Хватит ныть! оборвал друга Капустин. Из любой ситуации есть выход, думать надо!
Гоша тяжело вздохнул:
Вот я и думаю точно убьет Петрович.
Они шли через городской осенний парк, внимательно смотря под ноги и стараясь не наступить на крошечных искусственных муравьев, оттаскивающих с дорожек большие красные листья. На газонах между деревьями «муравьи» строили из листьев огромные фигуры доисторических саблезубых тигров, пещерных медведей и динозавров к готовящемуся фестивалю под названием «Сквер Пермского периода». Были в парке и настоящие муравейники, безо всяких нанотехнологий, где жили так называемые городские мураши, особый подвид, научившийся телепортировать у своих электронных братьев нужные для строительства материалы. Стоило Гарику подумать об этом, как идея родилась сама собой.
Разворот на триста шестьдесят градусов! заявил он. Бьём челом Аванесу, падаем ему в ноги и валяемся в них до победы жалости над разумом. Просим симулятор.
Зачем нам симулятор? удивился Гоша.
Деревня! весело сообщил Гарик. Подключаемся в картинной галерее к залу двадцатого века, и за пару часов ты больше академика знать будешь! Надо только убедить Аванеса, что мы для изучения физики берем это раз. И в галерее, что мы по заданию из школы два. И вообще, классно же! Никто ещё симулятор присутствия не использовал для того, чтобы попасть в выдуманный, а не реальный мир!
Переход был столь резким, что юным путешественникам невольно пришлось зажмуриться. А когда они открыли глаза, то обнаружили, что находятся в весьма странном мире. В мире, где нельзя сосредоточиться ни на одной детали: она сразу же распадается на множество маленьких точек разного цвета. Только издалека, с нескольких шагов можно было разглядеть, что оказались они в большой комнате со старинными шторами и красными стенами. За овальным столом пили чай пожилой господин с длинными седыми бакенбардами и женщина в темной одежде. Ещё была немолодая служанка, застывшая рядом с женщиной. В руках она держала нечто белое, но что именно понять было невозможно. Больше всего Гошу поразило, что у этих людей совсем не было глаз. Так, легкие мазки, намек на органы человеческого зрения.
Qui ici? спросил мужчина, поворачивая голову на незнакомый звук.
Он действительно не видел, этот таинственный господин, сотканный из несмешиваемых между собой точек чистого цвета. Одна точка один цвет.
Кто здесь? пришел чуть запоздалый перевод Симулятора.
А вы кто? невежливо, вопросом на вопрос, ответил Гарик, и Симулятор тут же преобразовал его ответ на французский язык.
Мы пленники пуантилизма, ответила за господина женщина. В 1886 году нас заманил сюда художник Поль Синьяк. Помню, это было чудесное утро, мы сидели за столом и пили чай, собираясь выехать на Елисейские поля, когда пришел Поль и попросил нас позировать для его новой картины. Он писал её два года! Два года его обаятельного плена, мягкой паутины слов, из которой невозможно выбраться, а потом
Тиффани! оборвал её пожилой господин. Хватит уже этих слезных романтических баллад! Мы оказались в дураках, и вот итог. И если молодые, судя по их голосам, люди соизволят оказать нам небольшую услугу, мы будем им весьма благодарны.
Безглазое лицо хозяина комнаты повернулось к Гоше и Гарику, но едва мальчишки шагнули вперед, как оно тут же потеряло резкость, распавшись на сотни маленьких точек.
Пожалуйста! попросила женщина. Мы будем молиться за своих спасителей каждый день!
Надо выручать тогоэтого. прошептал Гоша. Нехорошо над людьми так издеваться. Эх, встретил бы я этого Синяка, я бы ему нос расквасил!
Синьяка, поправил его Капустин, отступая к Симулятору и меняя в настройках число переносимых личностей. Сейчас, сейчас. Должно получиться.
И у них действительно получилось!
Да ещё как. В это же самое время, когда школьные приятели выручали героев картины Поля Синьяка «Завтрак», в реальном мире, в самой художественной галерее, у полотна остановилась небольшая экскурсия оленеводов из Якутии. Вел её Петрович. Тот самый робот старой закалки то есть модели, что жил в квартире семьи Пироговых. Раз в неделю он подрабатывал экскурсоводом так, для души, а также потому, что считал: папаархеолог зарабатывает категорически мало денег, чтобы содержать жену и робота.
Если так пойдет и дальше, ворчал Петрович, оставаясь наедине сам с собой и думая, что его никто не слышит, папе мальчика придется отказаться от жены, а это не хорошо. Не почеловечески. Надо помочь.
Остановившись у картины, робот принялся пересказывать оленеводам биографию французского художника, как вдруг прямо у них на виду с полотна исчезли все люди! Лица экскурсантов вытянулись от удивления, а Петрович, схватившись за корпус, стал медленно оседать на пол.
Что с вами? кинулась к нему сердобольная пожилая якутка.
Микросхема прохрипел робот.
Старая микросхема, уже давно пошаливавшая в металлическом чреве Петровича, от волнения перегрелась, и робота хватил удар. На вызванной оленеводами скорой помощи его отправили в ремонтную мастерскую.
На этот раз Симулятор переносил их из картины в картину в два раза дольше. Когда же мгла медленно рассеялась, молодые люди в сопровождении трех слепцов оказались в ещё более странном месте, чем то, которое они покинули.
Что это? недоумевая, спросил Гарик.
Вроде доска ответил Гоша. Деревянная тогоэтого с квадратами и полукружиями
Какая невоспитанность! раздался обиженный голос. Какая бесцеремонность! Назвать доской молодую женщину
Капустин и Пирогов переглянулись. Место, куда они попали было столь малым, что молчаливо стоявшие за спиной «жертвы пуантилизма», дышали им прямо в затылки. Как тут можно кого-то не заметить?
А вы где? осторожно поинтересовался у женщины Гарик.
Квадраты и полукружности на доске взволнованно зашевелились.
Я перед вами! произнес голос. С гитарой!
Неужели вот эти движущиеся геометрические фигурки и есть человек? Пожалуй, можно разглядеть губы, один глаз и шею Ага, вот и гитара, но где всё остальное? Гоша почесал свой рыжий затылок и негромко спросил у приятеля:
Может, это брак какой, а?
Дада, Брак! обрадовалась геометрическая женщина. Жорж Брак! Один из зачинателей кубизма. Он нарисовал меня в 1911м году. Ах, какое было время Самое настоящее нашествие русских на Париж, представляете? Знаменитый русский балет Дягилева, юная поэтесса Ахматова Вот и я, никому неизвестная тамбовская женщина, взяв гитару, отправилась женщина неожиданно всхлипнула, не закончив фразу и разрыдалась. По плоскости «доски» покатились треугольные, овальные и квадратные слёзы. Была даже одна слезаромб, большая и неуклюжая, но она ползла столь извилистым путем, что высохла ещё на половине пути.
Он меня обманул печально произнесла женщина. А ведь меня искали Даже один знаменитый лондонский сыщик искал. Помню, он долго стоял перед картиной, попыхивая трубкой, но, увы К тому времени я сама себя не узнавала.
В ремонтной мастерской, куда скорая доставила Петровича, долго не могли поверить, что в стране ещё здравствуют роботы его серии. Пока Петровича готовили к операции, главный сервисный врач что-то бормотал о временах Железного дровосека и о том, что в их больнице давнымдавно нет нужных микросхем. Кроме того, у больного оказалась редкая группа масла. Через толстые двери операционной в пустой и светлый больничный коридор долетали обрывки нервных тревожных фраз:
Отвертку! требовал врач. Плоскогубцы! Молоток! Паяльник!
Но как ни старались доктора, Петрович не приходил в себя.
Мы его теряем, донесся испуганный голос сервисной сестры. Триста пятнадцать вольт, срочно! Ещё раз, ещё.
«Глаза» робота погасли, рукаманипулятор дернулась в последний раз, из динамика раздался хриплый булькающий звук, и старик Петрович, живший в семье Пироговых четыре поколения, умер. Хмурые доктора вывезли его на каталке в коридор и вызвали роботоанатома.
А в это время.
Женщина в длинной темной юбке, белом фартуке и шляпке держала в руках грабли, сгребая ими что-то большое и яркое. Позади нее ещё одна женщина вела за руку маленького ребенка, а совсем уж вдалеке виднелись высокие деревья и большой дом.
Клуазонизм, сообщил незнакомое слово Симулятор. Эмиль Бернар. «Женщина с граблями».
Мир, куда на этот раз выбросило Гарика, Гошу и их спутников, оказался светлым и уютным. Даже люди походили на людей, несмотря на тонкие веревочные руки, упрощенные силуэты и пятна вместо лиц. Пахло скошенной травой и ранней загородной осенью, а бесформенные холмы рыжей травы убегали к зарослям зеленых кустарников. От этого мира веяло покоем, вечным отпуском, длинными тёплыми вечерами у камина Долгими прогулками по только-только начавшему увядать лесу, старыми добрыми сказками, рассказываемыми на ночь и редкими проезжими путниками, разносящими по свету давно устаревшие новости.
Какая прелесть! раздался за спиной Пирогова и Капустина восторженный голос Женщины с гитарой. Я остаюсь! Нетнет, даже и не упрашивайте, не умоляйте меня путешествовать дальше. Мне здесь определенно нравится. Дорогая моя, ну кто же так гребет? Кто так держит грабли? Возьмите у меня гитару, и я вам покажу, как гребут у нас в Тамбове!
В морге, куда свозили не подлежащих ремонту роботов, было темно и тихо. Нога человека в это помещение не ступала больше года, а хозяйничающий здесь роботоанатом по кличке ДваДваЧетырнадцать прекрасно видел и в темноте. Главный сервисный врач принимал его на работу с неохотой: три отсидки в тюрьме за взлом компьютерных баз, использование пиратских программ и бродяжничество в интернете. Но какой другой робот пойдет на столь скромный оклад? К тому же ДваДваЧетырнадцать утверждал, что ему перепаяли контакты и теперь он стал вполне добропорядочным механическим гражданином. И действительно: никаких нареканий на его работу не было. А что добрая треть деталей от умерших тайно уплывала на черный рынок да кто будет разбираться с этим после смерти робота?
В этот раз ему, однако, не повезло. Новый покойник оказался столь древним, что и взять-то по большому счету с него было нечего. ДваДваЧетырнадцать грязно выругался на древнем бейсике, откатил тележку с умершим в дальний угол, где валялся всякий ненужный хлам, и небрежно сбросил покойника на пол. Если чудеса и случаются в жизни, то обычно в самый непримечательный и неожиданный момент. От удара внутри робота что-то завибрировало, зажужжало, механические глаза его вспыхнули, и он отчетливо произнес: