Толпа сидит на крышах, бежит по мостовой,
Былые забастовки, и сумрак злачных мест,
Косые треуголки мелькали где-то здесь.
О, мрачные виденья! Покиньте мои сны!
О небо! Мы здесь с миром и не хотим войны,
И всяк свою работу вершит в погожий день,
Поэт благообразный воспел труды людей,
Трибун громкоголосый вещал до хрипоты,
Ломались эшафоты и троны, и щиты,
И с каждым днем слабели страданья и вражда,
Перед людьми открылась священные врата,
И Франция шагает, в груди огонь святой,
Но вот, пришли те люди, страны позор живой,
Бандит, елеем мазанный, водою окроплен,
И эти негодяи, несут резню и стон,
Убийство, кровь и смерти, все ужасы войны,
Засеяли невзгодой судьбу родной страны.
О, господи, помилуй! Дрожишь, как будто, весь,
Услышав лишь два слова репрессии и месть,
Я тоже вне закона, в тернистых берегах,
Печальный, я мечтаю, сжав голову в руках,
Я чувствую порою, подняв свое крыло,
Что скоро дни настанут, в них верилось давно!
Громада с ясным взором и пылкою душой,
Мятущиеся люди взывают: Ангел мой!
О, муза! Революция! Тебя я не постиг,
И гневом беспощадным горит твой гордый лик,
А род людской, поддавшись злодеям, подлецам,
Лишь о спасеньи молит, припав к твоим ногам.
Ах! ты разделишь, Дева, мучительную боль,
И с матерью божьей поделишься судьбой.
Выносливый трудяга, рабочий полугол,
И жнец, посланец Бога, не зря сюда пришёл,
Чтоб выкосить бы за день столетья нищеты,
Без страха и упрека, он с правдою на «ты»,
Под стать легионеру, что славится в веках,
Ты победил Европу, зажав в своих руках
Властителей коварных, их сокрушил навек,
Ты создан, чтоб собою предвосхитить рассвет,
Ты тот, кто злым террором свободу защитил,
Необходимость эту ты на себя взвалил!
В истории ты светишь, как яркая звезда,
Ты ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ и будешь им всегда!
Ничто не будет ярче и пламенней, поверь,
Ты был рожден режимом, где ужас входит в дверь.
И воспитанье это, где дух свободы жил,
Имело все же силу в тебе, монархий сын,
Взращен плохим примером и нравами отцов,
Они в тебя вложили бунтующую кровь,
Не знал ты, что все это приносит боль и зло,
В ней ненависть со смертью смешалась заодно;
И сбросив Капетингов, тиранов, королей,
Боролся против них и бился, не жалея,
Сегодня мы ликуем благодаря тебе,
Свободы сын! Мы знаем путь к праведной судьбе,
Чтоб Франция хотела всегда и навека,
Чтобы любовь струилась по дремлющим брегам,
Святой закон Христа и братства чистота
Сияли бы над небом, как ранняя звезда.
Возлюбим же друг друга! С надеждой на устах,
Мы станем братством ангела в божественных лучах.
И святость этой веры нам освещает путь,
Чтоб даже и во гневе не меркла эта суть.
И принципам свободы наш разум подчинен,
Так мало победить В веках остаться всё!
Итак, схватив злодея, дрожащего в тиши,
Мы наказаньем этим возмездие свершим.
Позор, не смерть. Покроем забвением те дни,
Былое королей навеки упразднив,
Страданья и пытки, и виселицы грех,
И будущему нации вернем счастливый век.
Где счастьем или горем владеет вечный мир,
Согласие, в объятьях нас всех объединив,
Опустит перед нами почтенную главу!
О! Хоть бы не сказать простому бедняку,
Что его путь к согласию так труден и далек,
О чем гласил Вольтер и что пророчил Бог,
Что все это неправда, и меч войны сложив,
Наш век проклял понятие благочестиво жить.
Увы! Достаточно уже поры бесчестной этой,
Чтоб потерять казну, набитую монетой!
Что ж, можно строгим быть и слыть скупым притом,
И пусть не говорят, что лишь ради него,
Корзину с гильотиной, что ранее по праву
Февраль отбросил прочь в зловонную канаву,
Вернул на место вновь, и на твоих глазах
Сверкает снова нож в мозолистых руках.
И укрепив свой постамент среди немых надгробий,
Она вернула нас на землю из утопий!
IX
Ты, что читаешь Ювенала, зазнавшегося от таланта,
Иль свет в глазах твоих сияет от гения
блистательного Данте,
Негодования муза пусть станет твоей частью,
Воздвигнем над империей, сверкающей от счастья,
Поэзии венок. И озарив триумф лучами света,
Найдем позорные углы, чтобы рожден был эпос!
Книга I Общество спасено
I. Когда, затем, чтобы почтить тирана
Когда, затем, чтобы почтить тирана,
Твои колени, Франция, согнутся,
Раздастся звучный голос из тумана,
Посаженные на цепь содрогнутся.
И тот изгнанник, что считая звезды,
Взирает на морской пучины сон,
Он, также как и те, что тонут в грезах,
Воскликнет гневно в сумраке ночном;
И молнии блистают непрестанно,
В его словах угроза прозвучит,
Как будто руки держат неустанно
Холодный меч в бушующей ночи.
Они заставят содрогнуться мрамор
И горы, что темнеются вдали;
Деревьев кроны за старинным храмом,
От крика вздрогнут и замрут в ночи;
И зазвенят они набатной медью,
Как зов ночной, что воронов манит,
Дыхание со привкусом возмездья
Былинки на могилах озарит.
Провозгласят они позор всеобщий
Убийцам и всей этой гнусной лжи!
И души позовут уже усопших,
Тех воинов, кто головы сложил!
Над поколеньями, что позже будут,
Парить им суждено, что было сил.
И если те, кто живы, вдруг забудут,
Они поднимут мертвых из могил.
II. Тулон
I
В те времена то был упадший город
Под властью англичан, властителей морей,
Который пушками согнули и террором,
Он исчезал средь всполохов огней.
Орудий гром в ночи его тревожил,
И в ранний час, когда рождался день,
И Альбион его когтями искорежил,
Республика мужала от дьявольских когтей.
Помятые фрегаты у причала,
Лохмотья флагов хлещутся вдали;
Орудий жёрла замерли устало,
Стелился дым над проседью земли.
Рев укреплений, взрывы полной силой,
От вспышек яростных волна светилась так,
Как будто бы небесное светило,
На молнии рассыпалось впотьмах.
О, как блистательны истории страницы,
Где все смешалось, мачты, якоря,
Сигналы боцмана, снаряды и зарницы,
Безмерным ужасом объятая земля.
О, Франция! Твоя судьба примером
В истории на тысячи веков,
Навстречу тиграм королей и их пантерам,
Ты снарядила всемогущих львов.
Четырнадцать неустрашимых армий
Стояли грудью за республику горой,
В морях и океанах побеждали,
Героев сотни выбросив долой.
И на рассвете солнечном, играя,
Внезапно ослепляя им глаза,
Вставали незнакомцы, прославляя
Неведомые прежде имена.
Им дни казались беспримерной былью,
Они кричали: Доблесть или смерть!
И слава, распластав над ними крылья,
На лица храбрецов пролила свет!
II
Сегодня здесь вконец весь стыд потерян.
Здесь каждый низок, злонамерен, ядовит,
В грязи былое счастье он намерен
Топить, как душу утопил уже в крови;
Монеты в кузницах чеканят «блинопеки»,
Клятвопреступник и развратник-педофил,
Грабитель, нож приставив к горлу у дороги,
Прохожим ночью не дает пройти.
Но пробил славный час святого искупленья,
И как бы ни старался укрыться и уйти,
Пират, убийца, вор или мошенник,
Отцеубийца иль бандит,
Он вышел из дворца иль из лачуги,
Находит руку он холодную, как меч,
Которая кладет на плечи плащ ворюге,
На шею обруч одевает наконец.
Встает заря, для них она печальна.
Подъем! Бредут, неведомо куда,
И цепь зашевелилась неслучайно,
И манит: я, мол, здесь, иди сюда!
Они идут под палками в оковах,
В лохмотья превратились их штаны,
Таща постыдный пурпур свой греховный,
Унижены, сердиты и страшны.
Босые ноги, шапки над глазами,
С утра уже усталый, мертвый взгляд,
Они работают, ворочают камнями,
Без перерыва, и сегодня, и всегда.
Дождь или солнце, лето иль зима,
Сияет лето или хлюпает январь,
Все решено, судьба их свершена,
На нарах воспоминать, что было встарь.
Когда надсмотрщик по головам считает,
Они по двое заберутся на понтон,
Согнувшись, от позора замирает
Душа, под этим гнетом жалок он.
Мысль неуемная скользит еще порою,
Живые мертвецы и вечные рабы,
Они ползут, кнут получая, как изгои,
Как оскорбление мужчины и судьбы.
III
О, город, покрытый позором и славой,
Где вновь осужденных обрили навек,
С тобою, Тулон, здесь прославился дядя,
Племянник твой здесь завершает свой век!
Иди же, проклятый племянник двурушный!
Твой дядя великий, на ком позор твой,
Он сам заряжал теми ядрами пушки,
А ты его еле волочишь ногой!
III. Сюда идите! Здесь скопленье прихожан
Сюда идите! Здесь скопленье прихожан,
Благословенья ждут десятки горожан;
Вон нищий, старый, и урод, и сплетник.
Святоши местные, всем тумаков отвесив,
Ведут нас к небесам. Гримеров бледный рой
Души Иисуса, здесь мошенников с лихвой!
Из древней Византии вы вспомните ли весть
Про Иоанна Златоуста, императрицы месть?
Они могли б и Ювенала воспевать в газете,
Им все равно, как журавлю с вальдшнепом.
Цитируют великих: Вольтер, Руссо, Дидро
Перед судьей духовным. Понять нам не дано.
И Эскобара шлют посылками хлыщей
Церковным сторожам за несколько грошей.
И с иезуитской хитростью своим дешевым мылом
Они нас моют так, что кровь стучит по жилам,
В той прачечной костер, там пепел сплошь дымит.
Здесь оговор и сплетни выносят как вердикт,
И газетенка эта получит доступ в рай
Со своей бандой грязной, шалящей через край.
Они теперь великие, в то время их оплот,
Все десятину славит и бьется за приход.
То от Иеговы солнце шлют, то бесконечный дождь.
И ангел с огненным мечом им открывает все ж
Две створки и впускает их в небесные врата,
Святые, ярко-красные под знаменем Христа,
И утром в ранний час, когда встает рассвет,
Когда заря уже зажгла волшебный свет,
Она краснеет от стыда, от дел, грехов людских,
Взирая на людей, что можно ждать от них,
Глаза ее наполнены слезами поутру,
Они ж карабкаются вверх, к апостолу Петру.
Привратнику несут газет бесстыдных срам,
Там оценив Всевышнего, ну, словно, интендант!
И распекая, и браня его за ветры и прибой,
И предъявляя счет ему за революций бой,
И за звезду небесную, что надо б повернуть,
За то, что он земле назначил данный путь,
За колокол с причастием, за божью благодать,
В письме отвратном этом уже стоит печать.
В поломанной карете кого теперь винить?
Не знал маркиз, что кучер прикажет починить,
Не ведая, куда же направить род людской
Наш бедный Бог уверен, что узел грозовой,
Который так сверкает и ищет в небесах,
Не знает, как ударить, где недовольных тьма.
А уничтожив Рим, они смогли б и Спарту.
И очарованы одним лишь Бонапартом.
IV. На смерть 4 декабря
Так наслаждайтесь отдыхом, который дал владыка,
Мятежные сердца, семи ветрам открыты,
Ведомые несбыточной мечтой!
Вас заблужденья мучили, иль ненависть и зависть,
Уста, казались пьяными от жизни и бросали
В толпу призыв хмельной.
И друг за другом появлялись смутно лица,
На улицах в толпе шагала вереница,
Не замедляя шаг,
Подвижны, как вода, шумящая в фонтанах,