Анна Гейерштейн. Или Дева Тумана - Вальтер Скотт 3 стр.

Трибуналы Феме могут рассматриваться как выдающееся изначальное правосудие «Древней Саксонии», кое пережило порабощение своей отчизны. Все эти таинственные и мистические обряды, энигматический язык, использование опознавательных знаков и символов зародились, верно, в ту эпоху, когда люди всего мира, пребывающего в поклонении «богам отмщения», ожидали свершения вещей кары и зова «воинов смерти», собираясь, как асы в прежнее время, пред алтарями Тора и Одина.29 От подобных языческих представлений, так ясно прослеживаемых в исландских судах, в английских тяжбах о земле сохранились лишь жалкие крохи; но даже их извлечь оттуда никому не удосужилось, и целый мир сокрыт в обыкновенных судебных тяжбах.

Суды Феме, чьи слушания хотя и проходили небезупречно с точки зрения современного права, как выясняется, даже в тот, поистине варварский век, вовсе не были бесполезны. Их суровое и при загадочных обстоятельствах производимое мщение сдерживало алчность аристократов-разбойников и защищало бедных просителей; в известной степени злоупотребление ими своей властью может быть даже оправдано в Империи, разделенной на многочисленные независимые территории, не имеющие единого правителя способного отправлять беспристрастно попранное правосудие. Но поскольку время исправляло сие положение, то и трибуналы Феме понемногу вырождались. Шоффены, избранные из низов, не обладали более никакой свободой действий. Выступая против богатых городов Ганзы и относясь неприязненно и даже враждебно к могущественной знати, трибуналы некоторых округов тем самым противопоставляли себя власти и, в конце концов, были упразднены, а оставшиеся сохранились лишь в значении земских судов, по большому счету ни на что не способных. При всем том, трибуналы Феме кое-где номинально существовали еще в XVIII столетии30, и как легко догадаться, они не обладали даже и малой долей былого могущества».  Пэлгрейв о зарождении и развитии английской государственности. «Наглядные доказательства».

Я отметил курсивом наиболее важные места в предыдущем тексте. Суждение, заключенное в них, на мой взгляд, вполне похожи на правду; и если они в результате кропотливых исследований станут фактом, это, безусловно, принесет немалую славу английскому филологу обнаружившему ключ к тайне, над которой тщетно бьются прилежные и мудрые мужи, изучающие германскую древность.

Имеется, вероятно, немало других тем, которые я хотел бы, пользуясь случаем, подвергнуть широкому обозрению, но необходимость подготовиться к далекому заморскому путешествию с целью восстановить свои здоровье и силы, кои по времени порастратились, заставляет меня в данный момент сделать короткое мое обращение кратким.31

И хотя я никогда не был в Швейцарии, и многочисленные ошибки, должно быть, присутствуют в моих попытках описать красоты того романтического края, я не могу умолчать о своем глубочайшем удовлетворении тем, что работа моя была встречена более чем сердечно потомками альпийских героев, чьи образы я имел смелость представить; и теперь я с признательностью выражаю мою благодарность нескольким господам из Швейцарии, которые пожелали, поскольку роман там был издан, пополнить мою скромную коллекцию оружия32 образчиками огромных мечей, кои остригли копья австрийских рыцарей при Земпахе, и в кровавые дни битв при Грансоне и под Муртеном33. Из древних двуручных швейцарских espadons34 я, таким образом, получил от множества различных персон, которые сим освидетельствовали свое одобрение этим страницам, полагаю, не меньше шести в превосходном состоянии. Они не менее замечательны, чем гигантские мечи,  почти тех же размеров и вида  коими пользовались в сражениях с прославленными английскими рыцарями и man-at-arms храбрые foot soldiers35 Уоллеса36, кои под его единоначалием заложили основы независимости Шотландии.

Читатель, пожелавший более детально познакомиться с историей той эпохи, которая обнимает роман, найдет вполне достаточно средств для того в ценных трудах Цшокке и барона де Баранта  их сочинения о герцогах Бургундии считаются наиболее обстоятельными из всех европейских новинок; а также в новом парижском издании Фруассара37, который еще не привлек к себе такого внимания в нашей стране, хотя в полной мере этого достоин.

Читатель, пожелавший более детально познакомиться с историей той эпохи, которая обнимает роман, найдет вполне достаточно средств для того в ценных трудах Цшокке и барона де Баранта  их сочинения о герцогах Бургундии считаются наиболее обстоятельными из всех европейских новинок; а также в новом парижском издании Фруассара37, который еще не привлек к себе такого внимания в нашей стране, хотя в полной мере этого достоин.

W. S.

Эбботсфорд, 17 сентября, 1831

Глава I

ПОЧТИ четыре столетия миновало с тех пор, как на материковой части Европы совершились события, о которых речь пойдет в настоящем романе. Летописи, служившие несомненным доказательством их достоверности, исстари хранились в знаменитой библиотеке Санкт-Галленского монастыря, но, увы, вместе с другими литературными сокровищами этой обители погибли при разграблении монастыря французскими революционными войсками38.

Ход исторических событий позволяет нам отнести их ко второй половине XV века, к той великой эпохе, когда рыцарство еще блистало в последних лучах своей славы и коему суждено было вскоре померкнуть  в некоторых государствах из-за образования новых институтов прав и свобод, в других же из-за растущей власти монархов, жестоко расправлявшихся с теми наследными владетелями, коим единственной гарантией власти служил только их собственный меч.

В то время как свет всеобщего гуманизма с недавних пор осиял такие европейские страны как Францию, Бургундию, но более прочих Италию, Австрия впервые испытала на себе решимость народа, о существовании коего едва ли подозревала.

Конечно, жители государств расположенных в непосредственной близости Альп, не были вовсе несведущи, что эта гигантская твердь, несмотря на дикий и мертвенный ее внешний вид, скрывает в себе немало уединенных узких долин, расположенных среди высочайших гор и питающих племя охотников и пастухов  народ, обретавшийся в первозданной чистоте, добывающий себе пропитание тяжким трудом, преследуя дичь среди голых скал и густых лесов, или гоняя стада на дикие скудные пастбища по соседству с вечными ледниками. Но жизнь этого народа, или множества племен, влачащих одинаково жалкое и безропотное существование, казалась богатым и могущественным соседним государям столь же ничтожной, как их тучным стадам, лениво жующим нежную травку на сочном лугу, маета тощих коз, скачущих в поисках корма по камням на краю их обильных пажитей39.

Однако эти горцы стали вызывать всеобщее удивление и пробуждать к себе внимание Европы с середины XIV века, то есть с того времени, когда повсюду разнеслись слухи о жестоких битвах, в которых германские рыцари, желавшие усмирить своих мятежных вассалов, потерпели от них несколько кровавых поражений, несмотря на то, что имели на своей стороне огромный численный перевес, железную дисциплину и преимущество наилучшего вооружения того времени. Наибольшее удивление вызывало то обстоятельство, что конница, составлявшая главную силу рыцарских армий, была опрокинута пешим ополчением; что обученные воины, одетые с головы до ног в стальную броню, были побеждены простыми горцами в козьих шкурах, использующими в сражениях что ни попадя; но еще большим чудом считалось, что рыцари и самая именитая знать были разбиты неотесанными мужланами. Тем не менее, неоднократные победы, одержанные швейцарцами при Лаупене40, Земпахе и в других, не столь знаменитых битвах, удостоверили всех, что в суровой Гельвеции41 возникли новые принципы гражданского устройства и военной организации.

И хотя знаменательные победы, предоставившие свободу швейцарским кантонам42, и непоколебимая решительность, с какой члены небольшого союза выступили против Австрии после запредельного долготерпения, распространили известность о них далеко за пределы всех соседних народов; и хотя сами они вполне сознавали действительное значение своей мощи, растущей с каждой их новой победой, при всем том до середины XV столетия, и даже позднее, швейцарцы по большей части сохранили благоразумие, непритязательность и простоту своих древних нравов  так, например, те, кому в военное время вверялось командование войсками республики, имели обыкновение брать в руки пастушеский посох, когда становился ненужным маршальский жезл, и, подобно диктаторам Рима, вступать в совершенное равенство со своими согражданами, сходя с высокой ступени, на которую возводили их личные заслуги, талант и призыв отечества.

Именно в те времена, в лесных кантонах Швейцарии осенью 1474 года, когда край тот пребывал еще в своем первозданном виде, и государственность в нем лишь зарождалась, начинается наш рассказ.

* * *

Два путешественника  один давно уже переступивший так называемый порог зрелости, другой, по-видимому, не старше двадцати двух или двадцати трех лет  провели ночь в Люцерне, небольшом городке одноименного с ним кантона, расположенном в живописных окрестностях озера «Четырех кантонов»43.

По одежде и манерам можно было угадать в них богатых купцов несмотря на то, что они путешествовали пешком (что справедливо в гористых местах считается удобнейшим способом передвижения), в отличие от парня-крестьянина уроженца итальянской стороны Альп, поспешавшего им вослед верхом на муле груженом тюками с торговым товаром, с коего он то слезал, то снова на него забирался, а впрочем, все чаще тащил его в поводу.

Путешественники имели чрезвычайно благовидное обличье в котором нетрудно было углядеть их кровную связь  скорее всего, то были отец с сыном, так как в маленькой гостинице, где они провели минувшую ночь, почтительность и уважение, оказываемые младшим старшему, не укрылись от внимания хозяев, которые, подобно другим обывателям захолустий, были крайне любопытны по причине однообразия жизни. Они также с удивлением отметили, что купцы под предлогом спешности тюков своих не развязали, отмахнувшись от люцернских жителей тем, что не имеют дескать никакого такого товара, который с успехом продался бы тут. Местные красавицы более прочих оказались обижены бездушным отказом странствующих купцов, потому как такой отговоркой им дали понять о наличии у негоциантов товаров для них чересчур дорогих; кроме того у их проводника удалось выяснить, что чужестранцы возвращались из Венеции, где накупили множество дивных товаров, что стекаются в этот знаменитейший город, служивший торговым центром всему западному миру, из Индии и Египта, и оттуда уже развозятся по Европе. Швейцарские красавицы только-только сделали открытие, что тончайшие кружева и драгоценные камни ужасно притягательны, и пускай они не имели возможности приобрести оные украшения, но обладали довольно естественным желанием хотя бы взглянуть на них; но так как их лишили того удовольствия, то они и огорчились без меры.