:
Идемте!
Лицо его становится багровым и одутловатым. Он первым проходит через приемную, в которой на машинках печатают две женщины. Затем втроем они входят в комнату генерала Остера.
Канарис явно возбужден, хотя эта акция для него не такая уж неожиданность. Небе заблаговременно предупредил, что по абверу намереваются нанести удар, и еще накануне из другого источника Канарис узнал, что над его отделом Z нависла серьезная угроза. Остер прекрасно знал об этом. И фон Догнаньи знал. Канарис вызвал Остера:
Остер, возникла серьезная опасность. Позаботьтесь, чтобы в вашем бюро не смогли обнаружить и намека на компрометирующие документы!
Адмирал в коротких словах объясняет своему генералу в отделе Z существо дела и распоряжается, чтобы тот следовал за ним.
Остер холодно разглядывает нежелательных посетителей сквозь монокль.
Догнаньи ничего не совершал, насколько мне известно.
Никто не обращает внимания на это возражение. Во главе с Канарисом все проходят через кабинет Остера к двери, ведущей в комнату Догнаньи. Догнаньи сидит за столом и работает.
Его кабинет был угловым. У окна стоял круглый коричневый стол, напротив входа письменный стол, рядом на стене висело пальто. Чуть далее находилась стойка для одежды, а напротив окна старомодный обшарпанный сейф зеленого цвета.
Догнаньи беспокойно переводит взгляд карих глаз с одного неожиданного визитера на другого. Он поднимается, бледный и хрупкий. Доктор Рёдер медленно подходит к столу. Канарис остается стоять в дверях. Остер делает несколько шагов, а Зондереггер становится в угол за круглый стол, откуда можно обозревать все помещение.
До этого момента ни у имперского военного суда, ни у тайной государственной полиции еще не имелось каких-либо вещественных доказательств против абвера. Но легкомыслие отдела Z сослужило тайной государственной полиции огромную службу. Отдел дал ей в руки конец ниточки, с помощью которой тайная государственная полиция постепенно распутывала клубок тайн I центрального отдела, что привело к тяжелейшим последствиям.
Герр Догнаньи, сказал главный советник военного суда доктор Рёдер, по поручению военного суда я произведу здесь обыск.
Догнаньи явно испуган, он бледнеет. Умному человеку сразу становится ясно, что его постиг злой рок. Он молчит.
Отойдите от стола, пока я его буду осматривать, приказывает доктор Рёдер.
Все еще молча Догнаньи становится у круглого столика. Возникает молчаливая сцена как в театре. Адмирал неподвижно стоит в дверях, Остер в элегантном сером костюме неподалеку у окна, рядом с круглым столом сотрудник полиции, а между Остером и Канарисом фон Догнаньи. Раздается лишь шум выдвигаемых ящиков и щелканье замков.
Потухшим взором Догнаньи смотрит на ящики. Только что доктор Рёдер взял в руки документ, содержащий «словарь-регламент», который пастор Дитрих Бонхёфер использовал при переговорах с христианами. Этот «регламент» состоит из сведений, предназначенных для Запада.
Там лежит опасный документ, а Догнаньи не может к нему приблизиться. Он не может отвести рок, который навис и над его свояком Бонхёфером.
Там лежит и другой, не менее компрометирующий документ: освобождение Остером от воинской повинности семерых протестантских священников, яро ненавидящих режим. Семь неправомочных освобождений от службы. Завороженный взгляд Догнаньи перебегает с одного акта на другой. Христианский регламент выглядывает из папки с документами.
Тут доктор Рёдер встает и кладет документы на круглый коричневый стол.
Мертвая тишина. Люди замерли.
После того как доктор Рёдер объявляет, что документы, которые он отложил на круглый столик, изымаются, он продолжает обыск письменного стола.
Пока доктор Рёдер сидит за письменным столом и обыскивает ящик за ящиком, Догнаньи подает Остеру знак глазами. Он показывает на папку на столе, на роковой «Регламент» для швейцарских переговоров Бонхёфера. Незаметно Догнаньи кивает. Теперь взгляд Остера прикован к документам он узнал «Регламент». Он качает головой и начинает, отступая назад, приближаться к круглому столу.
Вскоре скрещенные за спиной руки нащупывают стол. Медленно скользит правая рука по краю стола, по папке, осторожно вытаскивает опасный «Регламент» и прячет его с правой стороны под пиджаком.
Вскоре скрещенные за спиной руки нащупывают стол. Медленно скользит правая рука по краю стола, по папке, осторожно вытаскивает опасный «Регламент» и прячет его с правой стороны под пиджаком.
Вдруг раздается громкое: «Стоп!»
Все оглядываются. Скомандовал секретарь уголовной полиции. Правой вытянутой рукой он указывает на Остера.
Но и Рёдер заметил манипуляцию. Он поднимается с места.
Герр генерал, я требую вернуть мне бумаги, которые вы только что вынули из папки.
Лицо Остера становится пепельно-серым. Канарис тоже бледнеет. Остер бросает отчаянные взгляды на адмирала, но тот делает вид, будто ничего не понимает.
Раздается голос доктора Рёдера:
Немедленно отдайте записки!
Остер, все еще бледный как мел:
Какие записки? Не брал я никаких записок из папки.
Тогда главный военный судья подходит к адмиралу Канарису.
Прошу вас, господин адмирал, приказать генералу Остеру выдать мне записки.
Канарис тихо:
Я ничего не видел.
Тогда, жестко говорит доктор Рёдер, в соответствии с полномочиями судьи я вынужден прибегнуть к положениям военного уголовно-процессуального кодекса.
Каковы полномочия? спрашивает адмирал Канарис.
Проведение личного досмотра, и притом прямо на месте.
Канарис бросает взгляд на Остера, и тот медленно вытягивает документ из-под пиджака и передает его главному военному судье.
Пройдемте в ваш кабинет, говорит доктор Рёдер.
Генерал, не произнося ни слова, покидает кабинет Догнаньи.
Канарис, качая головой, бормочет:
Как же так? Ну как же это так?
Догнаньи скрещивает руки на груди, чтобы они не так заметно дрожали. Он чувствует, что силы готовы оставить его.