Часто верующий защищает то, что не нуждается в защите. От кого оборонять гору в шапке облаков? Гора незыблема. Но защищая саму несокрушимость, фанатик попирает то, что обладает беззащитностью проклюнувшегося ростка. Защищать святыню верующий должен прежде всего от самого себя, от своих еще недостаточно зрелых представлений о Боге, а не от иноверцев или безбожников. Вот почему так важны слова Померанца: «Стиль полемики важнее предмета полемики». Если ты потерял лицо, то уже неважно, ради чего ты ломал копья. И речь здесь идет не только о мусульманском терроризме, а о любых формах религиозного фундаментализма. К слову сказать, в мистико-аскетическом течении ислама суфизме счесть себя оскорбленным означает взять грех на душу.
Если в основе религиозных воззрений лежит идея духовного первенства, то до мракобесия рукой подать. И тогда уважительный стиль полемики оказывается непозволительной роскошью. На смену отрешенности Георгия Победоносца, внутренне собранного, укорененного в бытии, приходит змей, все принимающий на личный счет, неустойчивый и неуступчивый. Померанц писал, что ярость битвы может превратить змееборца в нового змея. И далее на хорошей иконе Георгий Победоносец сохраняет отрешенную чистоту духа в пылу битвы.
Нигде и никогда я не называл себя учеником Григория Соломоновича. Но в Калининграде ко мне подошел незнакомый человек и спросил: «Вы действительно ученик Померанца?». И вот тогда я ответил: «Да». Отступать было некуда. Зинаида Александровна любит приводить слова одного мудреца: учителей много, учеников нет. И дерево может быть учителем. Но нужно досмотреть дерево до его Божественного корня. А для этого требуется вся полнота внимания. То самое буберовско-померанцевское отношение к другому человеку, к природе как к таинственному продолжению тебя же самого. Вот и душу мы должны досмотреть до ее незримой сути.
Порою Померанца толкуют превратно. Он никогда не ратовал за своеобразный и по-своему примечательный религиозно-философский синтез духовных учений в духе Блаватской и сам не создавал никаких учений, не организовывал никаких обществ. Он лишь предлагал отличать систему верований от подлинной веры. Система верований имеет дело с чем-то нереальным с фантазией, с доктриной, с плодом воображения. Вера это всегда столкновение с реальным. Именно в Реальности и происходит встреча всех искателей Истины. Ученик Рамакришны Вивекананда сказал: «Если бы я встретил Иисуса, то я бы кровью своего сердца омыл ему ноги». Единство религий Вивекананда понимал как «единение всех верующих в духе и истине, но отнюдь не как стирание всех национально-религиозных различий». Вивекананда осознавал, что единой церковной организации, объединяющей верующих всего мира, быть не может, что это утопия. Так же понимал глубинное единство религий и Померанц. Он говорил о некоем хороводе, в котором все религии, не теряя своих неповторимых черт, как бы берутся за руки, и через руки и сердца людей проходит ток всеохватной Любви.
Как-то я задался вопросом много ли навоюют мужчины с младенцами на руках? Скорее всего, они объединят свои усилия, чтобы их младенцы не погибли. Одно дело, когда Бог в лучах славы красуется на военном стяге и ведет тебя в бой, и совсем другое, когда Он на твоих руках, и ты должен защитить Его от своих личных или коллективных амбиций, от своей узконациональной, узкорелигиозной правды. А высшая истина состоит в том, что нет моего или твоего младенца. Все младенцы твои и мои.
Человеческая цивилизация, начертав имя Бога на своих знаменах, пустилась во все тяжкие. Но не будем забывать, что сотворение Человека еще не завершено. Григорий Соломонович говорил об этом мягким, тихим голосом, но в его глазах горел прожигающий огонь.
Человеческая цивилизация, начертав имя Бога на своих знаменах, пустилась во все тяжкие. Но не будем забывать, что сотворение Человека еще не завершено. Григорий Соломонович говорил об этом мягким, тихим голосом, но в его глазах горел прожигающий огонь.
Хочу я этого или нет, но наш путь к самим себе, к тому истинному, что есть в нас, и должен быть тернистым. Если мы и учимся чему-то, то зачастую только благодаря страданию. Померанц стал тем, кем он стал, пройдя войну и лагерь, победив страх и пережив потерю любимого человека, Ирины Муравьевой: небеса раскололись над ним. Зинаида Миркина пять лет была прикована к постели, потому что ее сбывшаяся душа, ее крылья оказались никому не нужны. И вплоть до перестройки Померанц и Миркина, по выражению Зинаиды Александровны, жили на полке сытого людоеда. В любой момент Померанцу могли припомнить и его антисталинский доклад, сделанный в 1965 году, и публикации за рубежом. Без страдания душа не вырастет, но если мы вдруг решим, что страдание самоцель, то мы просто застынем в страдании, беспрестанно умножая его, заставляя страдать и себя, и других. Не Божье дело застревать в страдании. Замечательно сказал православный священник Александр Шмеман: «Начало ложной религии неумение радоваться, вернее отказ от радости. Между тем радость потому так абсолютно важна, что она есть несомненный плод ощущения Божественного присутствия. Нельзя знать, что Бог есть и не радоваться»31.
Я допускаю, что эпоха Святого Духа имеет очень условные привязки во времени. Но я верю, что с каждым поколением внутренне свободных людей на нашей маленькой планете станет больше осознанности, ответственности за свои поступки, а значит, и любви. Истинная реальность не в будущем и не в прошлом, она в глубине настоящего момента. В настоящем уже есть все, что нам нужно. Кружащийся осенний лист, тишина, не выразимая никакими словами красота. Но наша задача обнаружить эту красоту, увидеть Святой Дух. Вот почему современный духовный учитель Экхарт Толле, которого Померанц очень полюбил, призывает нас подружиться с настоящим моментом.
Я знал, что у Померанца была такая молитва: «Господи, останови мои мысли!», но я не знал, при каких обстоятельствах она возникла. И Зинаида Александровна посвятила меня в подробности важного эпизода их семейной жизни. Произошло это в начале восьмидесятых. У Григория Соломоновича зашкаливало давление, и как раз в этот день пришел посыльный: Померанца вызывали в КГБ. Зинаида Александровна выскочила в коридор и сказала: «Оставьте его в покое! Он болен». «Ну и что же, мы можем отложить», ответил сотрудник, принесший повестку. И они отложили. «И Гришенька, призналась Зинаида Александровна, был очень недоволен мной: Ты мне продлила муку». Несколько дней Померанц не находил себе места, потом он пошел туда, поговорил с ними. Вернувшись, он начал молиться молитвой: «Господи, останови мои мысли!». И мысли остановились. И Григорий Соломонович поправился. Спустя несколько лет КГБ был официально распущен.
Что такое «мои мысли»? Это чувство «я», на которое нанизываются все страхи, все проблемы, все беды. Прекрасный образ дает Рамакришна. Он сравнивает чувство «я» с палкой, которая плывет по течению и болтается на поверхности потока. Может показаться, что вода разделена палкой на две части: по одну сторону Бог, а по другую индивидуальная душа, но в действительности вода одна. Да и может ли какая-то палка разделить поток, а уж тем более океан? Стоит перевести взгляд с палки на океан, и водная гладь станет единой, неразрывной.
Чувство «я», как палка, лежащая на поверхности воды, проводит границу не только между Господом и душой, но между мною и другим человеком. По одну сторону палки собирается все то, что я принимаю за самого себя. По другую сторону собирается все то, что я принимаю за другого человека. «Ад это другие», сказал Жан-Поль Сартр. Современный учитель недвойственности Карл Ренц внес существенное уточнение: «Пока ты веришь, что другие существуют, ты живешь в аду»32. На духовном уровне «другой» это тоже ты. Вот почему Христос говорит, что когда вы накормите голодного и напоите жаждущего, вы утолите Его голод, Его жажду. Но и разница между двумя вероисповеданиями создается чувством «я», которое стоит между ними неприступной стеной. Правда, это уже не просто эго конкретной личности, это коллективное эго, конфессиональное эго, которое навязывает нам свой взгляд на вещи под видом Высшей воли. Именно это эго я называю духовным, и это самое страшное из всех зол.
Большой друг Померанца и Миркиной Сергей Аверинцев прекрасно знал, что «утративший духовные ориентиры верующий может быть куда опаснее любого неверующего». Вот почему «вера опасна; поскольку она ценнее всего остального, она опаснее всего остального»33. Сергей Сергеевич хорошо об этом сказал. Но в то же время сам Аверинцев считал религии Востока «существенно более одноплановыми». Христианство же, по его мнению, открывает такую перспективу, которую не открывает ни одна религия. Я воздержусь от оценки этого суждения, но напомню: одна из опасностей веры и состоит в потребности сравнивания. Иисус не сравнивал себя с Отцом, а если и сравнивал, то говорил: «Отец Мой более меня». Но есть слова, о которых никак нельзя забывать: «Я и Отец одно» (Иоан. 10:30). Вот и я должен стать одним с тем, в Кого я верю, не сравнивая свой путь к Истине с путем другого человека или народа, потому что сравнение идет рука об руку с сомнением и беспокойством. И палка снова начинает делить океан на правильную часть и неправильную. И тогда нам, конечно, хочется оказаться на правильной стороне. Но нет никакой стороны. Там, где есть «сторона», нет Бога.
Форм поклонения Ему так же много, как листьев на дереве, но за отдельными листьями надо увидеть целое дерево, за многообразием форм тот единый дух, тот единый океан, в котором рано или поздно утонут все палки.
Американский кришнаитский гуру Радханатха Свами в конце своих духовных поисков пришел к следующему выводу: «Все люди, поразившие меня своей духовностью, были стойкими приверженцами какого-то одного духовного пути»34. Глубина же духовных познаний тех искателей истины, которые черпали как можно больше из разных традиций и от разных учителей, Радханатху не впечатляла.
Да, Померанц и Миркина не исповедуют какой-то один духовный путь. Они не указывают никакого пути, они сами являются путем. О таких вещах следует говорить как с огромной осторожностью, так и со всей возможной определенностью. Тот, кто является путем, не может возвеличивать себя, ибо он только путь во что-то гораздо большее, чем он сам. Христос называл Себя путем и дверью, но это открытый всем путь и всегда открытая дверь. Его слова свидетельствуют о великом смирении. Он только путь к Отцу. Вот это «только» Его приверженцы, путающие палец, указывающий на Луну, с самой Луной, очень часто опускают. Может показаться, что мы умаляем перст, служащий указателем. Вовсе нет. Значение перста указующего столь велико, что даже и представить себе трудно! Нужно только глядеть в ту сторону, в которую перст указывает, а иначе мы предаем и Луну, и перст. Христос говорит о Себе не как о чем-то законченном и закрытом, а как об открытой двери, как о пути, не имеющем конца. Им можно пройти. Через Него можно пройти. «Я есмь дверь, кто войдет Мною, тот спасется» (Ин. 10:9). Он говорит о Себе как о Том, через Чье сердце пролит Свет. Он дорога туда, куда могут и должны прийти все.