Странствие в зазеркалье и другие мистические истории - Алексей Борисов 2 стр.


 А девчонка из-за чего?

 Обычная история! Поехала устраиваться моделькой по столицам, влюбилась в продюсера, или как их там зовут; тот ей чего-то наобещал, ну, а потом, как и полагается с такими дурехами, сам попользовался, дружкам своим по кругу пустил, а затем известное дело! Объяснили сердешной, что нет у нее ни фотогеничности, ни гламура, и надлежит ей катиться обратно в родимую тмутаракань. Сюда-то она доехала, а домой, видно, застеснялась вернуться. На последние деньги сняла в гостинице самый роскошный номер, ночь в нем отпраздновала, а с утра и того аукнулась!

 Ладно, кума. Пошли дальше. А то разболтались. Дел-то еще вон сколько!

Легкое дуновение от перемещения двух невнятных фигур коснулось моего лица. Теплый ватный саркофаг распался, стек с меня, словно вода, и я ощутил черную пустоту, ждущую меня. Мне не было страшно, мало того, эта черная пустота влекла меня, как магнитом, но я чувствовал, что в этой жизни что-то мною еще не сделано. Сказанное только что санитарками едва ли отложилось в моей непутевой голове, но, в то же время, непостижимым образом, словно рыболовный крючок, впившийся под кожу и зацепившийся за кость, удерживало меня от прыжка в черную неизвестность. Я почувствовал, что медленно, тягуче сажусь на койке, вынимаю из штатива над головой капельницу с иглой, загнанной мне в вену, потом встаю и иду к двери, прижимая одной рукой пузырь с лекарством к плечу другой.

Не могу сказать, чтобы чувствовал сильную слабость или какие-либо другие неприятные ощущения; точнее говоря, совершенно не воспринимал собственного тела и жил как бы одним только внезапно ожившим, размашисто бьющимся сердцем. И пока шел, удары его все сильнее отдавались внутри меня, тяжкими волнами раскачивая мой болезненно трепещущий мозг. При этом продвигался я, как сомнамбула бессознательно, на уровне интуитивных рефлексов выбирая неведомый моему сознанию путь, и стоило мне хоть на шаг отклониться от него, как сердце тут же пронзало нестерпимой щемящей болью, удары его замирали, и я едва не валился с ног в моментально наступающей коме.

В длинных, тусклых, представлявшихся моему потускневшему сознанию бесконечными канализационными трубами коридорах поток людей больных или, может, уже мертвых, их родственников, то ли провожающих, то ли встречающих, плавно обтекал меня; по пролетам лестниц, словно заимствованных из грёз Данте, я спускался с этажа на этаж. Постепенно людей мне встречалось все меньше и меньше, но все сильнее и сильнее на меня веяло замогильной промозглостью и холодом. Наконец, в самом низу этой преисподней я увидел кованую железную дверь в стене; два призрака что-то лепетали перед ней, и я расслышал обрывки их разговора:

 Ты, главное, не бойся! Они же неживые! Как кожаные подушки! Выбирай тех, что помоложе, в них жиру меньше. Самое противное это когда жир вытекает. А ты режь по бедру, там мышечной ткани много, из нее не так течет. Ну, давай! Все через это проходят!  одна из фигур отделилась от стены и, колеблясь, подобно пламени свечи, качнулась в сторону кованой дверцы; белый мешковатый халат студента-медика коробился на ней, как роба, и я безмолвным духом скользнул следом в беззвучно приоткрывшуюся дверь.

 Ты, главное, не бойся! Они же неживые! Как кожаные подушки! Выбирай тех, что помоложе, в них жиру меньше. Самое противное это когда жир вытекает. А ты режь по бедру, там мышечной ткани много, из нее не так течет. Ну, давай! Все через это проходят!  одна из фигур отделилась от стены и, колеблясь, подобно пламени свечи, качнулась в сторону кованой дверцы; белый мешковатый халат студента-медика коробился на ней, как роба, и я безмолвным духом скользнул следом в беззвучно приоткрывшуюся дверь.

Там, за дверью, находилась прозекторская. Свою незнакомку я увидел сразу она отчетливо выделялась среди лежащих на столах мертвецов: все они были желтые, словно вылепленные из глины, и лишь она одна среди них привлекала взор почти небесной голубизной своего нагого тела, и я понял, что это цвет жизни

В двух шагах от нее на соседнем столе лежал, широко развалив жилистые ноги, вспоротый от паха от самых горловых хрящей труп мужчины, и в кругу белохалатных привидений-студентов профессор-прозектор, что-то быстро приговаривая, извлекал из черного провала в животе покойного толстые осклизлые водоросли внутренностей и увлеченно демонстрировал их окружающим; черная лепеха печени соскользнула с края стола и смачно плюхнулась на плиточный пол. Некоторые студенты из-за дурноты отходили в сторону; оказывшись возле моей прекрасной незнакомки, тупо пялились на ее обнаженное тело, скользили взглядами по сомкнутой линии бедер и оглаживали зрачками холмик волос на лобке. На меня никто почему-то не обращал внимания, и я, с усилием переставляя ноги, двинулся к ней, вперив взгляд в ее бескровное, стыло-отрешенное лицо, перечеркнутое пепельными губами; сердце мое отзывалось на каждый шаг сильными, отдающими в горле ударами с последующей фибрилляцией. У соседнего стола анатом, не прекращая объяснений, начал неразборчиво сваливать внутренности обратно в живот покойника; бледные лица молодых людей нечетко маячили над белизной халатов и никто не откликался на возгласы профессора:

Назад