Помню, мягкое скольжение в тёмной трубе, в конце которой брезжил яркий свет. Затем, резкое торможение и я оказался перед окованной сталью высокой дверью. Её охраняли два чёрта самые обыкновенные с рогами и копытами, как рисуют их на картинках. Один из них, кивнув на меня, вопрошал:
Этого куда?
Второй безразлично ответил:
Велено пропустить ненадолго.
Первый, лукаво подморгнув, произнёс многозначительно:
Оттуда никто ещё не возвращался.
Но ему только покажут его место, пояснил более осведомлённый бес.
И в тот же миг я очутился в необъятном зале с высокими арочными сводами. Передо мной простирался длиннющий стол, конец которого терялся далеко за горизонтом. За столом сидели ужасные чудища, уроды, полулюди-полузвери и просто бесформенные массы, среди которых отвратительно шевелились бесчисленные щупальца либо злобно шипели ползучие гады. В зале происходила трапеза. Ощущалось незримое присутствие какого-то непостижимо-необъятного хозяина. Неведомая сила подняла меня и, пронеся над пирующими, усадила за стол. Моим соседом оказался прекрасный юноша с длинными волосами в светло-голубой тунике и с изящным золотым ободком на голове. Мы пили из серебряных кубков необыкновенно прекрасный напиток (такого нет на земле!) и я любовался юношей. Затем, меня снова подняла неведомая сила и опустила за окованными дверями. На прощание черти сказали:
Теперь ты знаешь своё место. Возвращайся скорее
То, что преисподняя находится в горах Кандагара, Сергей понял вскоре после своего прибытия в Афганистан.
Их «вертушка» зависла над высокогорным плато. Согласно поступившим оперативным сведениям из разведотдела дивизии, в непосредственной близости от плато, в ближайшем ущелье, должен вскоре проследовать караван моджахедов с оружием. Был получен приказ силой роты разгромить караван неприятеля.
В тот момент, когда сбросили трап, вдруг ожили угрюмые горы. «Стингерс» угодил в кабину пилота и вертолёт подстреленной птицей тяжело рухнул вниз.
Когда Сергей пришёл в сознание, вокруг стоял невообразимый грохот, многократно размноженный горным эхо. Вспышки пламени, стоны и кровь всё смешалось в ужасном кошмаре. Из-под обломков рассыпавшейся «вертушки» доносились стоны ребят, но никто им не в силах был теперь помочь оставшиеся десантники вели непрерывный огонь. «Духи» яростно наседали ведь за каждую пару добытых ушей шурави ожидала награда в сотню афганей. И чужая земля алчно впитывала кровь неверных сынов всемогущей соседней державы.
Среди скал Кандагара
потеряли полроты.
Может быть божья кара
навела пулемёты?
Эх, братки дорогие,
пусть земля станет пухом!
Отомстят нас другие.
Всё припомнится «духам».
И спасибо Отчизне
за прекрасную юность
(не случилось при жизни
знать как всё обернулось)
* * *
* * *
Из своих увлекательных занятий Снегурочка более всего любит рассказывать о собственных достижениях в области прикладной некромантии. Свои обширные познания в этой сфере она непрестанно демонстрирует перед нами. Хотя её лекции и отдельные суждения носят спонтанный характер, но мы для себя всё-таки уяснили следующее. По определению Овидия, человек состоит из четырёх начал: тела возвращающегося после смерти в землю; тени обитающей после смерти хозяина близ его могилы; маны исходящей в ад; духа возвращающегося на небо.
Некромантия позволяет входить в контакт и общаться с духами умерших. Правда, на зов некроманта чаще всего откликаются духи убийц, самоубийц и разбойников. Но при хорошем знании дела их не следует опасаться, так как магические заговоры, заклинания и талисманы надёжно оберегают некроманта. Известно, что души умерших нежно привязаны к своим телам и испытывают к ним родственное влечение это наблюдается относительно душ людей злых, покинувших свои тела насильственно, лишённых погребения. Они в смятенье бродят возле своих останков. Заметить их можно по ощущению влажного дуновения. Зная способы, какими эти души соединяются с телами, их можно привлечь при помощи подобных же испарений, запахов, жидкостей.
Из этого следует, что души умерших не могут быть вызваны без пролития крови или извлечения из могилы какой-либо части останков тела. При вызывании теней используется испарение свежей крови, костей и мяса мертвецов, совместно с молоком овцы, мёдом и растительным маслом.
Для того, чтобы вызвать души умерших, лучше всего это делать в местах наиболее частого их появления, то есть, в тех местах, к которым ещё при жизни души испытывали расположение либо в местах, где по своей адской природе души способны нести наказание и очиститься в таких местах появляются привидения, по ночам слышатся шорохи, возня и тому подобные явления. Самое подходящее кладбища, места казней и массовых убийств. А ещё лучшим является место, где находится не отпетое и не погребённое тело человека, недавно погибшего насильственной смертью.
При необходимости можно выбрать какой-либо предмет, которому усопший придавал особое значение, окурить его благовониями и совершить соответствующий ритуал. Восковая свеча и другие культовые предметы с нанесёнными на их поверхности каббалическими знаками значительно способствуют вызыванию душ.
Нередко, проплывая в тумане близ Соловецкого монастыря, моряки видели колышущийся мираж, напоминающий картину некогда происходивших здесь массовых расстрелов: над поверхностью залива обречённо брели понурые мрачные тени людей, приговорённых к высшей мере наказания. Слышались приглушённые выстрелы, крики сражённых и даже брань конвоиров.
Редкий очевидец мог длительное время наблюдать этот кошмар. Большинство же людей, испытав гнетущее чувство с проявлением холодного пота на лбу либо оцепенения конечностей, торопилось скорее покинуть неприятное место.
Это занятие нас очень увлекало, и иногда мы сами просили нашу добрую Снегурочку помедитировать.
Там, где закончишь
бред раба рефлексов,
начнётся в подсознание
твой путь
и поездом,
в откос летящим с рельсов,
ты испытаешь
ужаса всю жуть.
В энергетическом кругу,
под танец Витта,
галлюцинаций
нескончаемый поток
увидишь жертва San spiritо,
принявшая астрального глоток;
и горе,
если воля заплутает,
сдав духа мужество
в объятья тёмных сил,
ведь Сатана
поблизости витает
он торжество
над душами вкусил.
4.Старик и его призрачная надежда
Остерегайся дней грядущих
попасть впросак немудрено:
от Провиденья милость ждущих
вдруг подло предаёт оно.
Души былая беззаботность
покинет нас в единый миг
и одолеет безысходность,
оскалив неприглядно лик.
Надежды рухнувшая глыба
всё похоронит под собой,
не оставляя выбор, ибо
так предначертано судьбой.
А посему мне день насущный
дарует негу и покой.
и продолжает Вездесущий
ваять всё собственной рукой.
В самый разгар полуденной жары, когда жгучее солнце достигает апогея в своей траектории и тень не простирается далеко, удлиняя своё материальное воплощение, а, млея от тепла, вяло стекает непосредственно под ноги, в час, когда протянутая длань гипсового вождя лишена визуального продолжения, в лоно городского сквера устало ступает Старик, тяжело опирающийся на бамбуковую трость. Неторопливо он приближается к фонтану, подставляет под его освежающие струи морщинистые жёлтые ладони, ожидая, когда успокоится бешеное пульсирование в висках. Затем Старик вынимает голубой носовой платок в красно-чёрную клетку и погружает его в воду. Холст расправляется в воде и, колеблемый мелкой рябью, становится похож на развевающееся на ветру полковое знамя какого-то неизвестного государства. Сухие узловатые пальцы придерживают угол миниатюрного полотнища. Отрешённый взгляд по-старчески бесцветных глаз замирает, устремлённый в одну точку на голубой квадрат в красно-чёрную клетку. Некоторое время Старик находится словно в оцепенении. (Вообще, старики в скверах учатся друг у друга искусству терпеливо дожидаться смерти). Но вот он вздрагивает, оживает, в нём проявляется движущая сила. Слегка отжав клетчатый платок, он прикладывает его к густо пигментированному лбу и направляется к бетонному постаменту, на котором высоко вознесён искусно изваянный гипсовый идол. В поисках тени Старик садится на одну из ступеней пьедестала и извлекает из кармана записную книжку, исписанную мелкими неразборчивыми каракулями. Он понуро склоняется и начинает старательно водить карандашом по бумаге, временами тяжко вздыхая и сердито шепча что-то неразборчивое.
В самый разгар полуденной жары, когда жгучее солнце достигает апогея в своей траектории и тень не простирается далеко, удлиняя своё материальное воплощение, а, млея от тепла, вяло стекает непосредственно под ноги, в час, когда протянутая длань гипсового вождя лишена визуального продолжения, в лоно городского сквера устало ступает Старик, тяжело опирающийся на бамбуковую трость. Неторопливо он приближается к фонтану, подставляет под его освежающие струи морщинистые жёлтые ладони, ожидая, когда успокоится бешеное пульсирование в висках. Затем Старик вынимает голубой носовой платок в красно-чёрную клетку и погружает его в воду. Холст расправляется в воде и, колеблемый мелкой рябью, становится похож на развевающееся на ветру полковое знамя какого-то неизвестного государства. Сухие узловатые пальцы придерживают угол миниатюрного полотнища. Отрешённый взгляд по-старчески бесцветных глаз замирает, устремлённый в одну точку на голубой квадрат в красно-чёрную клетку. Некоторое время Старик находится словно в оцепенении. (Вообще, старики в скверах учатся друг у друга искусству терпеливо дожидаться смерти). Но вот он вздрагивает, оживает, в нём проявляется движущая сила. Слегка отжав клетчатый платок, он прикладывает его к густо пигментированному лбу и направляется к бетонному постаменту, на котором высоко вознесён искусно изваянный гипсовый идол. В поисках тени Старик садится на одну из ступеней пьедестала и извлекает из кармана записную книжку, исписанную мелкими неразборчивыми каракулями. Он понуро склоняется и начинает старательно водить карандашом по бумаге, временами тяжко вздыхая и сердито шепча что-то неразборчивое.
Вездесущие воробьи привыкли к Старику и совсем не боятся его. Они свободно снуют возле самых его ног, отыскивая себе корм. Ни звонкое чириканье серых побирушек, ни временами возникающие меж ними потасовки из-за найденного в пыли зёрнышка не отвлекают пишущего от дела. Погружённый в своё занятие, старец начинает существовать вне времени, то есть, оно течёт само собой, не увлекая его своим потоком, а он периодически погружает свою ладонь в бегущий поток, горсточкой зачерпывает, словно воду, его проносящиеся мгновения и утоляет жажду души. Большей частью зачерпнутые мгновения оказываются прошлым, иногда настоящим, изредка будущим. Старик пишет письмо в прошлое.