Анатолий Климчук:
Этот самый Артиполихин был одно время руководителем ансамбля, прозвище у него было интересное Гвоздь.
Татьяна Иванцова (живёт в Посёлке):
Они играли в ДК, там и познакомились. Артиполихин был худой и длинный, поэтому прозвище Гвоздь.
Ермек Бекмухамбетов (Алма-Ата):
А в первом составе школьного ВИА играли Петя Гранковский, Сергей Ефанов, Толик Виницкий, Вова Карамшук и я. Первые самодельные колонки, усилители и всякие прибамбасы своими руками были сделаны Сергеем Ефановым.
Татьяна Иванцова (живёт в Посёлке):
Они играли в ДК, там и познакомились. Артиполихин был худой и длинный, поэтому прозвище Гвоздь.
Ермек Бекмухамбетов (Алма-Ата):
А в первом составе школьного ВИА играли Петя Гранковский, Сергей Ефанов, Толик Виницкий, Вова Карамшук и я. Первые самодельные колонки, усилители и всякие прибамбасы своими руками были сделаны Сергеем Ефановым.
Александр Жуков (Алма-Ата):
Потом были мы: Саша Вострецов, Таня Набока, Саша Абожей, Саша Жуков, Женя Зубарев
Александр Вострецов (живёт в Посёлке):
Нами рулил перец из Табаксовхоза Баха, по кличке Шлепнога. А помнишь самодельные гитары? Сейчас, наверное, молодёжь такое повторит
«Битлы» в советском переводе
Прелесть явления ВИА в глазах молодых предопределялась участием в антологическом процессе «Битлов» и «хиппи».
«Битлов» в Союзе полюбили сразу, как услышали. И не только за музыку и эпатажный антураж. Ливерпульские исполнители пели на понятном британском языке, так что темы их композиций были ясны всем тем, кто годами тщетно зубрил «топики» и вымучивал всякие «present continuousы» в школах и вузах. Наконец-то наш английский хоть в чём-то нам пригодился! Так что ансамбль «Битлз» стал для многих представителей моего поколения не только объектом полноценной мании, но и своеобразным «тичем» всенародным «носителем» пресловутого Englishа.
Пластинки «Битлз» были выпущены в Союзе тиражом в 5 миллионов экземпляров. Власти может и не одобряли повального увлечения молодых «не нашими ценностями», но решили не перегибать палку. Правда, как утверждают, про авторские права исполнителей также никто не думал. Но это были уже не наши проблемы, и это ничуть не мешало советским битломанам битломанить с полной отдачей.
Саша Жуков и Саша Вострецов, последовательные битломаны 70-х. Участники нашего школьного ВИА.
Песни ливерпульской четвёрки звучали из многих советских окон и считались непременным аккомпанементом любой домашней и школьной вечеринки в 70-е годы. И обязательно входили в репертуар каждого уважающего себя ВИА, «лабающего» на регулярных «танцах» в ДК или на праздничных школьных вечерах.
«Битлы», конечно, не могли соперничать по популярности с такими всенародно любимыми у нас в те годы командами, как «АББА» или «Бони М», песни которых выходили на больших пластинках и были для советских людей такими же родными и знакомыми, как шлягеры «Песняров» или «Самоцветов». Они часто мелькали на нашем телевидении, «Бони М» давали концерты в Кремле, а кинофильм «АББА» широко демонстрировался в кинотеатрах по всей стране.
Хиппи с улицы Ленина
Дополнительную прелесть в глазах наивных нонконформистов имела связь «битлов» с «хиппаками». Хиппи и «Битлз», в представлении советских людей, были одного поля ягоды. Немножко горчащие своей «инокостью», но от того ещё более привлекательные.
Интимная связь «настоящего хиппи» с гитарой была в среде советских подражателей очевидной и коренной. Откуда это взялось сказать трудно, но, наверное, свою роль в этом сыграли всякие хиппующие «битлы», которые в те годы отчаянно косили под настоящих хиппи и своим характерным прикидом сбивали с толку простодушных советских комсомольцев.
Кстати, образ своих западных коллег вовсю эксплуатировали и многочисленные советские ВИА тех времён (чтобы увидеть это воочию, достаточно посмотреть на записи выступления каких-нибудь «Песняров» 70-х годов минувшего столетия). Перенимая чуждый облик и сохраняя правильный пафос и одобренный репертуар, наши кумиры выглядели довольно забавно. Но это если вглядываться из сегодняшнего времени.
Сведения про хиппи черпались в основном из газет, молодёжных журналов и телепередач от журналистов-международников. И это был тот случай, когда советское общество было в общем-то неплохо осведомлено о происходящем по ту сторону рампы. Протестный характер процесса, пусть даже такого импотентно-шутовского, априори вызывал сочувствие и повышал внимание советской аудитории.
Ребята из 1977-го.
Что в 70-е годы знали о настоящих хиппи? То, что они не бреются, не стригутся, не работают, не моются, одеваются в рваньё, бродяжничают, балуются анашой, проповедуют свободную любовь и борются против войны во Вьетнаме. А ещё, что это несчастные и несостоявшиеся молодые люди с Запада, доведённые до безысходности и крайности бесчеловечным капиталистическим гнётом и пытающиеся найти выход. Выход в уходе. Уходе от действительности, проблем, семьи, обрыдлых ценностей буржуазной морали и всё ещё цепких оков прогнивающей системы.
Что в 70-е годы знали о настоящих хиппи? То, что они не бреются, не стригутся, не работают, не моются, одеваются в рваньё, бродяжничают, балуются анашой, проповедуют свободную любовь и борются против войны во Вьетнаме. А ещё, что это несчастные и несостоявшиеся молодые люди с Запада, доведённые до безысходности и крайности бесчеловечным капиталистическим гнётом и пытающиеся найти выход. Выход в уходе. Уходе от действительности, проблем, семьи, обрыдлых ценностей буржуазной морали и всё ещё цепких оков прогнивающей системы.
Про хиппи знали, но вот официального отношения к ним так толком выработать не смогли. Они зло? Так они же суют гвоздики в дула М-16 и протестуют против военщины! Они благо? Но они отвергают всякую мораль и используют наркотики! Эта идеологическая раздвоенность относительно движения хиппи привела к той неопределённости отношения и к своим доморощенным «хиппакам».
Голубая мечта советского юношества окрашенные индиго индийские джинсы «Ковбой». Трудно объяснить природу массового психоза обладания, но он имел место. Этикетка 1980-х.
Куда менее чем про социально-протестную сторону движения ведали у нас про увлечение хиппи восточной мистикой. Все эти «ахимсы», «ашрамы», медитации, вегетарианство, «благие истины» и «восьмеричные пути», толкавшие кудлатую молодёжь с Запада на Восток, были уже второстепенны для советской пропаганды и вовсе непонятны массам. Потому исход этих «Flower Power» за пределы интересующей наших идеологов арены оставался во многом за кадром.
Впрочем, это вряд ли имело для нас какое-то особое значение. Как и постепенное угасание всего движения вообще. У нас процесс пошёл своим путём и от всего этого уже не зависел.
Моя патлатая юность
Во времена моей комсомольской юности многие из моих сверстников хипповали: отпускали длинные космы, надевали джинсы или, на худой конец, «клёши» (сшитые в ближайшем ателье) и брали в руки гитару. Это был робкий и неосознанный вызов молодых, стихийный протест против того перманентного застоя, который казался таким неодолимым и давящим.
Если не брать в расчёт забубённых функционеров, то в целом всё советское общество относились к хиппи с ироничным одобрением. В наших глазах эти волосатые субъекты были бунтарями. Но бунтари они были какие-то недоделанные, карикатурные и недалёкие. Вместо того чтобы браться за оружие и свергать своё правительство, они брались за гитары и уходили куда подальше.
Не думаю, что наши домашние «хиппаки» («хиппуны», «хиппари» и прочие «хиппанутые») в действительности озадачивали себя глубокими знаниями о глубинных принципах настоящих хиппи. Не думаю даже, что наши диадохи принимали всерьёз всё это пёстрое движение на Западе. И уж конечно, наши «хиппаки» не бунтовали против основ системы, как это ныне пытаются представить некоторые юные публицисты. «Протестантов» этих уже тогда принимали в обществе с нескрываемым юмором.
А так выглядел автор в далёком 1976 году. Ленинград. Общежитие ЛГПИ им. Герцена в Студгородке на Новоизмайловском проспекте.
В СССР, если хотите, хиппование целиком относилось к неформальной молодёжной моде с некоторым привкусом социальности. Неслучайно процесс задержался у нас на десятилетие и продолжал процветать даже тогда, когда настоящие хиппи на Западе начали массово взрослеть, умнеть и возвращаться туда, откуда пришли в лоно (семьи, государства, системы традиционных буржуазных ценностей).
Может быть, в стране и было несколько сотен человек (в продвинутых Москве, Ленинграде), которые понимали философию движения (или считали, что понимают) и пытались на самом деле «жить, как они». Но для большинства массово хиппующих это была своеобразная игра. Праздник непослушания. Возможность показать всем свою самость и значимость, если не во всём, то хотя бы в стиле одеваться и вести себя не так, как положено, а так, как хочется.
В среде интеллигенции аккуратную стрижку носили только функционеры. Остальные не придавали внешнему виду своих голов особое значение. Главное наполнение. Молодые физики Арик Исаев и Сергей Вагин имели весьма характерный вид. Как и наши подруги Ира Черняева и Наташа Ботвина. Фото с пикника 1980 года.
Как относились к этому повальному увлечению нашей молодёжи семья и школа? Родители не видели в этом ничего зазорного. Дети тешились. И если старики ещё поскрипывали зубами, встречая по вечерам бренчащие компании косматоголовых, то родители смотрели на всё смирено и благосклонно. И даже сами покупали джинсовую ткань, из которой во всех ателье кроили и шили роскошные «клёши» (обтягивающие ягодицы и расширяющиеся внизу до полуметра!).
А школа Случались, конечно отдельные казусы, служебные репрессии и никчёмные кампании, но в целом и школа относилась ко всему вполне прагматично. Дураки в системе просвещения если и встречались (а как без них?), то они, как правило, по обыкновению сидели во всяких ОНО отделах народного образования, а большинство действующих школьных педагогов были вполне адекватны и понимали, что лучше вот такая иллюзия молодёжного бунта, чем сам бунт.