Суздаль. Это моя земля. Легенды и мифы Владимиро-Суздальской земли - Анна Востокова


Суздаль. Это моя земля

Легенды и мифы Владимиро-Суздальской земли

Издано при информационной поддержке

Администрации Владимирской области


Издано при информационной поддержке

Администрации города Суздаля

Издано при финансовой поддержке

Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям

в рамках реализации федеральной целевой программы

«Культура России»


Авторы: Сулейков Андрей, Подорожная Анастасия, Шипилова Анна, Киселёв Даниил, Пильникова Ольга, Архипова Татьяна, Востокова Анна


Редактор Елена Яковлева

Иллюстратор Наталья Рыбальченко

Корректор Анастасия Подорожная


© Андрей Сулейков, 2019

© Анастасия Подорожная, 2019

© Анна Шипилова, 2019

© Даниил Киселёв, 2019

© Ольга Пильникова, 2019

© Татьяна Архипова, 2019

© Анна Востокова, 2019

© Наталья Рыбальченко, иллюстрации, 2019


Предисловие редактора

У каждого города есть своя история. Она всегда вписана в историю страны, в которой он находится, и неотъемлема от событий, происходящих в ней. И будь этому городу тысяча, пятьсот, триста лет  эта история есть. Чем больше городу лет  тем больше историй в нём.


История Суздаля насчитывает почти тысячу лет, первое упоминание о нём в «Повести временных лет» датируется 1024 годом. Представляете, какая это богатая история? А сколько здесь накопилось историй за всё время? В них живут волхвы и русские князья, цари и их ссыльные в монастыри жёны, пропавшие дети и подставные государи, купечество, дворянство, крестьянство, ремесленники и монахи.


Это так и не построенная железная дорога, благодаря которой город сохранился в своей истинной красоте и почти первозданности. Это колокольни и купола, золотящиеся на солнце. Это советский кинематограф с нашими любимыми фильмами и советские же казематы тюрем, в которые превращали монастыри.

Этот город  место силы, где можно напитаться энергией, получить её из воздуха, из колокольного перезвона, из бесконечного неба над куполами и маковками церквей. Из искрящегося февральского снега. Из яркого июльского солнца. Из тех далей, что простираются от Суздаля и до горизонта на много вёрст вокруг. В этот город хочется возвращаться, где бы ты ни находился.


Мы написали свои истории, которые происходили, могли произойти или когда-нибудь произойдут в этом удивительном городе, равного которому нет ни в нашей стране, ни в мире, ни в одной точке на карте целой вселенной.


Авторы рассказов о Суздале вложили в них всю свою любовь к этому городу, всё своё восхищение им. И всю радость от того, что прикоснулись к его земле.

Благодарность

Мы познакомились в литературной мастерской, куда пришли за знаниями, вдохновением и бережным редактором, а вышли  с целым проектом, который воплотили в единой команде. Без учёбы в мастерской, без продюсера Елены Помазан, которая по счастливой случайности собрала нас, этого сборника не было бы, или он выглядел бы по-другому. Работать, писать, воплощать замыслы, брейнштормить идеи, искать, находить и договариваться гораздо легче, когда ощущаешь поддержку дружеского плеча. Мы все друг для друга за два месяца учебы и работы над сборником стали таким плечом. Главную задачу начинающих авторов  сделать так, чтобы твой голос был услышан  мы решили, потому что нас учили не только писать, но и слышать друг друга. Книга рождается в бумаге. Автор рождается в Litband. Хочешь реализовать себя в одном из литературных проектов  заходи на bandband.ru.


Дом.

Даниил Киселёв

[Пролог]


В центре Суздаля стоит дом. Он спрятан в глубине двора, и с улицы Ленина его не видно. Но если по какой-то причине вы обратите на него внимание, желания зайти в него не возникнет: узкий и длинный, высотой в два этажа, построенный из красного кирпича, тут и там глядящего на мир из-под давно облупившейся извёстки. Согнутое временем в небольшую дугу, с ветхим деревянным крыльцом, это здание выглядит уродливым и старым.


[1]

Бабка никак не хотела продавать свою развалюху. Место золотое: Кремль, река  всё буквально за огородом. Косой домик с побелёнными стенами давно пора снести и построить на участке гостиницу с причалом. Приходили с уговорами и денег предлагали, даже процент от будущего дохода.

«Нашто мне ваша доля? Только испортите всё. Видала я таких»,  прошамкала старуха и захлопнула дверь.


Думали, помрёт скоро, всё равно земля наша станет  наследников нет. Годы шли, упрямая бабка не помирала.


Угрожали  нет и всё.

Хоть что с ней делай. Думает, шутки с ней шутят.


[2]

Безлунной осенней ночью домик подожгли. Огонь взметнулся, облизав стену до самой крыши, и через минуту потух, будто стену облили не бензином, а водой. Невесть откуда взявшиеся мужики, один из которых был с раскосыми глазами, а второй пьяный вдрызг, поймали горе-поджигателя у самого моста и как следует отлупили: заломив руки, поставили на колени, раскосый держал парня, а пьяный пинал его по голове и рёбрам, пока тот не потерял сознание.


[3]

Очнулся в помещении: подо мной  мягкий топчан, вокруг  полумрак, из звуков только тишина и мягкая дрожь поленьев в топке. «Где я?» Лежал, не двигаясь и почти не дыша. Тело ныло. Лицо разбито, саднит. «Надеюсь, ничего не сломали».

 Не бойся, не сломали!


От неожиданности я вздрогнул и ощутил капли холодного пота на спине. Со стула в углу комнаты поднялась фигура, её лицо прятала темнота.


 Садись, лечить буду,  услышал я спокойный шамкающий голос. Бабка скрылась в проходе на кухню. Самообладание медленно возвращалось, но неизвестность пугала.


Через несколько минут бабка вернулась и протянула мне большую кружку. Из кружки шёл пар.


 Что это?  Проскочила мысль, что ведьма яду в питьё насыпала.

 Не отрава это. Травки разные, волшебные. Сама собирала. Вмиг на ноги поставят.


«Мысли мои читает, что ли?»


Осторожно глотнул  тепло разлилось по груди, запах трав вернул меня в радость и беззаботность детского лета.


 Ну, давай знакомиться.

 Я Никита, шёл никого не трогал, тут выскочили

 Нельзя это место портить, Игорь.


И я испугался по-настоящему. «Откуда она знает моё имя?» Мысли закружились, я будто падал с огромной высоты, медленно и долго, как во сне.


 Тут ведь дом. Он  мост, он  связь. Разрушишь  и ребятки мои пропадут. За тыщу лет не научились, как ужиться.


«Совсем у бабули крыша поехала». Я швыркал чаем и кивал, а мозг искал варианты, как объяснить дяде, что с заданием я не справился.

 Пошто с окаянными связался?


Я поперхнулся.


 Пошто дом хотел сжечь?  старуха говорила ровным сухим голосом, её лицо было абсолютно спокойным.

 Мама у меня больная очень. И никого у неё нет кроме меня,  я опустил голову и врал на ходу, всё же допуская, что ведьма умеет читать мысли,  в Москву везти надо, на операцию, а денег нет. Вот и

 Помрёт твоя мамка скоро. Не болеет, но помрёт, судьба у неё такая. И тебе недолго осталось, если не бросишь разбойничать.


Внутри меня всё похолодело, и даже горячий травяной чай не мог согреть сжавшиеся в комок внутренности.


 Хороший ты парень, Игорь. А дядька твой  бандит. Покажу тебе кое-что. Не хочу, но так нужно. Вставай.


Я осторожно поднялся и не сразу понял: не больно. Вышли на кухню, и мой взгляд, привыкший к полумраку, наткнулся на сидящего на табурете мужчину с нерусским лицом.


 Это Акчура. Погорячились они с Томашем, ты уж их извини. Он отведёт.

 Попытаешься убежать  убью,  узкоглазый так спокойно это сказал, что я понял: убьёт.


[4]

В лунном свете, пробившемся сквозь тучи, шёл Акчура, невысокий жилистый татарин с ногами в виде буквы «о», рядом неуверенно ступал Игорь. Через пятьсот метров они упёрлись в облупившуюся стену кирпичного дома, обошли его с правой стороны и оказались возле деревянного крыльца. На крутых полуистлевших ступенях сидел человек и курил. Заметив Игоря, он привстал, вглядываясь в его лицо.


 Ах, ты ж


Длинную руку, ободрав костяшки, остановила стенка узкого крыльца. Завязалась драка. На шум из дома кто-то выскочил, и вместе с Акчурой они разняли дерущихся. Огромный бородатый мужик крепко обхватил Игоря, татарин держал нападавшего.


 Акчура,  пьяно орал тот,  пусти меня! Дай саблю, я  конец фразы утонул в зажавшей рот руке.


[5]

Бородатый притащил меня на кухню. В проходе уже столпились, по-видимому, все разбуженные жильцы дряхлой коммуналки.

[5]

Бородатый притащил меня на кухню. В проходе уже столпились, по-видимому, все разбуженные жильцы дряхлой коммуналки.


 Я отец Фёдор,  представился бородатый. Посиди пока тут, а мы разберёмся, в чём дело.


Я остался один. Огляделся: облезлые стены, дощатый пол, старый советский холодильник «Бирюса», на шкафчиках самоклеящаяся плёнка, деревянный стол с истёртой зелёной клеёнкой и газовая плита с баллоном под ней. При этом было идеально чисто и даже как-то уютно. В ожидании хозяев дома я сел на табурет и прислонился спиной к стене. Краем глаза уловил какое-то движение, но не успел повернуть голову, как почувствовал у горла холодное и острое  нож.


 Сжечь хотел, значит? Хранительницу?  услышал я над самым ухом,  душегуб проклятый,  голос был холодным, загробным.

 Если кто и душегуб, так это ты!  раздалось откуда-то из-под стола.  А ну-ка не балуйся, не пугай гостя, вишь, белее тебя стал.


Нож исчез так же быстро, как и появился. Медленно, очень медленно я повернулся  за мной была только стена. Под столом кто-то копошился и пыхтел, я сидел, боясь пошевелиться. Пыхтение вскоре прекратилось, и из-под свисающей почти до пола клеёнки вылез маленький старичок, ростом не больше тридцати сантиметров. Он встал в центре кухни, в кругу лунного света, падавшего из окна с железными решётками, и добро на меня посмотрел.


 Ты читать умеешь?  спросил старичок, будто стесняясь.

 Ага.


Он положил мне на колени кусочек бересты и снова отбежал назад. Не без труда я прочитал: «я дамавой бирёза хочишь чай». Скрипнула входная дверь, и через мгновение на кухне собрались шесть человек, а старичок мигом куда-то спрятался.


 Миритесь,  отец Фёдор подвёл ко мне пьяного. Высокий и худой, он с насмешливым взглядом протянул мне длинную руку:

 Томаш. Поляк. Грабил Суздаль в Смутное время. Водку пьёшь?

 Всё бы тебе водку хлестать, не все такие алкаши, как ты,  сказала женщина в чёрном сарафане и чёрном головном платке.

 Молчи, баба, тебя не спросили.

 Чай! Мы будем пить чай! У нас гостей уже тридцать лет не было!  завизжал старичок и обиженно запыхтел.


Я подумал, что схожу с ума. «Или это сон? Конечно, всё сон. Домовой, поляк с шизофренией»


 Тихо все!  рявкнул отец Фёдор, и воцарилась тишина.  Красин.

 Тихо, тихо. Вишь, раскомандовался,  заворчал домовой.

Дальше