Но всегда выигрывает играющий. Особенно в бизнесе не стоит огорчаться при неудачах, а лучше поспешить отыграться на еще менее удачливом партнере. Большие состояния достигаются играючи, как титул чемпиона мира по шахматам, хотя со стороны все чрезвычайно напоминает напряженный труд. Состояние, а точнее, благосостояние является положительным результатом всех наших игр, но не всегда оно измеряется звонкой монетой, кредитной карточкой или красавицей женой.
Отказ от какого бы то ни было общепризнанного великолепным результата, отказ от чьей-то жертвы или от блага в том виде, как его определяет общественное мнение, есть Сверхигра.
Способных к Сверхигре немного. Еще меньше играющих, но иногда, когда мы жутко спешим по своим делам, нам навстречу попадаются люди, которых в рамках этого сочинения мы называем Свободными. Эти люди могут сыграть с нами в наши игры, не проявляя особого интереса, но никогда не опускаются до игрищ. Их обычным времяпровождением и является Сверхигра. Правда, в силу краткости человеческого века они успевают сделать в ней только один ход, а именно стать Свободными. Результат им увидеть не суждено, впрочем, эта игра всегда новая для человечества, а результат новой игры всегда положителен хотя бы по причине своей новизны. Эти люди с чувством собственного достоинства или даже с видом явного превосходства уступают нам дорогу, и мы их больше не видим, так как не имеем привычки оглядываться или озираться по сторонам. Стало быть, они не опасны для нас. Они отказываются от результатов наших игр жестоких и бесчеловечных, как сама природа. Тем более они отказываются от жертв, потому что жертва это результат даже не игры, а игрища. Они люди в том смысле, как сами думают о себе. Они такие, какими считают возможным быть человеку, а не такие, какими становимся мы под влиянием своей второй натуры производной от технократического пути развития человечества и второй производной от первой, природной натуры. В каком-то смысле, они борются с натуральным.
Если Человечество, выражаясь словами Вернадского, есть попытка природы мыслить биологически, то, может быть, судьбы Свободных людей, вернее людей Освобождающихся, есть результаты попыток природы прикинуть иной вариант развития живого, иная мысль. Может быть, это один из будущих вариантов.
Этих людей мы узнаем по их привычке отказываться от даров Волхвов, хотя при желании им не составит труда вспомнить, сколько эти дары стоят. Таких людей мы обычно называем беспечными и у меня, смотрящего им вслед, возникает мысль, что результатом Сверхигры и оказывается Право на Беспечность, которым они так гордятся и дорожат.
Печатное слово третьего тысячелетия
Культура его потребления
Достаточно быть змеей в террариуме, чтобы написать трактат о четырех стеклянных стенах.
Достаточно быть змеей в террариуме, чтобы написать трактат о четырех стеклянных стенах.
Но надо стать птицей, чтобы написать о крышке.
Жизнь человечества в новом тысячелетии представляет собой хаотический клубок1 различных связей; экономика, социология, биология, психология и многое, многое другое переплетены и должны быть изучены автором, желающим точно и емко описать ее. Так было и всегда, но с ростом численности населения планеты, с увеличением информационных, экономических и разных других связей между людьми, «картинка» стала намного сложнее. Поэтому, прежде чем говорить непосредственно о письменности, необходимо выяснить, чем живет и чем питается мозг современного пишущего и читающего, изменилось ли что-нибудь по сравнению с веком минувшим, про который довольно верно замечено, что «Случайное возбуждение вот повседневная пища человека двадцатого века»2.
Тем более, если учесть, что кроме живущих людей планета населена безмерным количеством их образов и моделей, наравне с живыми участвующими в общении и создании общественных ценностей. Безусловно, образ некоего героя, как и любого другого идола, сначала придумывает один человек. Но образ начинает влиять на людей и даже на другие образы. Он влияет на них годами, занимает место в сознании, к нему апеллируют школьные учителя. Можно научиться пеленать детей и на безжизненных резиновых пупсах, а совершать подвиги на примере Павки Корчагина или Супермена. Но эти «пупсы» не кричат, когда им отрывают ногу или откручивают голову, и пахнут резиной, а Супермен все вооружается и вооружается. Взрослея и превращаясь в героев «крутых» боевиков, эти идолы остаются бесчувственными; необходимо разбить пару десятков автомобилей и застрелить сотню террористов, чтобы выдавить из них нечто подобное улыбке. Это влияние неживого и вымышленного на живое, обеспеченное средствами коммуникации, занимает свое место в информационном поле Земли.
Маршалл Маклюэн, осознав множественность и влиятельность связей между людьми (даже без учета идолов), описал фантастическую «глобальную деревню».
«По его словам, в ХХ веке произошел новый переворот, связанный с электричеством: «Электрическая цепь разрушила время и пространство, погрузив каждого из нас в океан забот других людей. Она заново восстановила всеобщий диалог в глобальном масштабе. И главной вестью, которую она принесла людям, стала весть о всеобщем Изменении». Маклюэн считал, что возвращение к «племенному» восприятию мира на новом этапе безусловное благо, потому что таким образом люди вновь начнут ощущать себя целым, коллективом, в котором нет места изоляции, индивидуализму и подавлению меньшинств, потому что «слишком много людей знают слишком много друг о друге».
По Маклюэну, именно телевидение позволило вернуться человечеству в дописьменную общину, в «глобальную деревню», где информация доступна сразу всем и получить ее можно практически мгновенно. В этом мире человек уже не в состоянии строить свое восприятие как раньше последовательно, шаг за шагом, по кирпичику. Ему приходится учитывать сразу все факторы, а поскольку времени на их анализ нет полагаться на интуицию, заворожено уставившись в мерцающий ящик («общинный костер»)»3.
Но он сам, проведя активную жизнь на вершине славы, разочаровался в идее «глобальной деревни», поскольку выяснилось, что полученная информация значительно отличается от первичной и истинной, и, значит, невозможно на ее основе построить адекватно реагирующее на события идеальное общество. Он мог бы прийти к этому выводу существенно раньше, если бы вовремя прочитал и понял слова Боратынского «мысль изреченная есть ложь».
Так возможно ли достоверно описать мир и человечество как часть мира, пользуясь переданной и полученной информацией? Скорее всего, нет именно потому, что передаваемая информация является лишь производной от реальных процессов, на нее влияют собственники средств коммуникации в большей степени, и операторы в меньшей.
Олдос Хаксли догадался об очень важном и сказал об этом так:
Можно было бы заявить, что по-настоящему важна не та книга, которая обращает в свою веру десяток миллионов случайных читателей, а та, которая обращает очень немногих, обладающих во время ее распространения реальной властью написал он4.
Остается только заменить слово книга на слово новость, как мир прессы повернется к читателю совсем другой стороной: уважаемая деловая газета превратится в жуткую медузу-горгону. Насколько же живы, и живы ли вообще, те, кто начинает утро с просмотра столбцов новостей?
Сами журналисты говорят об этом:
«Борьбу за виртуальное пространство саммит семи5 индустриально развитых стран мира плюс Россия проиграл толпе хулиганов, потому что иначе и быть не могло. Кто из журналистов, будучи в здравом рассудке, предпочтет протокольную съемку мировых лидеров, призывающих к борьбе с бедностью, кровавому столкновению демонстрантов с полицией.
Не знаю, зачем все СМИ мира уделили этому свинству такое внимание. Уже всем, по-моему, ясно, что «рядовые антиглобалисты» бытовые хулиганы, а их мифические идейные вожди неудачники, не пробившиеся в мир большого цивилизованного лоббизма. Глобализм это деньги, а бороться с ними могут только другие деньги, а не дети. Не говоря уж о бедных филиппинских малютках, которых антиглобалисты хотят избавить от империалистический эксплуатации, то есть лишить работы6».
Избирательность вот «право первой ночи», присвоенное вельможами третьего тысячелетия хозяевами информационных каналов.
Следовательно, изучая новостную жизнь человечества невозможно достоверно описать его и также сделать хоть немного точный прогноз развития, так как изложенное в новостях никогда не является достоверным. И сами новости, если и ведут куда-то, то только не в реальный мир. Тем более в России, где, по словам Карамзина, строгость законов компенсируется мягкостью их исполнения. Узнать рецепт, и даже то, что кто-то им удачно воспользовался это совсем не то, чтобы приготовить блюдо самому. В этом смысле, печатное слово, особенно в новостях, часто можно сравнить с туманной пропастью между Словом вообще и Делом.
Правильнее основывать свои прогнозы на явлениях. И к циркулирующей информации относится именно как к явлению. Мол, не кто-то сказал, что будет то-то и то-то, и так, вероятно, будет на самом деле, потому что сказавший очень умен и вообще наш президент. Просто надо видеть явление, что президент что-то сообщил, и некоторое количество людей его услышали и изменили свое поведение. Почему они это сделали? Потому, что они тоже так думали (думают)? Или потому, что их заставили услышать и подчиниться? Или потому, что им понравилось поощрение за послушание? Или они не могут не быть послушными? А потом они услышат другого человека, может быть, даже и не президента вовсе, и поменяют свое поведение еще раз. А потом еще раз, и еще. И на размеры и длительность этого явления влияют не столько сами слова и то, как, где и кем они были сказаны и переданы, но и многое, многое другое, что является предметом изучения и использования многочисленных социологических институтов, PR и просто рекламных компаний. Именно все эти особенности и свойства человека, влияющие на его выбор, являются длительными и малоизменяемыми со временем факторами и достойны изучения. Влияние президента на общество явление, но чувство голода, или страх, или что-то другое намного более «долгоиграющие» явления. А новость это просто вспышка («вспышка справа!», «вспышка слева!»7). Человек, желающий хоть немного приблизиться к истине, должен прорваться сквозь заградительный огонь, отделяющий его от источника новостей.
У письменности и литературы как части письменности в этом клубке информационных потоков свое место, обеспеченное, прежде всего тем, что у текста дольше жизнь, чем у устного сообщения, и его влияние может быть сильнее.