Сидящий за столом какое-то время молчал. Хомский был в очереди последним. Оставались еще буфетчица да уборщица с сестрой-хозяйкой, но следователь не ждал от них никаких откровений. Слово «благодарствую», которым Хомский отозвался на приглашение сесть, говорило о многом. Так выражаются в тюрьме, где не принято говорить «спасибо».
Первый вопрос таил в себе откровенную угрозу:
Если я правильно понял, вы единственный постоялец палаты, способный к передвижениям в полном объеме?
Прозвучало витиевато, но Хомский все понял. Движения в полном объеме эти слова он слышал ежедневно во время осмотров и обходов.
Рауш-Дедушкин, не раз показывавший Хомского своим ученикам, с переменным успехом демонстрировал на нем эти движения, стараясь вовлечь в работу все до единого суставы, даже самые мелкие.
Поэтому для демонстрации Хомский с серьезным видом покрутил руками и выставил ногу.
Не паясничайте, криминалистика в лице следователя начинала злиться. Направляясь в»«Чеховку»», он подсознательно надеялся на смену привычного для себя контингента общения. Все-таки не гоблинарий на окраине города в «корабле-доме», да еще и с лихим кухонным убийством в придачу; все-таки белые халаты и атмосфера абстрактного гуманизма, не унижающегося до конкретного. К халатам у него претензий не было, но гоблинарий повторялся.
Расскажите об отношениях в палате, приказал следователь.
Хорошие отношения, с готовностью откликнулся Хомский. В палате иначе не выживешь
На что это вы намекаете?
Хомский убрался в свою раковину и настороженно притих. Прозрачные глаза бесстрастно взирали на собеседника.
Как прикажете вас понимать? повторил следователь. Вот ваш сосед и не выжил, так? Потому что хороших отношений не поддерживал, верно?
Олень он был, мягко сообщил Хомский. Первоход. Правил не знал.
Очень интересно. Какие же это правила? Поделитесь, просветите.
Хомский состроил удивленное лицо:
Так они, гражданин начальник, нигде не прописаны Молодой, форсу в нем было много. Всех, дескать, куплю и продам. Больница таких не признает
Говорите по существу. Кому конкретно не угодил Кумаронов?
Допрашиваемый испуганно замахал руками. Будь у него недавнее полотенце, он стал бы обмахивать следователя, как боксера, проведшего не самый удачный раунд.
Что вы! Мир да любовь. Угодил всем
Так не бывает, не поверил следователь. Чтобы никакого конфликта не было и вот вдруг на тебе, убийство. Может быть, вы боитесь сказать? Мне признались, что вы неоднократно оказывали врачам и сестрам определенные услуги в смысле информирования. Сейчас самое время повторить. Не бойтесь, я никому не скажу. Я даже записывать ничего не стану.
Хомский едва заметно усмехнулся.
Никаких конфликтов, гражданин начальник, заявил он уверенно.
Ну, насильно мил не будешь, многозначительно процедил гражданин начальник. Вы сами покидали палату ночью?
Ни в коем разе.
Стало быть, видели, куда и когда выходил ваш сосед?
Почему же «стало быть»? Хомский оказался не так прост и не велся на провокации. Спали мы, мил человек.
С чего бы вдруг такой крепкий сон?
Так лечат нас. Лекарства, процедуры. На поправку идем.
Следователь отложил ручку, подался вперед:
Послушайте, Хомский. Я не первый год замужем. Таких, как вы, передо мной прошли сотни. Я вас вижу насквозь. Вы пьете без просыпу, спаиваете палату. Я угадал? Вам, наверно, интересно, откуда я знаю?
Ваша сила, Хомский рассудительно потупил глаза. Наше дело сторона.
Я запросто могу задержать вас по подозрению в убийстве. У вас было достаточно возможностей и сил, чтобы ударить человека бутылкой по голове. Больше, чем у ваших приятелей-алкашей. Вы выпили, повздорили, и вот результат. Подобных случаев тысячи. Я не стану городить огород и заберу с собой того, кто мне больше всего понравится. Например, вас.
Не пыли, начальник, Хомский как будто подрос, его плечи расправились, в глазах сверкнул опыт. Метлу привязывай. Что ты мне шьешь внаглую? Я честный фраер, мне западло валить какого-то залетного баклана. Это беспредел!
Давно от хозяина? внезапно перебил его следователь, изучая перстни, вытатуированные на пальцах Хомского.
Четыре года как.
Статья?
Хомский снисходительно улыбнулся и назвал. Следователь вздохнул.
Хорошо. Я вижу, ты непростой мужик.
Мужики в зоне, возразил Хомский.
Не цепляйся к словам. Спрашиваю тебя в лоб: ты знаешь, кто замочил оленя?
Другой разговор, удовлетворенно буркнул Хомский. Не могу знать, гражданин начальник. Говорю тебе от чистого сердца.
Следователь долго и молча созерцал Хомского, так и этак примеряя на него очевидный «висяк», «глухарь». Дальнейшие расспросы казались бессмысленными. Слишком тертый калач, чтобы раскалываться без всякой для себя выгоды. Может быть, патрон ему подбросить? Или пакетик с порошком? Может быть, проделать это поочередно со всеми допрошенными? Он тяжко вздохнул: нет никаких гарантий, что не выйдет ошибки. Начнут прессовать не того человека да что ему, этому Хомскому, в конце-то концов? Ну, вернется на нары там ему будет не хуже, чем здесь, если не лучше.
Значит, не договоримся? сокрушенно вздохнул следователь. За сегодняшний день он успел навздыхаться достаточно, чтобы перед глазами завертелись круги.
От чистого сердца говорю, упрямо повторил Хомский.
Да где оно у тебя, сердце-то? не выдержал тот и хрястнул кулаком по столу. Ты его давно пропил, продал в анатомический театр за бутылку бормотухи!
Хомский укоризненно засопел и ничего не сказал.
Отпустив даже выгнав Хомского с глаз долой, следователь раздраженно собрал бумаги. Его не покидало чувство, что кто-то из его сегодняшних собеседников нагло и беззастенчиво лгал.
Часть вторая
1
Следствие по делу о насильственной смерти Кумаронова потекло своим чередом. Возможно было, что оно и не текло вовсе, так как после ухода следователя никто из его коллег в»«Чеховку»» не пришел, и никакие оперативно-следственные мероприятия не проводились.
При вскрытии в Кумаронове обнаружились большие скопления алкоголя.
Это укладывалось в общую схему происшествия: тайная пьянка после отбоя, тайная ссора без свидетелей, тайный удар бутылкой по голове, нанесенный неизвестной рукой.
Дмитрий Дмитриевич Николаев имел чрезвычайно неприятный разговор с лицами, поручившими ему спрятать покойного на время призыва.
Лучше бы он свое отслужил, такие слова бросили в лицо Николаеву эти разъяренные личности. Живым бы остался!
Это еще бабушка надвое сказала, Дмитрий Дмитриевич, утратив обычную интеллигентность, пошел ва-банк. Может быть, ему лучше здесь умереть было
Он знал, что ему нечего терять. И по большому счету нечего и бояться. Разберут в горздраве, вынесут выговор. Да хоть бы и сняли. Ну его все к чертям собачьим. Пенсия в кармане и гори оно огнем.
Посетители тоже знали, что Дмитрию Дмитриевичу бояться нечего. Ограничившись неопределенными и заведомо невыполнимыми угрозами, они покинули его кабинет, и Николаев полез было за валидолом, но передумал, заперся на ключ и хлопнул коньячку.
Коньячок заканчивался. Дмитрий Дмитриевич поднял бутылку повыше и близоруко сощурился, выискивая заранее сделанные насечки на этикетке. Так и есть: в его отсутствие сюда кто-то наведывался и пил. Ключи оставались у дежурной службы, и можно было подозревать любого.
«Ах, дьявол», пробормотал Николаев, обнаружив, что вор, повадившийся сосать из кабинета главврача, как из коровьего вымени, не поленился и оставил свою насечку, которая точно соответствовала нынешнему уровню жидкости.
В этом угадывалась циничная насмешка.
Дмитрий Дмитриевич, чтобы коньяк никому другому не достался, допил бутылку до конца, из горлышка.
В этом угадывалась циничная насмешка.
Дмитрий Дмитриевич, чтобы коньяк никому другому не достался, допил бутылку до конца, из горлышка.
«Вот так, бормотал он, укладываясь на диван и съеживаясь, словно в материнской утробе. Вот и славненько. Пускай стучатся, пускай звонят. Все сплошь мерзавцы, всех надо гнать. Закрыть эту чертову больницу на амбарный замок. И каждого»
Он погрузился в фантастические мечты и задремал.
2
Через три дня Александр Павлович подготовил на выписку Каштанова и Лапина. Оснований держать их дальше не было никаких. Хомского он оставил на сладкое, а сейчас занимался оформлением документов бабушки, задававшей всему отделению музыкальный фон. Бабушку готовили к поступлению в психо-неврологический интернат, и Ватников сделал невозможное, добившись, чтобы ее туда взяли вместе с железякой на ноге. Васильев обещал лично являться в этот интернат, осматривать бабушку, перевязывать ее, оперировать ее, где скажут в палате, в коридоре, на пищеблоке; делать что угодно, лишь бы она исчезла отсюда и не портила окружающим кровь.
В ординаторской была открыта форточка, и Александр Павлович с удовольствием раздувал ноздри. Слух его радовался пению птиц и прощальным завываниям бабушки. На тумбочке заклокотал чайник; Прятов прервал свое занятие и заварил чай крепчайший, без пяти минут чифир.
Он только сделал первый глоток, как приятные звуки обогатились тревожными. Что-то кому-то кричала Марта Марковна, и кто-то отвечал ей визгливым, сварливым голосом. Послышался быстрый топот слоновьих ног, означавший, что старшая сестра сейчас войдет и сообщит Прятову какие-нибудь дурные новости.
Молодой доктор, Александр Павлович на лету схватывал основы коммунально-профессиональной жизни.
Нет, вы только посмотрите, Александр Павлович, Марта Марковна начала говорить еще из-за двери. Пойдите и полюбуйтесь на вашего красавца, Александр Павлович, пригласила она, явившись во всей полноте.
Прятов вытянул шею, как гусь, словно прицеливался ущипнуть Марту Марковну.
Хомский? угадал он, растягивая «с» до ультразвукового свиста.
Хомский, подтвердила та со зловещим торжеством. Упал на лестнице и треснулся башкой. Сидит, блюет и охает. Дурак дураком, прости Господи.
Пьяный? с надеждой осведомился Прятов, ибо нетрезвость Хомского могла послужить хоть какой-то зацепкой, позволяющей его вышвырнуть.
Трезвый, как стекло.
Значит, блюет? безнадежно переспросил Александр Павлович через плечо, выходя в коридор. И пошел к лестнице, не дожидаясь ответа. Все было ясно. Если человек, да еще трезвый, треснулся головой и блюет, то у него, как минимум, сотрясение мозга. Еще дней пять проваляется точно, если не больше. Хомский сумеет и десять. И двадцать. И вообще он не выпишется никогда, останется здесь навечно, и переживет Прятова, и похоронит его. Будет стоять в вестибюле и таращиться на черное траурное объявление о смерти старейшего доктора больницы, ветерана труда, Александра Павловича. Еще и деньги отправится собирать с больных, якобы на поминки.