Другими словами, власть это максимальная концентрация социального капитала, личный актив, включающий общее право (или право распоряжаться общим правом) и безоговорочную преданность силового аппарата.
Следует ли отнести к политической деятельности служение политикам, работу в их аппаратах, представление их интересов, пропаганду их взглядов без расчета когда-нибудь занять их место, а просто из убеждений или за деньги? В какой-то степени, вероятно, это можно сделать, хотя такое «служение» больше напоминает работу сторожевого пса. Любимым изречением политиков, взирающим на свою рать, должна быть французская поговорка: «У кого есть собака, тому не обязательно лаять самому».
На международном уровне политика это власть над миром, власть человека через власть государства, в котором человек уже достиг властного предела. Впрочем, есть дипломатия искусство компромисса, в том числе необходимого и вынужденного компромисса между жаждущими власти.
От других типов деятельности политическую отличает то, что мест на «властном Олимпе» мало, обычно оно одно. Поэтому борьба за него часто ведется без правил, в государствах с низким уровнем общественной активности и общественного контроля эта борьба превращается в «Голодные игры» или откровенный «пинг-понг»; именно поэтому в самых разных обществах сложилось сходное и довольно нелицеприятное представление о политике и политиках. Наибольшую опасность для общества представляет существование группы людей, с юности выбирающих политику как профессию. Эти люди, не сформировавшие репутацию и социальный капитал в результате профессиональной и общественной деятельности, становятся инструментом в руках уже действующих политиков, а затем, когда кто-то из них достигает власти, он первым делом начинает укреплять те механизмы, которые его туда привели. Для удержания власти необходим союз с номенклатурой, о механизме зарождения и свойствах которой я уже писал.
От других типов деятельности политическую отличает то, что мест на «властном Олимпе» мало, обычно оно одно. Поэтому борьба за него часто ведется без правил, в государствах с низким уровнем общественной активности и общественного контроля эта борьба превращается в «Голодные игры» или откровенный «пинг-понг»; именно поэтому в самых разных обществах сложилось сходное и довольно нелицеприятное представление о политике и политиках. Наибольшую опасность для общества представляет существование группы людей, с юности выбирающих политику как профессию. Эти люди, не сформировавшие репутацию и социальный капитал в результате профессиональной и общественной деятельности, становятся инструментом в руках уже действующих политиков, а затем, когда кто-то из них достигает власти, он первым делом начинает укреплять те механизмы, которые его туда привели. Для удержания власти необходим союз с номенклатурой, о механизме зарождения и свойствах которой я уже писал.
Может ли общественный деятель оказаться во власти без того, чтобы стать политиком? Иногда может, вероятно, чешский президент Вацлав Гавел один из редких примеров этого. На волне сильного и широкого общественного движения, когда в обществе сформированы единые цели, общественный лидер может получить власть и исполнить то, что требует общественное движение. Но для удержания власти ему придется стать политиком до мозга костей со всеми вытекающими последствиями, и только своевременная добровольная передача ее в интересах общества другому общественному деятелю позволит ему сохранить свое человеческое лицо, а обществу поступательное мирное развитие. В общем, грань между общественной и политической деятельностью проходит через сердце человека, только сам человек может решить, насколько он готов к испытаниям на бесчеловечность, которые от него потребует не столько достижение, сколько сохранение власти.
В чем заключается влияние политической деятельности на человечество? Как ни горько говорить об этом, но политика в чистом виде пробуждает в человеке и в обществах, находящихся под влиянием политиков, самые низменные чувства. Это происходит от того, что в борьбе за власть политикам приходится апеллировать к наиболее простым, базовым механизмам воздействия на население: страх, зависть, ненависть. А для этого приходиться активно использовать ложь, подкуп, насилие. Почему эти «инструменты» еще работают? Просто потому, что страх, зависть, ненависть до сих пор таятся в глубинах любого человека, преодоление их требует известных усилий и навыков, прививаемых и развиваемых в результате воспитания, обучения, профессиональной и общественной деятельности. Но мир чрезмерного потребления, созданный человечеством при всем своем блеске с точки зрения преобладающих мотивов поведения является первобытным: страх, зависть, ненависть по-прежнему преобладают в нем, облаченные в хитроумные маркетинговые оболочки. Политики всего лишь извлекают их, направляют на искусно созданные ими цели, и управляют вызванными потоками. Как я уже писал ранее[5], технологически «продажа» идей всеобщего процветания ничем не отличается от продажи «пылесосов». Масштаб и последствия другие, а покупатели все те же.
Похоже, политическая деятельность является атавизмом в обществе. Чем-то вроде рудимента хвоста на человеческом позвоночнике. Может быть, обществу следует относиться к властности как к пороку или болезни, вроде клептомании? Но странным образом сложилась ситуация, когда больной управляет врачами, последовательно ограничивая их в правах ограничивая просветительскую и общественную деятельность.
Человечество лишь тогда сможет вздохнуть действительно свободно и вступит действительно в новую эпоху, когда политика исчезнет как вид деятельности и профессия. Успешному в профессиональной и общественной деятельности человеку власть не нужна. Ему достаточно естественных удовольствий и радости от творения добра, сотрудничества, успехов своих и успехов близких.
Конфликт между профессиональным и общественным видами деятельности с одной стороны и властью с другой возникает, когда власть посягает на естественные радости, что случается неизбежно. Вот тогда уместно вспомнить слова Николая Бердяева о том, что «человек зреет на ветке, зреет, а потом срывается и падает. И падает он в революцию». Но революционеры редко останавливаются на достижении общественно значимого результата. Обычно они требуют от общества большего движения дальше к одному им ведомому «светлому» будущему. И тут они начинают испытывать потребность во власти со всеми вытекающими последствиями: выискивают, в ком зависть и ненависть сильнее всего, и, опираясь на них, все остальное накрывают страхом.
Результат развития человечества до начала 21 века
К фундаментальным процессам в любом обществе следует отнести конкуренцию и стремление к власти, эти процессы определяются базовыми свойствами человека стремлением выжить, изменить природу в своих интересах, властностью. То есть жить означает меняться и изменять среду, а изменения в свою очередь требуют прав, в том числе власти. Именно так человечество стало тем, чем оно стало, как бы мы к этому не относились. Впрочем, на этом пути создавались и особые ценности гуманистического характера: культура, милосердие, благотворительность и т. п., в обычном представлении не имеющие практического применения.
Увеличивающиеся масштабы деятельности, существующие возможности расширять деятельность, ограниченные лишь конкуренцией[6], даже на весь земной шар, воспринимается людьми и элитами как внешний вызов, хотя, конечно, его природа исключительно внутри самих людей, в их ненасытности, азарте, жажде богатства и власти. Реагирование элит на эти так называемые внешние вызовы приводит к объединению и укрупнению союзов, появляются корпорации, в том числе глобальные.
Капитализм находится в постоянном поиске новых рынков. Некогда промышленная революция насытила мир товарами первой необходимости, затем капиталистические принципы производства перешли на рынок роскоши, оружия, алкоголя. Выигрывать войны стал капитал, война превратилась в конкуренцию производственных отношений. Затем настал черед областей жизни, находящихся под защитой общественных табу: появилась организованная проституция, торговля наркотиками, легализация наркотиков (то есть государства стали получать с этого бизнеса налоги), через некоторое время мы увидим усиливающиеся попытки легализовать эвтаназию в большем числе стран. Жизнь и смерть становятся объектом торговли, что отлично показывает даже беглый анализ массовой культуры.
На своем технократическом пути развития человечество периодически сталкивалось и сталкивается с необходимостью оптимизации процессов. Конкуренция, власть, отсутствие общественного сопротивления приводили к тому, что оптимизация осуществлялась за счет наименее защищенных слоев населения тех, у кого не было собственности, образования, опыта организованного сопротивления и т. д. Человечество скатывалось к рабскому труду, и не важно, как это выглядело: африканцы на хлопковых полях в США, дети в угольных шахтах в Англии, крепостные в России
Впрочем, как только люди поняли в первый раз, что рабовладельческий труд тормозит развитие, сразу резко увеличилась ценность человека, его жизни, затем человеческой личности. Понятие справедливость, свобода обрели иное звучание. Может быть, через некоторое время ценной останется только личность. Впрочем, фундаментальные свойства человечества никуда не делись и во многом определяют и сегодняшнее развитие.
Но, например, фундаментальное свойство природы силу тяжести человек преодолевает, благодаря своему уму: для этого созданы самолеты, ракеты и другие летательные аппараты.
Фундаментальные свойства своей природы человек преодолевает, благодаря своей духовности; понятия справедливости, милосердия в некотором смысле то же, что подъемная сила крыла позволяют не упасть, не впасть в первобытное состояние. Это именно те достижения, практичность которых не бросается в глаза, но позволяет перейти на следующий виток нашего развития.
О достижениях элит в начале XXI века
К началу XXI века в мире произошло следующее: корпоративная модель предприятия победила семейную форму, представленную преимущественно малым и в некоторой степени средним бизнесом. Под победой мы понимаем то, что бо́льшая доля ВВП любой страны создается крупным корпоративным бизнесом, а роль малого предпринимательства заключается в некоем поддержании социальной справедливости и, по сути, в основном в создании иллюзии этой справедливости.