Давай, бей меня, хлещи, я это заслужил! Не было ни дня, ни минуты, ни мига, чтобы я не думал о ней, не говорил с нею, словно пытаясь доказать ей же, что её нет! Ах, душа моя, дрянная и робкая, сможет ли она хоть когда-нибудь разрешить ЕЙ войти в неё полноправной хозяйкой?!
Но тайный визави Романа не успел дать ответ. Плечи со свистом ожгла плеть жреца, но яркая полоса от удара отпечаталась не на коже, она заалела на плевре души. Роман резко вскочил и оказался лицом к лицу со своим экзекутором. Тот был спокоен и равнодушен, выполняя свою обычную работу, и физиономия его была начисто лишена каких-либо эмоций или гримас. И тогда поэт, сжав кулак и вложив в него всю свою силу, всю свою злость, врезал по этой лишённой гримас роже!
III
Идеально отполированная поверхность золотой пластинки отражала прекрасный девичий лик. Округлое, цвета добросовестного загара лицо не изведало ещё косметических специй, да они были бы бессильны перед макияжем природы. А она постаралась от души! Над бездонными чёрными глазами, опушёнными веерами изящно изогнутых ресниц, нависли смоляные полумесяцы бровей, почти сросшихся у переносицы. Алые, полные губки зависть нынешних красоток влажно блестели, и розовый язычок то и дело ласкал их, словно искушённый их наготою.
Но вот девушка отложила зеркало и взяла в руки медный гребень. Расчёсанные густые волосы чёрными водопадами заструились по полным плечам и перетекли на грудь, тоже не малую. Да, девушка была полновата, она не подошла бы ни под один современный стандарт, но в те века эталоны красоты были таковы.
Но, я думаю, вы уже догадались, что эта пышная красавица не кто иная, как наша милая Ангелина. Но что-то в ней изменилось. Нет-нет, не внешность, с этим всё ясно, так и должно было быть, но взгляд её Нет в нём былой шалости, нет и упрямства, но появилась усталость, и даже тени безнадёжности можно там заметить, когда она, вздыхая, вздымает свою шикарную грудь. Что же случилось с нею? Не разлюбила ли она своего несчастного поэта? Не жалеет ли, что, бросив всё, помчалась за ним сюда, за тридевять веков? Не льёт ли слёзы, кляня себя за это дерзкое решенье?
Здесь, конечно, мы могли бы отпустить в полёт свою фантазию и напридумывать массу интересных гипотез о невесёлом состоянии Ангелины. Но опять повторю, что я отнюдь не фантаст и даже не сочинитель, я лишь стараюсь записывать то, что вижу и то, что слышу. Подождём, а вдруг девушка сама нам всё разъяснит?!
Ангелина вновь взяла в руки золотую пластинку и равнодушно взглянула в неё:
Ты осуждаешь меня, двойняшка? И поделом! Ах, как просто было решиться, каким лёгким всё представлялось! Я просто дура, самонадеянная и легкомысленная! Прав любимый, я ребёнок! Конечно, телом я взросла вон грудь какую отрастила! но по уму и опыту я дитя!
Близнецы-слезинки родились в уголках глаз и закачались на кончиках ресниц, словно раздумывая, скатиться ли им на щёчки или, повисев немного, испариться восвояси. Но раздумывать долго им не пришлось. Новые и многочисленные близнецы высыпали из глазок целой оравой и дружной гурьбою помчали по атласной коже, увлекая за собой и первую пару.
Нет, плакать я не стану! Да если бы Роман меня сейчас увидел, он бы меня стал презирать! И правильно!
Ангелина решительно стёрла с личика солоноватые следы своей слабости и в её глазах появилась былое упрямство:
Похныкала, девочка, и хватит! Давай-ка, вспоминай, что там судачила Ванда о средствах распознания в этом мире! А то я тут таращусь на всех мужиков, и они чёрт знает, что обо мне думают! Особенно тот патеси, приятель Бирона. Да и сам жрец глядит на меня так, словно замыслил какую-то пакость. Но ладно, об этом после, а сейчас мне нужно вспомнить всё-всё, что говорила колдунья. Она твердила мне, что я узнаю его по взгляду, по жестам, по делам, по биению сердца, по ритму дыхания. Правильно, всё так, но для этого мне придётся опять пялиться на мужиков. Вот незадача!
Но это девушка произнесла уже задорно, словно подстёгивая себя к решительным действиям, хотя в этом нужды теперь не было.
Ангелина решительно направилась к выходу из кельи, в которой она тут обитала, но вдруг вспомнила самое главное:
Господи, да что ж я! Куда помчалась? Кто меня выпустит?! Я ведь совсем забыла, что я здесь лишь прислужница в храме, я рабыня! И всё моё дело это готовить пищу богу Нингирсу и относить её в храм. Да и на эту-то должность я попала лишь потому, что ещё невинна! При этом слове Ангелина поморщилась, вспоминая, как её осматривала старуха-жрица, шаря своими жёсткими шершавыми пальцами по всем уголкам девичьего тела. Если бы не моя непорочность, ещё неизвестно, не оказалась бы я в каком-нибудь борделе! Впрочем, и это не гарантия. Приятель Бирона наверняка задумал меня выкрасть из храма, и, если бы у меня не было заветных горошинок, участи моей никто б не позавидовал!
Ангелина торопливо нащупала пузырёк, спрятанный на груди, словно испугалась, что его там нет, и облегчённо вздохнула:
Он здесь! Да, но вдруг, я не успею проглотить волшебный шарик, что тогда?! и в глазах девушки вспыхнул испуг, но почти мгновенно он превратился в решимость. Тогда смерть! Я без чести жить не буду! Честь отдам лишь любимому!.. Любимый! Ну неужели ты не слышишь своим сердцем сердца моего? Неужели в глазах твоих не живут мои черты? Замри на миг и слушай, слушай: шуршание ветра, звон ручейка, беседа меж морем и сушей, стук капель это плачу я, это взываю к тебе я! Пусть твоё сердце защемит болью, пусть свет померкнет в твоих глазах, пусть слёзы обожгут их это моя любовь! Будь милосерден, сделай милость, дай знать мне о себе, хотя бы намекни, а я пойму, я увижу, я почувствую! Мне кажется, что я слышу порою в себе твой печальный вздох, я знаю, что ты где-то рядом, может быть даже за этой преградой? и Ангелина положила ладонь на прохладную поверхность каменной стены. Да нет, я знаю, там лишь тупые писцы день и ночь корпят над своими пластинками! А вдруг ты сам Бирос? Или Урукагина? Нет-нет, только не он! Только не этот жирный боров, источающий чесночный перегар!
Девушка брезгливо передёрнулась, отчётливо представив ненавистного патеси, и опять заглянула в зеркало:
Двойняшка, милая подружка, а ты не знаешь, где мой любимый и кто он?!
Но отражение загадочно молчало.
IV
Бирос и Урукагина вновь в келье жреца. Лица их чем-то одухотворены, и это что-то, скорее всего, предвестие осуществления их дерзкого плана. Тут можно было бы подробнее описать их мерзкие гримасы и хитрые змеиные улыбки, показав этим сущность их вероломных и коварных натур, но я точно не знаю, а таковы ли они были. А вдруг здесь всё иначе, и нынешний правитель Лагоса не только не заслуживает сочувствия, а наоборот, давно заработал рандеву своей шее с бронзовым топором?! Да и этика в те полумифические времена была несколько своеобразна. Она вполне допускала и заговоры, и перевороты, и резьбу по шеям своих друзей и, тем паче, недругов.
Урукагина осторожно примостил своё громадное тело на низенькое хлипкое сиденье и, взяв со стола глиняную кружку, пригубил из неё:
Что за гадость ты пьёшь, жрец?! Дай пива!
Ты забыл, где находишься? Я пью только воду. Да и ты бы забыл о пиве, особенно сегодня!
Что за гадость ты пьёшь, жрец?! Дай пива!
Ты забыл, где находишься? Я пью только воду. Да и ты бы забыл о пиве, особенно сегодня!
Всё будет хорошо, жрец! За меня не переживай. Ничто не может меня опьянить больше, чем то, что вот-вот случится! Мои солдаты готовы, лишь ждут сигнала.
Шамаш принял наши жертвы. Сегодня в ночь поднимай все свои войска, и не жалей крови врагов! А завтра в полдень я принесу Шамашу главную жертву!
Кто это будет? Раб? Рабыня? Если это девчонка, я б с нею поиграл теперь!
Меня коробит твоя похоть! У тебя сейчас одна цель престол Лагаша! Об остальном забудь!
Да как же я могу забыть?! Я силён, не стар, и плоть моя требует плоти женской! И как требует! Стоит мне лишь увидеть красотку, и я теряю разум! А у тебя в храме они одна слаще другой! Особенно эта, недавняя.
А вот о ней забудь совсем!
Да почему?! Отдай мне её, жрец, отдай! А я тебе взамен подарю десяток других, хоть пышных, хоть худых, хоть маленьких, хоть громадных, как я!
Ты глуп, Урукагина, как всегда! Даже сотня красавиц, побывавших у тебя, не заменит эту девку, потому что у них нет того, что есть у неё!
И что же такое у неё есть? Лишнее отверстие на теле?! заржал Урукагина.
Она невинна. Только девственница может поднести последнюю чашу жертве, иначе Шамаш её не примет!
Ты прав, Бирос, об этом я забыл. Но это твои дела, и мне сейчас не до них.
Если ты хочешь быть достойным правителем, то должен во всё вникать и всё знать!
Да брось, жрец, мне нужно лишь одно: держать народ в кулаке, а солдатам давать побольше благ! И ещё нужна постоянная война! Лугальанду этого не понимает, потому и власть его шатка. Но сегодня ночью забава будет для всех, ведь нет таких, кто б ни любил пограбить и понасиловать! Я вычищу нынешнюю знать, смердящую гнильём безвластья! Ты знаешь, жрец, что мне чужды самохваление и пустословие, и я не стал бы без нужды брать власть, но мне жалко народ Шумера! Он хиреет, вырождается без свежей крови! Я волью в него кровь вольных племён, я поведу его на Умму и Урук! Я создам великое царство!
Бирос спокойно слушал выспренние речи Урукагины, не проявляя внешне никаких эмоций, но внутренне он желчно улыбался:
«Давай, давай, пой громче, толстый павлин! Ты, я вижу, и сам веришь в то, что говоришь! Но забыл ты, патеси, одно: я, а не ты назначен Шамашем для власти! Ты ж всегда служил Нингирсу и Бау, а их влияние угасло! Но ничего, покрасуйся, порезвись. Мне нужно от тебя одно лишь возьми власть, а уж как её у тебя забрать, мы с Шамашем знаем!»
Ты прав, Урукагина, тебя ждёт слава! Об этом и только об этом я молю Шамаша и Нингирсу.
Я верю в тебя, жрец! Вместе с тобой мы будем вершить великие дела! напыщенно произнёс патеси, но в голове его ход мыслей был иным:
«Нет, мерзкий старикашка, ты мне нужен только нынче, а потом, прости, но место твоё на жертвенном столе. Вот этой жертвой Нингирсу будет истинно удовлетворён!»
Но Бирос без малейшего труда читал в глазах Урукагины все его тайные помыслы, и нисколько им был не удивлён. Всё это было давно просчитано.
Да, кстати, жрец, вспомнил вдруг патеси, а та рабыня после принесения жертвы тебе ведь будет не нужна?
Что ж, забирай её, коль это для тебя так важно. Но до завтрашнего дня даже и не косись на неё!
Да до неё ли мне теперь! Я весь в предстоящем бою! Не знаю, буду ли я жив завтра, останется ли во мне хоть капля крови?!
Ну, если ты и погибнешь, то за великое дело, едва скривив уголки рта в едкой улыбке, произнёс Бирос.
Нет-нет, я погибнуть не должен, иначе Лагашу не возвыситься. Только я смогу это сделать, только за мной пойдёт народ!
Ты не погибнешь. По крайней мере, не теперь, задумчиво проронил жрец и тут же осознал свою оплошность.
Урукагина тоже это понял:
Не теперь? А когда? Ты знаешь! Скажи!!
Нет, уверяю тебя, я ничего не знаю. Я это сказал просто так, не подумав.
Ты никогда ничего не говоришь, не подумав!
Успокойся. Я действительно не знаю этого. Но завтра ты останешься цел, это мне сказал Шамаш! Когда же он примет нашу главную жертву, мы узнаем и всё дальнейшее.