Полицаи выходят одни, что-то говорят в рацию.
На следующей остановке в вагон входит черный полицейский, ни слова не говоря, дает парню по морде, складывает его пополам, надевает наручники и выволакивает из вагона. Девица молча и понуро плетется следом.
Политкорректность в действии.
Пилот авиакомпании «Трансаэро» Игорь Сурдин:
Аэропорт Гамбурга. Мы только приземлились и рулим к терминалу. За нами в ожидании посадки четыре борта: немецкая «Люфтганза», грузовик «Федерал Экспресс», «Бритиш Аэрвейс», и в верхнем эшелоне опоздавший на три часа ИЛ-86 «Аэрофлота».
Очередь садиться «Люфтганзы», но, посылая подальше диспетчера, наш ИЛ, чтобы сэкономить топливо, начинает снижение. Служба наземного контроля, грозя всеми карами земными и понимая, что русским всё по фиг, пытается экстренно развести самолёты и пропустить ИЛ. «Бритиш» и «Федекс» на посадку ещё не зашли и, подчиняясь диспетчеру, пропускают ИЛ. А принципиальный пилот «Люфтганзы», уже видя полосу, вступает в перепалку с русскими.
Какого черта, возмущается он, я немец, на немецком самолёте, в родной Германии, должен заходить на второй круг и пропускать русских?
Потому что вы, суки, войну проиграли! слышит он в ответ.
Хорошо ещё жидов в воздухе нет! кричит немец.
Не корректно так говорить о евреях, на идеальном английском вмешивается в разговор пилот «Бритиш».
Все благополучно сели.
Через час к нам в комнату отдыха зашли сотрудники авиационной безопасности и вежливо попросили пройти с ними на опознание. Пилота «Люфтганзы», который ругался с русскими, избили в туалете, выбили пару зубов, и спустили в унитаз удостоверение пилота. И кроме русских это сделать никто не мог.
Приходим, смотрим: отдубасили немца знатно! Личико в крови, передних зубов нет, синяки под глазами.
Немец из экипажей Трансаэро и Аэрофлота никого не узнал.
Остальных «цивилизованных» служба безопасности даже беспокоить не стала.
Часа через два мы готовимся к вылету. Рядом с нами тот самый сокол из «Люфтганзы».
Но тут без команды диспетчера в очередь на взлёт а это отличительная черта наших лётчиков вместо «Люфтганзы» встаёт «Бритиш». Немца прорывает, и он орет диспетчеру:
Это безобразие! Это не аэропорт, а беспредел! Сесть мешают русские, а взлететь англичане!
И тут пилот «Бритиш» на русском языке с явным одесским акцентом говорит:
Ребята, скажите этому фашисту, пусть-таки заткнёт рот. А то мы с моим вторым пилотом Фимой ещё раз ему звездюлей дадим от всего еврейского народа!
На улице жара градусов тридцать. В маршрутный ПАЗик заходит компашка из нескольких молоденьких девчонок. И тут же открывают верхний люк.
Это безобразие! Это не аэропорт, а беспредел! Сесть мешают русские, а взлететь англичане!
И тут пилот «Бритиш» на русском языке с явным одесским акцентом говорит:
Ребята, скажите этому фашисту, пусть-таки заткнёт рот. А то мы с моим вторым пилотом Фимой ещё раз ему звездюлей дадим от всего еврейского народа!
На улице жара градусов тридцать. В маршрутный ПАЗик заходит компашка из нескольких молоденьких девчонок. И тут же открывают верхний люк.
Бабулька на переднем сиденье начинает громко возмущаться:
Обнаглели совсем, продует сейчас всех, люди простынут!
В общем, обычная автобусная перепалка.
Одна из девушек говорит:
Если даже я сейчас догола разденусь, то не простыну.
В автобусе возникает секундная пауза.
В тишине раздается очень заинтересованный мужской голос с задней площадки:
Подвиньтесь, пожалуйста, мне плохо видно!
Сегодня бежал за маршруткой, споткнулся, упал в лужу.
Проходящий мимо мужик:
Думаешь вплавь быстрее?
Блондинка объясняет в автосервисе:
Я когда даю в зад, у меня не горит лампочка.
Приемщик:
Понятно, а с машиной-то что?
Троллейбус останавливается, открываются двери. В троллейбус поднимается бабушка, вслед за ней мужчина.
Извините, я доеду до центрального рынка? спрашивает мужчина.
Нет, отвечает бабушка.
Мужик с разочарованным видом выходит из троллейбуса. Двери закрываются, троллейбус трогается.
А вот я доеду! добавляет бабушка.
В 1973 году Оуэн Гарриот был членом экипажа американской орбитальной станции Скайлеб.
Розыгрыш, который он устроил над сотрудником Центра управления полетами Робертом Криппеном, достоин навечно попасть в историю космического юмора.
С собой в космос Гарриотт захватил диктофон, на который его жена предварительно наговорила несколько заранее составленных фраз. Когда оператор Роберт Криппен вышел на связь с орбитальной станцией, Гарриотт ждал у передатчика с диктофоном в руке.
Состоялась следующая беседа:
Скайлеб, это Хьюстон, ответьте.
Здравствуйте, Хьюстон, бодрым женским голосом отозвалась станция. Это Скайлеб.
Земля после секундного колебания поинтересовалась:
Кто говорит?
Привет, Боб, отозвалась станция. Это Хелен, жена Оуэна.
Боб несколько секунд переваривал ответ, а затем с трудом выдавил:
Что ты там делаешь?
Я тут решила ребятам поесть принести. Всё свеженькое, успокоил его голос с орбиты.
Центр управления молчал несколько секунд, а затем отключился у офицера сдали нервы.
Лариса Бондаренко привлекательная, жгучая брюнетка засиделась у друзей и осталась там ночевать. Перед работой решила заехать к себе домой, принять душ и переодеться.
Семь часов утра, противный моросящий дождь. Лариса после долгих попыток поймала приличную машину. Симпатичный молодой водитель оказался таким любезным, что довез Ларису до самого подъезда бесплатно.
Ларисе очень захотелось чем-нибудь его отблагодарить.
Давайте, я вас хоть кофе угощу? мило улыбаясь, предложила она.
Парень слегка растерялся, потом подумал немного и сказал:
Что ж, я не возражаю!
Лариса, все еще мило улыбаясь, достала из своей сумочки пару пакетиков растворимого кофе, протянула обалдевшему водителю и выпорхнула из машины.
Только дома до нее дошло, почему у парня так вытянулось лицо.
1971 год. Валя Фиролов ходил на пароходе по Волге. А семья его жила в глухой деревне довольно бедно.
Пришло время, пошел на нерест осетр. Команда наловила рыбы, добыла деликатес черную икру.
Досталась трехлитровая банка и Валентину. И решил он ее не есть, а послать в деревню, угостить деликатесом семью. Написал письмо и отослал вместе с посылкой.
Недели через три приходит ответ:
Дорогой сыночек, спасибо тебе за гостинцы. Нам все очень понравилось. Вот только красная икра, видимо, испортилась, почернела вся. Жалко, ведь мы с отцом ее всего один раз в жизни пробовали, а дети так вообще никогда. Но ничего, наши поросята за милую душу ее съели.
Анатолий Кольцов, старпом волжского теплохода:
Вечерний чай экипажа. На столе в кастрюле горячий картофель, в чайниках чай-заварка. И каждому члену экипажа подается тарелка с разделанной селедкой. Лучок-маслице, как полагается. Пару кружков яйца для украшения.
Время пятый час вечера, уже сидит, чай пьет сменившаяся вахта с машинного.
И вдруг приходит Зоя, где-то она там задержалась на уборке кают. Глядит в свою тарелку, сует нос в чужие. И громко обиженно канючит:
А почему у них у всех яйца есть, а у меня нету?
На что получает логичный ответ:
Дурочка, потому что мы мужчины!
Сыктывкар. Еду в такси.
Таксист гордо заявляет:
Хочу Латвию съездить! Вот, латынь учу!
Заходят в маршрутку мама с дочкой. У мамы в руках полным-полно сумок и пакетов. Дочка нарядная такая, вся в бантиках. Сели. Мама говорит:
Ой, доченька, мы с тобой столько всего накупили, столько денежек поистратили. Что нам с тобой папа-то скажет?
А девочка на это спокойно и искренне выдаёт басом:
Да вы охренели, девки!
Девушка ехала в маршрутке. На повороте случилось так, что она присела на колени к молодому красивому мужчине.
Он, по-видимому, не зная, что в таких случаях принято говорить, спросил у неё:
Восемнадцать есть?
Она отвечает:
Ну да!
Тогда сиди!
Марина Кутузова:
Побежала на маршрутку, последние пять метров лихо проехала на попе, грациозно встала, зашла в салон.
Порадовал мужик:
Позвольте я ваши санки отряхну?
Наиль Гизатуллин:
Команда гражданских летчиков между рейсами решила прогуляться по Москве и повеселиться. Оказавшись на Тверской, нашли замечательный повод для веселья. За памятником Юрию Долгорукому наткнулись на пьяненького мужика, который привалился к основанию памятника и что-то невнятно напевал. Замысел у авиаторов родился сразу: они подняли беднягу, отряхнули, и пошли вместе с ним догоняться в ближайший ресторан.
Там, накачавшись сами, они довели «подобранного» до полной и невменяемой кондиции и повезли его с собой в аэропорт.
Очнулся наш герой всё там же, у основания памятника. Только Богдану Хмельницкому.
Видно инфаркта у него, всё же, не случилось, ибо он смог осознать происшедшее, и поплелся в ближайшее отделение милиции.
Пилотов-весельчаков уволили.
Вылет рейса из Тюмени был задержан по метеоусловиям.
Вика Куликова должна была лететь этим рейсом. Чтобы скоротать время ожидания, она купила книгу, упаковку печенья и уселась в зале ожидания.
Рядом с ней было незанятое кресло, на сиденье которого лежал целлофановый пакетик с печеньем, а на следующем кресле сидел мужчина, который читал какой-то спортивный журнал.
Вика машинально взяла печенюшку из пакета.
Мужчина взял тоже.
Вику это удивило, но она постеснялась, ничего ему не сказала и продолжала читать.
И каждый раз, когда она брала очередную печеньку, мужчина делал то же самое.
Вика пришла в бешенство, но решила не устраивать скандал в переполненном аэропорту.
Когда в пакете осталась только одна печенька, она подумала:
«Интересно посмотреть, что сделает этот хам и невежа?»
Как будто прочитав её мысли, мужчина взял печенье, разломил его пополам и одну из половинок протянул ей, не поднимая при этом глаз.
Это было уже слишком: Вика решительно встала, собрала свои вещи и ушла.
Сидя в самолёте, Вика полезла в сумочку, чтобы достать лекарство от головной боли. И с удивлением вытащила злополучную пачку печенья.
Она вдруг вспомнила, что положила купленную пачку печенья в сумочку. И человек, которого она считала наглецом и невеждой, делился с ней своим печеньем, не проявляя при этом никакого гнева, просто из-за своей воспитанности и доброты.
И ей стало очень стыдно.
Но уже не было никакой возможности хотя бы извиниться перед ним.
Володя Даренко:
Собрались мы втроем в Амстердам на три дня. Купили с собой, как полагается, четыре по ноль семь. Но таможня добро не дала жидкости перевозить нельзя.