«До завтрашнего?» уточняю я таким тоном, каким могла бы спросить: «Да вы там все охренели что ли вообще?»
«Да, Прайс сказал, что завтра приедет комиссия из Управляющей Компании, и им очень понадобятся сведения»
«Если им понадобятся пусть считают!» говорю я рассержено, стараясь не замечать того, что Фарбер хмурится.
Вообще-то, составить отчет мне совсем несложно. Нужно просто пойти в изолятор, собрать все карты брака и забить в компьютер всю информацию о них. Недовольна же я тем обстоятельством, что у нас обо всем всегда становится известно в последний момент. Приходится торопиться, нервничать в таком состоянии можно наделать кучу ошибок, и, несмотря на приложенные усилия, остаться виноватой. Я разговариваю с заместителем директора в подобном тоне, только исходя из нежелания делать отчет на скорую руку, а так, в обычное время, у нас с ним замечательные отношения.
«Ксения, я очень тебя прошу, босс реагирует на моё недовольство, как обычно, слишком спокойно, я даже чувствую по голосу, что он улыбается и нисколько не рассержен за мою попытку ему перечить, без тебя мне никак не справится, ты ведь знаешь».
Когда два человека работают вместе в течение долгого времени, им становится известно о слабостях друг друга. Так вот, сейчас Привалов в своих целях использовал моё почти патологическое стремление постоянно ощущать свою значимость. Его замечание о том, что без меня никак и никуда, подкупает. Я становлюсь податливой, улыбаюсь полуосознанно и глупо, после чего отвечаю согласием.
«Напомни Фарберу, что нужно провести оперативку до половины десятого, потом, в десять селекторное совещание, и про директорское не забудь упомянуть».
Тут, как ни странно, я сдерживаюсь, хотя мне очень хочется заметить Привалову, что услуги секретаря не входят в мои обязанности. Выдохнув и вздохнув несколько раз глубже обычного, я просто вешаю трубку.
Разумеется, Фарбер мог бы смутиться из-за того, что ему приходится выслушивать посторонние разговоры, вникать в чужие разногласия, и покинуть, наконец, мой кабинет и позволить мне нормально поработать.
Но он, видимо, совсем не таков, каким воображаешь человека, знакомого с правилами приличия, поэтому продолжает сидеть в моем кресле, как будто оно комфортнее всех остальных на заводе.
В то время как я стою!
Вдруг Фарбер снимает колпачок с ручки, которую долгое время так активно теребил в руке, и принимается писать что-то на листе бумаги. Стараюсь не подсматривать, но становится жутко любопытно. Пока я фокусирую взгляд, чтобы буквы не расплывались, Фарбер перестает писать, бросает ручку на стол и поднимается с места.
«Оперативка через пятнадцать минут», говорит он, бросив быстрый взгляд на своё запястье, обтянутое черным кожаным ремешком с металлическими часами, и, не задерживаясь ни на минуту более, выходит. Бумажку с писаниной Фарбер забирает с собой.
«Странный», констатирую я.
Как ни крути, я не могу придумать ни одного разумного объяснения тому, что сейчас здесь происходило, поэтому ничего не остается, кроме как, готовить данные для оперативного совещания.
Глава два
У контролеров, находящихся в моем подчинении, заработная плата совсем небольшая, поэтому нельзя сказать, что от желающих у нас работать отбоя нет. Всех моих девушек можно разделить на три группы. Первая студентки, которые учатся заочно, и их очень устраивает, что завод оплачивает каждую их сессию. Между тем эта группа самая немногочисленная. Студенток у меня работает всего две Алсу и Ульяна.
Ко второй группе относятся молодые мамочки, у которых дети ходят в сад или начальную школу. Их устраивает график работы и то, что им полагаются льготы и подарки на праздники.
Третья группа женщины пенсионного и предпенсионного возраста, с которыми и труднее, и легче всего одновременно. Разумеется, они знают больше остальных, к ним всегда можно обратиться за подсказкой или помощью, но в то же время они очень категоричны в вопросах работы: не приемлют отклонений от установленных десятки лет назад правил и редко когда смиряются с нововведениями.
С подчиненными, как с детьми: не получится относиться ко всем одинаково, обязательно появляются «любимчики». Кто-то заслуживает благосклонность руководителя своим трудолюбием, кто-то честностью и открытостью, другие же явным подхалимством. Со мною же все очень просто: если человеку не нужно говорить, что делать и как, если он знает свою работу, если с ним легко договориться он уже мой «любимчик».
У меня остается чуть больше пяти минут до начала оперативного совещания для того, чтобы пробежаться по всем отделениям. Необходимо выяснить, не появились ли за эти полтора часа какие-либо вопросы. Я разрешаю только действительно спорные ситуации, доверяя контролерам, в большинстве случаев, самим принимать решения.
Отдел технического контроля производственной зоны место, где сидят исключительно женщины предпенсионного возраста. Они улыбаются мне, когда я захожу.
«Вам уже представили нового начальника? интересуется Мила, которая всегда всем интересуется. Сказали, он очень молодой».
«Да. Так. И. Есть», произношу я отрывисто, раздумывая над тем, что, быть может, потому-то я так и стушевалась при виде Фарбера. Он ведь удивительно молод для той должности, на которой оказался.
Бегло просматриваю перечень принятой продукции, пытаясь запомнить типа колец. Затем читаю карты брака на отставленные в сторону детали. Беру кассету двести восьмых «юшек», забракованных по размеру внутреннего диаметра, ставлю на стол рядом с Розой, которая контролирует этот параметр, и говорю:
«Нужно пересмотреть. Брака слишком много, а кольца дорогие. К тому же за ночь они могли настояться и набрать температуру».
Застав на сборке своих подчиненных за уборкой столов, я открываю рот в изумлении: последний день месяца, а никто что-то не торопится ставить подшипники на контроль. Заглянув в журнал принятой продукции, я вижу, что сегодняшним числом нет ни одной записи. Приехали!
Развернувшись и направившись обратно, в сторону кабинета начальника сектора, я думаю о том, как же Фарбер, что называется, «попал» не только с корабля на бал, но на бал совершенно тухлый, на котором за весь вечер не произойдет ничего интересного и продуктивного.
«И почему на сборке ещё ничего не подали на контроль?» спрашиваю я с порога.
Мастера всех четырех производственных и одного сборочного участков уже сидят за круглым столом. Кроме них, там расположились оба зама, главный технолог и ведущий инженер сектора. Фарбера же не видно.
«Я тебя спрашиваю, Артур!» обращаюсь я к заму начальника сектора по производству.
«Ксения, да они только на работу пришли», отвечает Разумовский таким тоном, будто я только и занимаюсь тем, что хожу и ворчу, и от меня нет никакого спасения.
«Два часа назад. С лишним, напоминаю я. А потом они в семь часов скинут нам всё, и мы будем проверять до одиннадцати, да?»
Присаживаюсь, продолжая ворчать, и лишь теперь вижу, что всё это время новый начальник стоял за моей спиной. Мне становится немного стыдно, что я устроила разнос его подчиненным в его присутствии, но я быстро беру себя в руки, и смотрю прямо на него.
«Два часа назад. С лишним, напоминаю я. А потом они в семь часов скинут нам всё, и мы будем проверять до одиннадцати, да?»
Присаживаюсь, продолжая ворчать, и лишь теперь вижу, что всё это время новый начальник стоял за моей спиной. Мне становится немного стыдно, что я устроила разнос его подчиненным в его присутствии, но я быстро беру себя в руки, и смотрю прямо на него.
Фарберу действительно не дашь больше двадцати пяти на вид, хотя, очевидно, на самом деле он немного старше. Когда смотришь на него, появляется ощущение, что он только вот зашел с улицы, где с друзьями пинал мячик так по-мальчишески он выглядит.
«Что тут происходит?» интересуется начальник, глядя на Разумовского.
«ОТК опасается, что мы завалим их работой ближе к вечеру», ответ звучит так, словно ничего подобного никогда не происходило раньше.
«Небезосновательно», вставляю я, не желая в данной ситуации выступать в качестве паникерши.
Хотя я гневно сверлю взглядом Разумовского, боковым зрением замечаю, что Фарбер смотрит именно на меня. Это заставляет меня напрячься, и я ощущаю дрожь в коленях. Черт, даже когда Прайс отчитывает меня за что-нибудь привет всех, я не чувствую такого волнения.
Фарбер быстро проходится по номенклатуре, указанной Разумовским в задании. Он требует отчета по каждой партии: на какой стадии находится, примерное или, если известно, окончательное количество, планируемое время предъявления представителю заказчика и всё такое. Я слушаю внимательно, поскольку рассчитываю сегодня уйти домой ещё сегодня, а не уже завтра, как случалось пару раз.
На удивление быстро Фарбер вникает в производственный процесс, и каждый его вопрос звучит к месту. Он называет типы подшипников безошибочно и с легкостью заправского работника. Слушая его, я не сразу замечаю, что несколько приоткрываю рот от изумления. Как раз в момент моего осознания данного удивительного обстоятельства, слышу вопрос:
«Мне сказали, что подшипники от всех трех партий изделия П отправили на металлографический анализ ещё вчера днём. Если это так, то результат давно должен был быть готов, но ни у себя на столе, ни в папке с остальными документами я его не вижу».
Снова почти непроизвольно я морщусь, вспомнив, что утром, выбегая из лаборатории, я забыла там все документы, а затем не потрудилась забрать их в течение этих двух часов. Жалуюсь тут на других, а сама Впрочем, здесь-то как раз Фарбер с вопросом прогадал в конце месяца, после двадцать пятого числа, если точнее, к военным с изделием «П» бесполезно соваться.
Вижу, что Разумовский как-то странно наклоняет голову в мою сторону. Наверняка пытается дать понять Фарберу, что заключения должны быть у меня. Тот никак не реагирует на подаваемые ему знаки, тогда Артур спрашивает напрямую:
«Ксения, не подскажешь, где заключения?»
«В лаборатории, невозмутимо заявляю я, если бы они оказались у меня, я бы уже их подложила»
«Я подозреваю, вдруг вмешивается Фарбер, при этом будто обращаясь к Разумовскому, а не ко мне, что для того, чтобы они оказались в итоге вместе с остальными документами, из лабораторию их все-таки стоит забрать».
По тому, как он говорит, становится ясно, что новый начальник не самого высокого мнения о моих умственных способностях. Поймав, наконец, его взгляд, я натянуто улыбаюсь. Никак не отреагировав, Фарбер наклоняет голову и тихо проговаривает, будто себе под нос: