Я молчу.
Ты как думаешь, Егор, их Бог наказывает?
Наверное, Бог всех наказывает. Всех без исключения.
Мы бросили бычки в урну.
Чего-то меня мутит, говорит Сашка.
Надо еще выпить, предлагаю я.
Надо, соглашается Сашка.
Мы отпрашиваемся у начштаба и отправляемся на рынок. Саня сразу прется к девушке-полукровке.
Куда ты, Сань? У нее водки нет! смеюсь я.
Саня меня не слышит. Я думаю о том, что Саня сказал.
«Не буду об этом разговаривать», решаю для себя. Сам не замечаю, как покупаю водку. Вижу, что купил, уже отойдя от прилавка. Глядя на бутылку, вспоминаю, что вроде денег дал торговке много, а сдачи она дала совсем ничего. Торговка копошится в своем товаре.
«Чего я ей скажу? думаю. Где моя сдача? А с чего сдача? Сколько я денег-то ей дал?»
Саня все около полукровки топчется. В том, как они стоят друг напротив друга, что-то неестественное. Подхожу к ним и вижу: Саня уперто смотрит на девушку, в лицо ей. А она на него и что-то говорит при этом.
Зачем вы приехали? спрашивает она Саню, когда я подхожу. Кто вас звал? Вы моих детей убили. Ваши дети будут наказаны за это.
Пойдем, Санек, я тронул его за рукав.
На рыночке уже кто-то состроил столик, две лавочки рядом поставлены.
Давай посидим здесь, покурим? предлагает он мне.
Чего ты на нее смотрел?
Саня неопределенно машет рукой.
Подъезжает бэтээр. На броне сидят десанты.
Здорово, парни! кричат нам с брони. Вы откуда?
Со Святого Спаса! откликаюсь я.
Прямо на броне у десантов расстелен персидский ковер. Весь затоптанный, в черных иероглифах берцовских подошв, но все равно красивый. На башне красный флаг. Я любуюсь пацанами, их бэтээром, ковром, знаменем. Случайно цепляю взглядом торговку, на которую Саня смотрел.
Санёк, глянь, как она ненавидит, говорю, откупоривая пузырь.
Торговка смотрит на бэтээр, глаза ее источают животное презрение. Так смотрит собака, сука, если ее ударишь в живот. Саня не оборачивается.
Десанты идут к прилавкам, но деньгами они явно не богаты. Смотрят на товары, держа руки в карманах.
На рынок подъезжают грузовик и «козелок» с солдатиками с пехотой. Неумытая пацанва в замызганной форме. Они вообще не вылезают из машин, только разглядывают пиво и консервы.
Пока десанты выглядывают товар на рынке и лениво, но постепенно озлобляясь, торгуются с чеченками, их бэтээр начинает разворачиваться. Он плавно въезжает передними колесами в огромную лужу метрах в десяти от ворот нашей базы, я смотрю, как грязные, густые волны с шумом выползают на пыльную сушь вокруг дороги. Снова перевожу взгляд на полукровку и вижу, как в лицо ей бьют резкие брызги. Санька летит со скамейки. Десанты крутят головами, кто-то присел и тащит с плеча автомат. Раздаются длинные и какие-то далекие очереди бэтээр наехал на мину в луже вот что случилось.
Кувыркаюсь с лавки, в ужасе оглядывая окрестность: куда себя деть.
«Мамочка! зову я про себя женщину, которую не помню. Куда мне спрятаться?!»
Нет, это не дикий страх, это что-то другое некая ошпаренная суматошность.
Ползу куда-то в кусты, оборачиваюсь и вижу, что десанты вообще никуда не прячутся, а сидят на корточках возле бэтээра. Некоторые даже курят. Обстрелянные пацаны, сразу видно. У бэтээра одно колесо смотрит вбок, шина висит лохмотьями.
Солдатики повыпрыгивали из «козелка» и грузовичка и, не теряя времени даром, тащат в машины пиво и консервы с прилавков. Торговки вроде и не сопротивляются, лишь поспешно убирают под одежды лоточки с пришпиленным к черному бархату золотом кольцами, серьгами, цепочками.
Очереди раздаются все ближе. Такое ощущение, что сначала кто-то стрелял вверх (за горелыми постройками? или со стороны асфальтовой дороги?), после начал палить по-над головами, а теперь уже норовит проредить весь рынок. Чеченские бабы, покидав в баулы оставшийся товар, побежали в сторону хрущевок. Полукровка, уродливо хромая, побежала за ними, оставив товар на прилавке. Потом передумала, вернулась. С ее лотка два солдатика сгребают пиво, засовывая банки за шиворот. Подбежав, она берет банку шпрот и бьет ближайшего из солдат по лицу. Тот, весело взглянув на девушку, хватает ее за руку; я жду, что он ее сейчас ударит или грубо вывернет кисть, но солдат ловко забирает из пальцев девушки шпроты и бегом возвращается к машине.
Суетно зыркаю по сторонам. Слышу, как меня окликают по имени, оборачиваюсь на голос так резко, что кажется шея слетает с резьбы: Семеныч присел возле дороги, у поваленных прилавков. Рядом Вася Лебедев.
Прямо на броне у десантов расстелен персидский ковер. Весь затоптанный, в черных иероглифах берцовских подошв, но все равно красивый. На башне красный флаг. Я любуюсь пацанами, их бэтээром, ковром, знаменем. Случайно цепляю взглядом торговку, на которую Саня смотрел.
Санёк, глянь, как она ненавидит, говорю, откупоривая пузырь.
Торговка смотрит на бэтээр, глаза ее источают животное презрение. Так смотрит собака, сука, если ее ударишь в живот. Саня не оборачивается.
Десанты идут к прилавкам, но деньгами они явно не богаты. Смотрят на товары, держа руки в карманах.
На рынок подъезжают грузовик и «козелок» с солдатиками с пехотой. Неумытая пацанва в замызганной форме. Они вообще не вылезают из машин, только разглядывают пиво и консервы.
Пока десанты выглядывают товар на рынке и лениво, но постепенно озлобляясь, торгуются с чеченками, их бэтээр начинает разворачиваться. Он плавно въезжает передними колесами в огромную лужу метрах в десяти от ворот нашей базы, я смотрю, как грязные, густые волны с шумом выползают на пыльную сушь вокруг дороги. Снова перевожу взгляд на полукровку и вижу, как в лицо ей бьют резкие брызги. Санька летит со скамейки. Десанты крутят головами, кто-то присел и тащит с плеча автомат. Раздаются длинные и какие-то далекие очереди бэтээр наехал на мину в луже вот что случилось.
Кувыркаюсь с лавки, в ужасе оглядывая окрестность: куда себя деть.
«Мамочка! зову я про себя женщину, которую не помню. Куда мне спрятаться?!»
Нет, это не дикий страх, это что-то другое некая ошпаренная суматошность.
Ползу куда-то в кусты, оборачиваюсь и вижу, что десанты вообще никуда не прячутся, а сидят на корточках возле бэтээра. Некоторые даже курят. Обстрелянные пацаны, сразу видно. У бэтээра одно колесо смотрит вбок, шина висит лохмотьями.
Солдатики повыпрыгивали из «козелка» и грузовичка и, не теряя времени даром, тащат в машины пиво и консервы с прилавков. Торговки вроде и не сопротивляются, лишь поспешно убирают под одежды лоточки с пришпиленным к черному бархату золотом кольцами, серьгами, цепочками.
Очереди раздаются все ближе. Такое ощущение, что сначала кто-то стрелял вверх (за горелыми постройками? или со стороны асфальтовой дороги?), после начал палить по-над головами, а теперь уже норовит проредить весь рынок. Чеченские бабы, покидав в баулы оставшийся товар, побежали в сторону хрущевок. Полукровка, уродливо хромая, побежала за ними, оставив товар на прилавке. Потом передумала, вернулась. С ее лотка два солдатика сгребают пиво, засовывая банки за шиворот. Подбежав, она берет банку шпрот и бьет ближайшего из солдат по лицу. Тот, весело взглянув на девушку, хватает ее за руку; я жду, что он ее сейчас ударит или грубо вывернет кисть, но солдат ловко забирает из пальцев девушки шпроты и бегом возвращается к машине.
Суетно зыркаю по сторонам. Слышу, как меня окликают по имени, оборачиваюсь на голос так резко, что кажется шея слетает с резьбы: Семеныч присел возле дороги, у поваленных прилавков. Рядом Вася Лебедев.
Егор, давай на базу!
Я привстаю, но медлю. Семеныч подбегает ко мне, хватает меня чуть ли не за шиворот, толкает впереди себя:
Давай, Егор, быстрей!
Подбегаю к бэтээру, сажусь у колеса, с левой стороны, так, чтоб меня не было видно с асфальтовой дороги. Десанты, почувствовав, что запахло паленым, сгрудились у бэтээра, влезли под него, прямо в лужу. Стреляют куда-то кто куда.
Какого вы здесь лежите? кричит на десантов Семеныч и тут же мне: Егор, открой ворота! Ты с кем был?
Вдруг вспоминаю, что со мной был Скворец. Не знаю, что сказать. Семеныч имеет полное право застрелить меня здесь же я потерял подчиненного.
Со мной! отзывается Скворец из-под бэтээра.
Ворота откройте! кричит Семеныч.
Привстаю и теменем чувствую, как над головой пролетают пули, они действительно свистят.
«Если бы я был выше, я бы уже умер», понимаю. И снова, дергаясь, присаживаюсь, опускаю зад, как баба, присевшая помочиться. Я не в силах бежать к воротам. Но Саня уже сорвался, он уже у ворот, уже открывает их. Утопая в луже, я плюхаю медленно! медленно! медленно! едва не плача к воротам. Подбегая, падаю на железо ворот, толкаю.
Во двор базы сразу влетают объехавшие бэтээр «козелок» и грузовик. Бегут десанты.
Наконец вспоминаю, что у меня есть автомат, присаживаюсь у ворот, стреляю вперед стрелять страшно, там вроде наши бегают, да и не видно из-за бэтээра: бью влево, через низину, в сторону асфальтовой дороги, где стоят нежилые здания. Представления не имею, откуда бьют по нам.
Осматриваю опустевший рынок, ежесекундно ожидая, что увижу чей-нибудь труп. Но нет, трупов нет. Вообще никого нет. На земле валяется банка консервов, оброненная одним из солдатиков. А вот и наш пузырь, я его выронил, сам не заметил как. Половина уже вытекла. У меня возникает острое сожаление.
Егор, не стреляй! слышу.
Из кустов вылезает Слава Тельман.
На базу все! орет Семеныч. Рядом с ним сидит Вася Лебедев, по рации запрашивает пост на крыше, просит, чтобы они нас прикрыли как следует.
Пусть повнимательнее работают! говорит Васе Семеныч.
Кто-то открывает двери школы настежь, туда устремляются десанты и солдатики. Следом, пригибаясь, бежит Саня Скворец.
У ворот остаются Семеныч с Васей и мы с Тельманом, несколько десантов.
Семеныч замечает Тельмана.
Ты здесь? говорит он недовольно. Давай на базу.
Слава, упершись автоматом в бок, бежит к школе, давая длинные очереди в сторону асфальтовой дороги. В один прыжок через пять ступеней влетает в двери школы. Я бегу следом за ним. Мне хочется сделать всё так же красиво, как Слава: автомат в бок, длинные очереди на бегу. Но автомат у меня почему-то стоит на одиночных (когда я успел переставить предохранитель?), и поэтому вместо роскошных трелей своего «калаша» я слышу редкие хлопки, сопровождающиеся ощутимой отдачей приклада в живот. Бежать и стрелять одиночными неудобно, я перестаю дергать спусковой крючок и, прижав автомат к груди, со счастливой улыбкой вбегаю на базу. В коридоре толпою стоят наши, встречают. Лица у всех возбужденные. Я даже с кем-то обнялся, вбежав, и пожал руку кому-то, и улыбнулся.