«Сом, подумал я, из реки зашел».
Я опустился и ногой в сапоге толкнул его. Сом повернулся в омутке. На огромной голове белые маленькие глазки в упор смотрели на меня.
Откуда ты пришел, леший? сказал я.
Он, повернувшись, опять ушел под берег. Ручей был мелок как он мог попасть туда?
«Вот, думал я, приедут приятели мои, буду показывать сома».
Далее рассказ Коровина идет об охоте, как он подстрелил дупеля и все в этом духе. Но он рассказал своим друзьям об этом соме:
«В круглом небольшом бочаге плеснуло у самого берега. Что-то странное я увидал точно большой мешок, в темных пятнах, ворочался в воде у самого берега. Половина мешка ушла под берег, и чудовище вертело широким, как лента, хвостом.
«Сом, подумал я, из реки зашел».
Я опустился и ногой в сапоге толкнул его. Сом повернулся в омутке. На огромной голове белые маленькие глазки в упор смотрели на меня.
Откуда ты пришел, леший? сказал я.
Он, повернувшись, опять ушел под берег. Ручей был мелок как он мог попасть туда?
«Вот, думал я, приедут приятели мои, буду показывать сома».
Далее рассказ Коровина идет об охоте, как он подстрелил дупеля и все в этом духе. Но он рассказал своим друзьям об этом соме:
«Как-то в Москве зимой, вечером, в компании друзей, кто-то сказал про одного знакомого: «В тихом омуте черти водятся». И вдруг вспомнил я деревню, лето, ручей и тот бочаг, где я видел сома, которого хотел выпустить в реку на свободу.
Я рассказал о чудище приятелям своим, охотникам, и они решили поехать в деревню ко мне как-нибудь на праздниках и того сома достать из бочага».
Через некоторое время сома они поймали и выпустили в реку:
«Возвращаясь с реки в дом, почему-то все мы испытывали приятное чувство вот отпустили сома на свободу. Как такому чудищу жить в маленьком бочаге, пусть живет на приволье, в реке».
Но далее произошло событие, заинтересовавшее Коровина:
«Как-то летом, утром я шел под бугорком у ручья и зашел, пробираясь кустами, посмотреть тот омуток. Сел на бережок, смотрю на воду и задумался. Вдруг вижу: наверху воды показалась широкая плоская голова сома. Она медленно двигалась к листьям купавы, на которых сидела зеленая лягушка. Сом брызнул хвостом по воде и пропал.
А мы-то старались, сказал я, тебя отпустить на свободу! А ты опять здесь? Удивленье.
При встрече с друзьями я рассказал им, что сом-то с полой водой видать, опять вернулся в маленький омуток. Все удивлялись, находили это странным. А охотник-крестьянин Герасим Дементьевич, смеясь, сказал:
Чудно! Чего, нешто он дурак какой. Ему поди, чай, годов-то сколько. Ишь он какой здоровый. Он знает, где ему лучше, где сытней. Тута он в омуте, у болота лягушек ест. Ишь он толстый какой! Вы его жалеете, на свободу пускаете, а она ему пошто? Ему в яме-то лучше нравится».
Встречи
С большой тоской о родине и о России пишет Коровин в своих воспоминаниях и о встречах с рыбаками, об их разговорах простецких.
В наше время, в одном из приволжских городков, на рынке, образовалось такое местечко встреч и разговоров рыболовов разных мастей. А торговали тут, на рынке в углу разными рыболовными снастями. На прилавки-столы разложены были мормышки, блесна, удочки зимние. Тут же продавали мотыля, по коробку. И были в продаже и ящики рыболовные и сетки даже, ну и буры, ножи к ним и прочее. Рыбаки тут собирались не только чтобы что-то купить. Но рассматривали, выбирали, приценивались. А в основном разговаривали, быстро знакомились и делились своими опытами. Один ездил в выходные на такое-то место рыбалки, другой на озерах был, где что поймали, где что клюет и на что клюет и какие блесны желтые или белые нужны.
В Москве дореволюционной тоже были такие места. И Коровин с ностальгией вспоминает:
«А зайду-ка я, думаю, неподалеку в лавочку к Березину. Там всегда собираются по весне особые люди рыболовы на удочку».
У Березина в лавочке висят веревки, сети и как лес стоят камышовые прутья. В шкафу висят разноцветные поплавки заграничной работы, а на прилавке в ящиках под стеклом синие стальные крючки разных номеров. Дальше, в комнате Березина, горит лампа, сидит приятель мой Василий Княжев и правит на спиртовой лампе тонкие концы камыша для удилищ. Кругом сидят какие-то люди мастер железнодорожный, чиновник пробирной палатки, служащие детского приюта, не стриженный и небритый, знаменитый москворецкий рыболов Сергей Петрович. Простые люди все страстные охотники-рыболовы. Приходят к Березину посмотреть на реку, которая видна из окон, и поговорить о рыбе, про случаи, которые были в жизни. А случаи всегда были особенные.
Василий Княжев, как только начиналась весна, оживал. Его темные глаза все посматривали вдаль. Он был поэт и бродяга в лучшем смысле этого слова; никакое дело, ни какие деньги не могли удержать его весной.
Эх, говорит Василий, в Косине озеро, и вода в ём вот чиста как хрусталь! Это что еще! И глубина в ём, дна нет.
Ну и врешь, говорит немец Планк, не может этого быть, чтобы дно нет.
Да вы, немцы, все так Вам дно подавай, Бога покажи, какой он, из чего сделан. А вот озеро-то мерил монах, так тридцать семь сажен, а рядом двенадцать это что! Там значит, горы, на дне-то, и ходы разные, и не иначе, что озеро это соединено со святой водой, потому что вода у него синяя. А там недалеко другое озеро есть, у деревни, в ём вода совсем другая. Вода как вода, а у етого голубая, да чиста до чего удивленье!
Это правда, что вода в этом озере, в Косине, точно голубая, сказал Березин, его и зовут Святое озеро.
Не потому оно святое, перебил Василий, что вода в ём голубая, а то чудно, что оно целит вот от какого дела, от горя. Прямо искупался раз, и готово, как нет, начисто горе снимает, как не было. Жила его, значит, водяная от сердца земли идет. Вода-то и за это такая в ём. Может, из этой самой воды слеза людская сотворена, может эта вода слезы радости земной и есть. Ты вот, Карл Андреич, все знаешь, немец, конечно же грамотнее русского мужика. А вот, слеза-то чегой-то в человеке?
там карася фунта на два есть. Какой карася, прямо золотая карася. Какое горе с тебя снимало. Это пустяка дурацкая говорит Планк.
Нет, постой, не сдавался Василий. У тебя горе свое, а у меня свое. Постой. Вот скажи рога тебе баба ставила? К примеру.
И Василий посмотрел пристально на Планка в ожидании ответа.
Что ты, с ума сошла, какие рога? Эмма Августовна разве станет такой пустяки думать?
А я вот женат был, тряхнул головой Василий. И так жену любил, что вот глаз отвести не могу, все на нее гляжу. И деньги были у меня. А она ушла по весне с жуликом. И прямо места не найду, вот «горе есть».
Да меня в Косино и отвез монах один. Я прямо разделся, да в озеро. И сразу у меня все, как не бывало. Прошло. И горя нет. И домой не пошел, при монастыре трудником и остался. Но она меня нашла. То ли, сё ли, говорит, давай жить опять, я тебе не изменяла. А я на нее смотрю, и узнать не могу. Нарядилась она вся, да шляпу надела такую что. А я смотрю, пристально смотрю и думаю: «Кто это? Какая-то другая, чужая». И говорить с ней не могу более: скучно стало. Вот вода-то в Косине все смывает Чистота такая ее, что всю грязь с души выполоскала.
Это верно, сказал Поплавский, рыболов наш именитый, Вот меня дома бранят все, и жена, и сыновья, все за рыбную ловлю. Одно спасенье: уйду на речку и живу на бережке. Посидишь с удочкой, ну и полегчает. В реках есть это тоже: с водой-то речка тоже горе уносит. Да вот теперь пост Великий, Страстная скоро. Никак нельзя. А то хорошо в грусти жизни и Нежинская рябиновая водочка. Тоже помогает Я как что ею и спасаюсь. И вот что я заметил и от всех, можно сказать рыболовов слышал, какие кренделя получаются. Выходит так: как с собой кто коньяк или ром возьмет, ни черта не выходит, что такое только рыба не берет. А вот, ежели Рябиновая или просто вот Смирновка, белая головка, идет. Прямо берет рыба! Слышит, чует, что ли она? Только прямо скажу, что лещ любит водку. Я его всегда ловлю под Хорошевом, ловлю выпивши Трезвый, что хочешь, не идет нипочем.
Толстый немец Планк смеялся
Это же что же такое? Я там и пьяный ловил, и трезвий ничего не попал. И что такое русский голова только выдумает, такой чушь. И верит Смешно.
А ты не веришь, Карл Андреич? спросил его Василий.
Конечно, такой чушь верить невозможно.
Ну, а помнишь, ты на Сенеже тонул пьяный?
Это верно тонул, помню.
Когда выпили мы две четверти, у тебя в лодке оставили их пустые. Когда волна лодку твою опрокинула, кто тебя спас? Эти пустые бутылки. За них ты держался.
Это была правда.
Я их закупорил, сказал Василий. И оставил в лодке. Подумал: пьяный, в такую волну едет, бутылки то пригодятся.
Это верно, согласился Планк, без бутылка бы утонул.
Вот то-то!
Так то так, сказал чиновник пробирной палаты. А вот это, что есть? Весна, река пошла. А мы вот зашли к нему в лавочку, к Березину, готовимся. Охота в нас сидит, страсть эта к рыбе, к реке, к воле. Нешто рыба нужна нам? Ее сколько хочешь в Охотном ряду купишь. Нет, другое есть что-то. Другое манит. Идешь к речке и думаешь: там, на реке вечер и утро, рассвет, заря красота такая. Как-то вроде и жить без нее не стоит, без красоты этой.
Да, согласился и железнодорожный мастер, дело это рыбу удить, пустое. Я не говорю никому, а то засмеют. Жена, знакомые на меня сердятся за это».
И свою историю рассказывает железнодорожник. О том, как рыбачил и как повстречался на рыбалке с самим Царем, Государем императором.
Да. Бывают и в наше время интересные случаи и встречи на рыбалке.
Рыбацкие чудеса
Чудеса случаются редко, иначе к ним привыкнут, и они уже не будут чудесами.
Да и время сейчас не то, не для чудес. Водяные, кикиморы, шишиги разные, собрали свои пожитки в волшебные узелки и покинули поля, болота и речки, где им стало неуютно. Леший тоже плюнул на свою службу по охране лесов, и ушел в бессрочную спячку. Живая природа на наших глазах умирает. Она отравлена ядовитыми сбросами и выбросами, в реках рыба выбита достижениями «модернизации» электроудочками, а в лесах мощными скорострельными ружьями. Природа уступает дорогу миру машин, которые движутся везде: и в воздухе.
С каждым годом наше лето преследует жара. Может это тоже аномальное изменение климата. В самую жару я взял отпуск и поехал в деревню к знакомым своим отдыхать и порыбачить. Но что такое рыбалка на жаре?! Это добровольная пытка сидеть у снастей на солнцепеке.
Рядом с деревней, по лугам были пруды, одни искусственные, а другие соединялись маленькими протоками с речкой. И в прудах водились караси и карпы. Но в жару и карп тоже не клевал, хотя, казалось бы, рыба теплолюбивая, зимой вообще впадающая в спячку, зарываясь в донный ил. Но, видимо, и для него был перебор с теплом. Прохлада была только рано утром и ночью. Выловишь на заре несколько карпят и все. И я заскучал, мучаясь от зноя.