Он даже в дурном сне не мог представить, что какой-то другой мужчина может смотреть на голую попку его Люсеньки, а уж тем более касаться ее. При одной только мысли об этом у Василия противно заныло под ложечкой, а кровь бросилась в голову. Он даже сжал кулаки.
Как это? растерялся парень в белом, перехватывая свой сундучок поудобней. Вы же, получается, сделали ложный вызов. За это вам заплатить придется. Сколько? спросила вышедшая в прихожую Люся. Здравствуйте, молодой человек. Вы уж нас извините, но мне действительно стало намного легче. Так сколько вам надо заплатить? Не мне, а нашей станции скорой помощи, сердито сказал парень и покраснел под внимательным взглядом Люси. Я не знаю, сколько это будет стоить, и как вы будете платить. Бухгалтерия наша сама все сделает. До свидания!
До свидания! нестройно сказали ему в ответ Яськовы. Василий щелкнул дверным замком.
А что же ты не оставил этого парня, а? прищурившись, спросила Люся. Пусть бы сделал укол. Или ревнуешь, а? Ничего я не ревную, проворчал Василий. Он же совсем пацан. Не мог я доверить этому желторотику самое дорогое. Иди, ложись давай! Подумаешь, большое дело сделать укол любимой жене. Но только без этих своих поползновений, ладно, милый? Хватит уже на сегодня! Иди, болезная моя, иди, улыбнулся Василий. Располагайся, пока я руки мою. А там посмотрим
Рассказики для женщин
КЛОШАР
Уважаемый, можно вас?
Панарин огляделся вокруг мимо проходили только две женщины, да торопились куда-то несколько пацанов. Значит, это к нему обращается молодая красивая женщина с таким одухотворенным лицом!
Да, да, вас!
«Ух ты, значит, я еще могу быть интересным даже для таких красавиц! мелькнула победная мысль у Панарина. Эх, Ирка, знала бы ты, какого мужа потеряла!»
К вашим услугам! Панарин учтиво шаркнул стоптанным башмаком. Чего изволите?
Пойдемте, тут недалеко
Прекрасная незнакомка цепко взяла Панарина за рукав и повела к ближайшей подъездной лавке. На ней сидел и нервно курил взъерошенный мужчина лет тридцати.
Панарин! вежливо приподнял кепку Панарин.
Вот, Глебушка, наглядная иллюстрация к нашему спору, запальчиво сказала красавица. Зная тебя, я предрекаю: ровно через год после нашего развода ты станешь точно таким же клошаром, как вот этот тип!
Через пять, голубушка, грустно сказал Панарин. Извините, я пойду
ПОСЛЕДНИЙ КОМПЛИМЕНТ
Вовик, глянь, какая у этой певицы грудь! Не то, что у меня, да, Вовик? Ну что ты, Галчонок! Твоя куда больше! А у нее силикон, сразу видно. Ах, ты мне льстишь, негодник! А видишь, какие большие и глубокие глаза у этой дикторши. Вот мне бы такие, да, Вовик? Ну, тоже мне, нашла большие глаза! Да я в твоих как утонул полгода назад, так и не выплыву никак! Ох, Вовочка, какой же ты дамский угодник! Знаешь, чем угодить девушке. Не зря же говорят, что женщины любят ушами Кстати, смотри, какие большие уши у этой ведущей! Ха, разве это уши! Вот у тебя настоящие лопухи!
Через пять, голубушка, грустно сказал Панарин. Извините, я пойду
ПОСЛЕДНИЙ КОМПЛИМЕНТ
Вовик, глянь, какая у этой певицы грудь! Не то, что у меня, да, Вовик? Ну что ты, Галчонок! Твоя куда больше! А у нее силикон, сразу видно. Ах, ты мне льстишь, негодник! А видишь, какие большие и глубокие глаза у этой дикторши. Вот мне бы такие, да, Вовик? Ну, тоже мне, нашла большие глаза! Да я в твоих как утонул полгода назад, так и не выплыву никак! Ох, Вовочка, какой же ты дамский угодник! Знаешь, чем угодить девушке. Не зря же говорят, что женщины любят ушами Кстати, смотри, какие большие уши у этой ведущей! Ха, разве это уши! Вот у тебя настоящие лопухи!
И это был последний комплимент в его жизни.
СУПРУЖЕСКАЯ ОБЯЗАННОСТЬ
Ну все, Эллочка, все! Завтра созвонимся! Да куда ты так спешишь, Ирочка? Давай поболтаем еще немного. Некогда мне! Вон, слышу, Мишка мой пришел с работы. Спешу супружескую обязанность исполнить! Прямо вот так, с порога? У-у, какие у вас страсти! О чем ты? Зарплату надо у него срочно отнять!
НАРЯДЫ ВНЕ ОЧЕРЕДИ Два наряда вне очереди! приказала прапорщику Майорову его жена Антонина, когда он в очередной раз вернулся со службы нетрезвым. И только от Версаче! Иначе развод.
Соседка
Ее звали Тома. Она жила этажом ниже, с мужем и малолетним пацаном. Петр Тимохин тоже не один, с женой и дочерью. Но уж так устроен мужик, что одной бабы ему всегда мало, и он всегда косится на сторону.
На эту тему существует целая научная теория. Если популярно, то мужик как самец просто обязан осеменять как можно большее число самок, чтобы поддерживать свою популяцию. Петр подозревал, что эту теорию в свое оправдание разработал какой-то ученый ****ун. Но многим мужикам она нравится. И Петру в том числе.
Он косился на соседку Тому. А там было на что коситься. Рыженькая, зеленоглазая, стройненькая, с миловидным личиком. А ножки! С ума сойти, какие у нее были ножки! Беленькие, гладенькие, с идеально круглыми коленками.
Тома знала убойную силу красоты своих ножек, и умело их подавала. Все ее платья, юбки, куртки и даже шубки были сантиметров на десять выше коленок. А колготки, чулки были только заманчивого телесного цвета. И когда она шла, грациозно покачиваясь и сверкая своими чудными коленками, глаз от этого зрелища было просто не оторвать. Любимой ее обувью были красные сапожки на аккуратных невысоких каблучках. И в этих сапожках Тамара выглядела совершенно неотразимой!
Она, чертовка, знала, что Петр не упускает возможности полюбоваться ею, ее фигуркой, пленительными ножками. И всегда лукаво улыбалась, когда проходило мимо, слегка потупив свои зеленые глаза.
Тимохину было чуть за тридцать, ей лет двадцать пять. Кровь волновалась в обоих, взаимная симпатия все увеличивалась и явно грозила перерасти из безвинного пока состояния в нечто предосудительное. Ну да, у Томы был муж, у Петра жена. И законы моральной устойчивости и супружеской верности никто не отменял. Но человек, увы, слаб, и рано или поздно поддается искушению. Особенно если оно, это искушение, ходит рядом и сверкает такими чудными коленками. А сложившая коллизия разворачивалась таким образом, что их буквально толкало друг к другу. Тамара сидела дома с годовалым пацаном. На жизнь им зарабатывал ее муж, угрюмый и нелюдимый парень, ни с кем в подъезде не водивший знакомство и имени которого Петр до сих пор не знал, хотя в одном доме они жили уже не один год.
Петр тоже частенько оставался дома один он числился фотокорреспондентом в районной газете, и поскольку фотолаборатории в редакции не было, снимки для газеты делал у себя на кухне, плотно задрапировав окно одеялом (надеюсь, читатель уже уяснил, что описываемое событие относится к тому времени, когда цифровых фотоаппаратов еще не было).
И вот однажды, когда Тимохин с утра остался проявлять и печатать снимки из очередной своей поездки в совхоз, в дверь квартиры позвонили.
Петр чертыхнулся и пошел открывать дверь. И опешил, увидев на пороге объект своих вожделений. Тома была в тапочках с помпонами, в коротеньком, да еще незастегнутом на последнюю пуговицу, халатике.
Тамара выглядела слегка смущенной, легкий румянец окрасил ее обычно матовые щеки.
Жена твоя дома? спросила Тамара, глядя на Петра снизу вверх своими зелеными русалочьими глазами. А я соды пришла у вас занять
Тамара выглядела слегка смущенной, легкий румянец окрасил ее обычно матовые щеки.
Жена твоя дома? спросила Тамара, глядя на Петра снизу вверх своими зелеными русалочьими глазами. А я соды пришла у вас занять
И только тут Петр увидел в ее руках фаянсовую кружку. Но в глазах Тамары Петр прочел совсем другое. И сода тут была вовсе ни при чем. Не отводя своего взгляда от Томы, Петр молча обхватил ее тонкую талию и рывком притянул к себе.
Молодая женщина тихо ойкнула и, несильно стукнув Петра зажатой в руке кружкой по спине, тоже обняла его и запрокинула голову, приоткрыв зовущие губы. Петр тут же впился своими губами в ее яркогубый маленький рот.
А потом, не совладав с собой, подхватил Тому на руки, намереваясь тут же отнести ее к дивану в гостиной.
Нет, нет, не сейчас! задыхающимся голосом запротестовала Тамара. Сын дома один остался. Если сможешь, зайди вечером. Или завтра днем. У меня Николай позавчера уехал на сессию. Ага, значит, этого вечно угрюмого везунчика (такую жену себе отхватил!) зовут Николаем. И что она в нем нашла?
А где он у тебя учится? глупо улыбаясь от охватившего его счастья такая женщина, мечта его последних дней, сама падает ему в руки! спросил Тимохин. И надолго уехал? В Иваново, заочник он, заговорщицким тоном сообщила Тома. На целый месяц. На целый месяц! У Петра даже дыхание перехватило от возбуждения. Вот это да! Целый месяц в его распоряжении. И Томы. Это, ежу понятно, будет их месяц, иначе зачем бы она сказала об этом Петру. Хотя не месяц два дня, с учетом сегодняшнего, уже теряются. А если прямо сейчас занырнуть к ней? Сейчас не получится, улыбнувшись и снова прижавшись к Петру, предугадала его желание Тома. Свекруха вот-вот должна подойти, звонила уже. Так что только вечером. Или завтра днем. Ну, ладно, я пошла.
Она помахала на прощание пустой кружкой и повернулась к выходу.
Постой, а соду-то ты не взяла! спохватился Петр.
Дурачок! засмеялась Тома, и прикрыла за собой дверь. Послышался легкий шорох ее удаляющихся шагов. Целый день Тимохин был как на иголках, от не оставляющего его волнения запорол кучу фотобумаги то передержит, то не додержит. После обеда он повез фотографии в редакцию, и все пятнадцать минут, пока шестой маршрут плелся до его остановки, думал о Томе и капал слюной.
А текстовки к ним кто будет писать? сердито спросил редактор, когда Петр, положив пачку фотографий на его стол, хотел было тут же улизнуть. Так мы же с Каретовым ездили, пусть он и напишет, недовольно сказал Тимохин. Он сам говорил, что у него будет штук пять зарисовок и пара репортажей с этими фотографиями.
Нету Каретова, хмуро сказал редактор. Вы, случайно, не квасили в совхозе? Ну, было чуть-чуть, признался Тимохин. Он уже догадывался, в чем дело наверняка завсельхозотделом Каретов, когда они поздно вечером вернулись в город на редакционном уазике, пошел «догоняться», а сегодня вот не вышел на работу.
Выгоню его когда-нибудь, к чертовой матери! чертыхнулся редактор. Ладно, давай так: ты мне даешь в этот номер хотя бы два-три снимка с развернутыми, строк по сорок, текстовками, а я тебе за это двойной гонорар. Идет? Каретова теперь дня три не будет, сам знаешь.
Ладно, с неохотой согласился Тимохин. Но напишу я их дома.