Дезирэ и Матильда обменялись беспокойными взглядами. Видимо, их отец имел некоторые причуды, которых они опасались. Дезирэ оставила свои дела, подошла к отцу и взяла его под руку.
Не будем сегодня думать о неприятных вещах, сказала она.
Он похлопал дочь по руке и ласково посмотрел на нее. Но, увидев ее несколько растрепавшиеся волосы, он, должно быть, вспомнил что-то, так как его лицо снова окаменело.
Да, произнес он мрачно, но я стар, а он молод. А между тем я желаю увидеть его мертвым, прежде чем сам умру.
Я не хочу, чтобы у тебя были такие кровожадные мысли в день моей свадьбы, сказала Дезирэ. Смотри, вот и Шарль возвращается; и десяти минут еще не прошло. С ним кто-то идет. Кто это? Папа, Матильда, смотрите! Кто это так поспешно возвращается с Шарлем?
Матильда, убиравшая в это время комнату, посмотрела сквозь тюлевую занавеску на улицу.
Не знаю, ответила она равнодушно. Совершенно обыкновенный человек.
Дезирэ отошла от окна, как бы собираясь сойти вниз, навстречу мужу, но остановилась и снова посмотрела через плечо на улицу.
Разве? сказала она как-то странно. Не знаю я
И она застыла в нерешительной позе, ожидая, когда Шарль поднимется наверх.
Через секунду он уже вбежал в комнату и со своей обычной стремительностью и пылкостью воскликнул еще на пороге, протягивая руки:
Вообразите! Я спешил на главную квартиру, как вдруг попал в объятия моего милого Луи, моего двоюродного брата. Я сто раз говорил вам, что он для меня и брат, и отец, и все на свете. Я так рад, что он приехал именно сегодня.
Шарль повернулся в сторону лестницы со все еще распростертыми объятиями, как бы приглашая человека, не спеша поднимавшегося по лестнице, броситься в его объятия и в объятия людей, ставших теперь его родственниками.
За столом промелькнула какая-то легкая тень грусти не знаю, что это такое было, но теперь все прошло. Хорошо, что приехал наш неожиданный гость, наш милый Луи.
Разговаривая таким образом, Шарль вышел на площадку лестницы и вернулся, ведя за руку мужчину чуть повыше его ростом, с более темными волосами, со спокойным загорелым лицом и близко посаженными уверенными глазами. Он производил впечатление хорошо воспитанного человека.
Наш милый Луи! повторил Шарль. Мой единственный родственник во всем мире. Мой кузен Луи дАррагон. Он, par exemple[2], имеет фамилию, состоящую из двух слов.
Представленный мужчина серьезно и выразительно поклонился, посмотрев при этом на Дезирэ.
Это мой тесть, продолжал Шарль, не останавливаясь. Мосье Антуан Себастьян, и Дезирэ, и Матильда Моя жена, мой дорогой Луи Твой кузен, Дезирэ!
Он снова обернулся к Луи и потряс его за плечи от избытка чувств. Представляя родственников, Шарль не отделил Матильду от Дезирэ, и дАррагон обратился к Матильде со вторым вежливым и несколько формальным поклоном.
Я Дезирэ, сказала младшая сестра, застенчиво выходя вперед.
ДАррагон взял ее за руку.
Какое счастье, сказал он, что я попал к вам именно сегодня!
Затем он обернулся к Матильде и, взяв ее протянутую руку, снова поклонился. Себастьян, внезапно вспомнив свои приятные, несколько старомодные манеры, выступил вперед. Он не протянул руки, а только церемонно раскланялся.
Сын Луи дАррагона, которому посчастливилось скрыться в Англии? любезно спросил он.
Единственный сын, ответил прибывший.
Я польщен, что познакомился с monsieur le marquis[3], медленно произнес Себастьян.
Ах, не называйте меня так! возразил дАррагон, коротко рассмеявшись. Я английский офицер, и не более.
А теперь, мой милый Луи, я покидаю вас, прервал их Шарль, который нетерпеливо ждал окончания этих формальностей. Через полчасика, не более, я снова буду с вами. Ты подождешь здесь моего возвращения.
И, весело кивнув Дезирэ, он сбежал по лестнице.
Через открытые окна были слышны его легкие быстрые шаги. Почему-то все вдруг замолчали, как бы прислушиваясь к ним.
Нетрудно было понять, что дАррагон моряк. У него было не только загорелое лицо, как у людей, живущих на открытом воздухе, но и его взгляд, спокойный и внимательный, напоминал тех, кто в минуты бодрствования постоянно занимаются наблюдениями.
Нетрудно было понять, что дАррагон моряк. У него было не только загорелое лицо, как у людей, живущих на открытом воздухе, но и его взгляд, спокойный и внимательный, напоминал тех, кто в минуты бодрствования постоянно занимаются наблюдениями.
Его лицо было несколько узко, с квадратным подбородком и прямыми губами. Он говорил не так быстро, как Шарль, а тщательно взвешивал каждое свое слово, и часто казалось, что он уже собирался что-то сказать, но в конце концов передумал.
Если память не изменяет мне, мосье, ваша матушка была англичанка, сказал Себастьян, чем и объясняется то, что вы находитесь на английской службе.
Не совсем, возразил дАррагон, хотя моя мать действительно была англичанка, она умерла во французской тюрьме. Но отец определил меня на английскую службу из чувства благодарности, и я никогда не жалел об этом, мосье.
Ваш отец получал помощь от английского правительства после своего бегства, как и многие другие?
Да, он был слишком стар, чтобы отплатить за это лично. Он бы это сделал, если бы мог
ДАррагон остановился и пристально посмотрел на старика, который слушал его, отвернувшись к окну.
Мой отец был из тех, сказал он, наконец, кто думал, что, сражаясь за Бонапарта, не сражаешься за Францию.
Себастьян предостерегающе поднял руку и произнес:
В Англии можно говорить такие слова. Но во Франции, а тем более в Данциге, их нельзя высказывать.
Англичанин, с улыбкой возразил дАррагон, может говорить их повсюду. Это одна из привилегий той нации, мосье.
Он сказал это свободно, без малейшего юношеского бахвальства. Дезирэ заметила, что на висках у него пробивается седина.
Я не знал, сказал он, обращаясь к ней, что Шарль в Данциге, а тем более что он празднует такое радостное событие. Мы случайно наткнулись друг на друга на улице. Счастливый случай дал мне возможность познакомиться с вами почти сразу после того, как вы стали его женой.
Невозможно поверить в то, что это был просто случай, сказала Дезирэ. Это, должно быть, судьба, если только у судьбы есть время думать о такой ничтожной особе, как я, и о таком незначительном событии в наши дни, как простая свадьба.
Судьба, вставила Матильда обычным спокойным голосом, судьба явилась сегодня в Данциг.
А!
Да. Ваше прибытие уже второе неожиданное событие за сегодняшний день.
ДАррагон обернулся и пристально посмотрел на Матильду. Он, всегда такой серьезный и внимательный, был сейчас похож на читателя, который нашел интересную книгу на пыльной полке.
Разве приехал император? спросил он. Мне показалось, что я что-то заметил в лице Шарля, сказал он, задумчиво смотря по направлению двери, где Шарль послал всем прощальный привет. Так император здесь, в Данциге.
Он обернулся к Себастьяну, стоявшему с окаменевшим лицом, и прибавил:
Значит, война.
Это всегда означает войну? возразил Себастьян усталым голосом. Неужели он опять окажется сильнее их всех?
Когда-нибудь он сделает ошибку, весело сказал дАррагон, и тогда настанет день расплаты.
Ах! вздохнул Себастьян и покачал головой, как будто хотел сказать, что счета огромны и никто не в состоянии будет их оплатить. Вы молоды, мосье, вы исполнены надежды.
Я не молод. Мне тридцать пять лет, но я, как вы говорите, исполнен надежды. Я жду этого дня, мосье Себастьян.
А пока? спросил старик, который казался сейчас тенью человека, отдаленного от повседневной жизни.
А пока каждый должен играть свою роль, ответил дАррагон с едва слышным смехом, какова бы она ни была.
В его словах не слышалось никакого предсказания, никакого скрытого смысла. Он был откровенен, прост и практичен, как та жизнь, которую вел.
Так и у вас есть роль, сказала Дезирэ, думая о Шарле, который был призван в столь неподходящий момент и ушел безропотно. Это наказание, которое мы несем за то, что живем в наименее скучное время. Оно и вашей жизни тоже касается.
Оно касается любой жизни, мадемуазель. Это-то и делает наше время столь великим. Да, и у меня есть небольшая роль. Я похож на тех невидимых сверхштатных актеров, которые обязаны смотреть, чтобы дверь всегда была открыта, дабы крупные актеры могли сделать эффектный выход. Я нужен России для наступающей войны. Это маленькая роль. Я должен держать открытой одну небольшую часть связующей линии между Англией с Петербургом так, чтобы они могли обмениваться известиями.
Говоря это, Луи посмотрел на Матильду. Она слушала с необычайным вниманием, которое он быстро заметил, как замечал все вокруг. Впоследствии он припомнил эту минуту напряженного внимания.
Это будет нелегко, так как Дания дружественно относится к Франции, заметил Себастьян, а все прусские порты закрыты для вас.
Но Швеция поможет. Она не расположена к Франции.
Себастьян рассмеялся и сделал презрительный и насмешливый жест белой изящной рукой.
О, bon Dieu![4] воскликнул он. Что это за дружба, если она основана на опасении, что ее вдруг примут за вражду.
Это дружба, ожидающая своего времени, мосье, сказал дАррагон, берясь за шляпу.
Так у вас, мосье, судно стоит здесь, в Балтийском море? спросила Матильда более поспешно, чем обычно.
Очень маленькое, мадемуазель, ответил он, такое маленькое, что я мог бы лавировать на нем во Фрауэнгассе.
Но оно быстроходное?
Самое быстроходное, мадемуазель, в Балтийском море. И вот почему, узнав от вас последние новости, я должен проститься с вами.
Говоря это, он пожал ей руку и раскланялся с Себастьяном, поколение которого довольствовалось одними формальными поклонами.
Дезирэ же направилась к двери и проводила его вниз.
У нас одна только прислуга, сказала она, и та теперь занята.
На пороге дАррагон остановился. Дезирэ как будто ждала этого.
Шарль и я всегда относились друг к другу, как родные братья, сказал он. Запомните это! Будете помнить?
Да, ответила она, весело кивнув, буду помнить.
Так прощайте, мадемуазель.
Мадам, поправила она его.
Madame ma cousine, сказал он и ушел, задумчиво улыбаясь. Дезирэ медленно поднялась по лестнице.
Глава IV
Месяц скрылся за тучей
Quand on se mеfie, on se trompe; quand on ne se me fie pas, on est trompe[5].
Шарль Даррагон прибыл в Данциг год тому назад. Он был поручиком пехотного полка, и ему шел двадцать шестой год. Это были дни быстрого повышения по службе, когда люди жили таким стремительным темпом, что немногие доживали до старости, значительное число сверстников Шарля стало уже полковниками. Но Шарль был слишком покладистый человек для того, чтобы завидовать кому бы то ни было.