Как его искать? спросил Сильвио.
По звездам, сказала Олька.
Впрочем, я продолжаю. Впервые о Стометровке упоминается при осаде Трои, как я уже начал было говорить. Троянский Конь был Стометровкой. Почему Елена Прекрасная разговаривала с теми, кто мог быть внутри Троянского Коня разными голосами. Если бы это был деревянный муляж, можно было бы легко его разобрать, и посмотреть:
Кто там? Но в том-то и дело, что это было невозможно! Ибо ибо это был космический корабль. Небольшой КК, всего сто метров в длину. Может быть сто двадцать. В ширину пятьдесят и в высоту всего тридцать метров. Такие данные. Нет, нет, простите, я перепутал рояль с сыром и фунт с кетчупом. Метрическую систему, с этой, как ее?.. Ну, это сейчас не важно. Слушайте теперь правильный ответ:
Триста пятьдесят тридцать!
Папа! не выдержала Анна Лиза, это ведь параметры Ноева Ковчега.
Часть первая
Глава первая
Пациент стабилен?
Не уверен. Поспешите.
Реанимация с визгом новой резины об асфальт тронулась от Вахты, потом провизжала тормозами на крутых поворотах Военного городка, и, наконец, прорвалась к медпункту.
Пациент стабилен? спросил доктор, выскочившую на крыльцо медсестру с растрепанными волосами, проверяя, на месте ли сзади, за спиной под ремнем пистолет с глушителем.
Н-да, ответила, слегка покраснев прелестная, как хорошая лошадь девушка. Не зря Гера устроила мир так, чтобы ее девушки периодически превращались в лошадей. В породистых лошадей, хочу я еще раз напомнить. Видимо эта, оставшаяся от древних времен привычка, заставляет девушек в выходные и праздничные дни, как и раньше, превращаться в лошадей. Но не в видимом мире. А духовно. И некоторые это чувствуют. Они ничего толком не понимают, но думают:
Вот это лошадь, и не могут удержаться от предложения немедленного секса. Хотя сами, как, например, Хемингуэй, лежат в госпитале раненые. Древний инстинкт Геры непреодолим. На породистых лошадей бросаются кони. Таким конем был и Сильвестр. Он и сам думал, что он никто иной, как:
Сильвестр Сталлоне. Племенной Бык. Но это было до Армии. А здесь, в богом забытом месте, ему в первый же день предложили самому стать лошадью.
Как, то есть, не понял? спросил он.
Ничего особливого, ответил сержант. Просто ты должен теперь понимать, что на самом деле твое имя при рождении было не Сильвестр, а Сильва.
Сильва, повторил новобранец. И услышал:
Сегодня вечером у тебя уборка туалета.
Ну че ты молчишь? сказал другой сержант. К тебе люди обращаются, а ты молчишь, как бык. Здесь принято отвечать, когда спрашивают.
Просто вы не представились, сказал Сильвестр и улыбнулся.
А он действительно культурный парень, сказал сержант. Мне это нравится. И добавил: Зови меня:
Железный. Как говорится:
Куй железный, пока горячий.
А меня зови, дорогой, или лучше дорогая:
Деревянный.
Может быть, лучше тебя звать Оловянный, друг?
Не умничай, Сильва, сказал Деревянный. Оловянный уже есть, и он скоро подойдет.
Когда?
Что когда? А! Вот сегодня вечером в туалете ты с ним и встретишься.
И настал вечер. Оловянным оказался командир роты, капитан. Сталлоне, как раз согнулся над третьим унитазом. В руках у него были только зубной порошок и щетка.
Считалось, что эти инструменты больше всего подходят для чистки туалета. Если с туалетом как-то еще можно с ними справиться, то с гераклами, какими они показались новобранцу никак.
Далее, два неожиданных для самого Сильвио удара. Он оказывается на гауптвахте. А потом в медпункте.
Доктор и два санитара прошли вслед за медсестрой.
Вечером, когда пришел комроты, Сильвестр был еще не готов. Капитан так и спросил, снимая лайковые перчатки:
Готов?
Нет, ответил Деревянный.
Почему? строго спросил комроты. Я, кажется, просил все приготовить к моему приходу.
Мы побоялись испортить продукт, сказал сержант Деревянный.
Нет, я кажется, прямо вам сказал:
Она, или он не важно к моему приходу должен быть мягок, как стейк из страуса.
Я, начал сержант Железный, дал ему в челюсть справа только один раз. Так он лежал между унитазами ровно тридцать минут. Честно, я бил не сильно, а наоборот, среднее, как будто отбивал не жесткую говядину, а куриное филе.
И?
И больше мы бить его стали, сказал Деревянный.
Действительно, а вдруг он умрет, добавил Железный. Тогда
Действительно, добавил Деревянный. Вы же ж не любите мертвых.
Покойники, они, конечно же, хуже, поддержал мысль напарника Железный. Тем более, вы и сами их не любите.
Все это так. Но я ведь вам приказывал. Приказывал, мать вашу, сделать из него отбивную! Только, чтобы не ломался, а гнулся. Как оловянная ложка. Похоже, вы совершенно не слушаете то, что я вам говорю.
Тут надо сказать, что капитан Оловянный был кандидатом в мастера спорта по боксу. Железный был маленьким и тощим. Что он только не ел с медом ничего не помогало. Железный так и оставался маленьким и тощим. Но с мышцами. У него был пояс по каратэ. Не Брюс Ли, конечно, но желание убить кого-нибудь у него тоже было большим, и, как и его удары, болезненным. Его мечтой было нет, не стать чемпионом Москвы, тогда каратэ официально было запрещено а стать певцом. Как Козловский. Лучше бы Лемешевым. Но у Лемешева, как говорил Железный:
Неправильно поставлен голос. Он частенько ставил в казарме пластинки с ариями из опер, итальянские песни. Например, для Подъема он часто ставил пластинку:
На призыв мой тайный и страстный, о, друг, мой прекрасный, выйди на балкон. Так красив свод неба атласный И сам тоже орал. Но голос его был твердым, пронзительным, но абсолютно не проникал в душу.
Как будто заяц барабанит по медному тазу, сказал один новобранец, когда Железный запел в бане:
Дуня д, моя Дуняша, Дуня-тонкопряха. Даже хотели для смеха надеть ему на голову таз с холодной водой. Было весело. Но потом этого парня, который сказал про Зайца Железного Барабанщика, сержанты и капитан Оловянный насиловали целый месяц в каптерке. Он так и сказал:
Да какой ты на хер певец! Так лесной заяц. Железный Барабанщик. Потом этот парень, Костик, сбежал. И, что самое интересное, его так и не нашли. Хорошо, что сбежал, а то уж эти ребята хотели продать Костика в соседнюю роту за триста баксов.
Другой сержант до армии работал плотником. Врезал замки в двери новостроек. И сам называл себя:
Хуй Деревянный. Он был страшим сержантом.
Хуй Деревянный. Он был страшим сержантом.
Они вошли без стука. Почти без звука. Оловянный кашлянул.
Сильва, сказал он, я не хочу тебя бить. Но ты должен оказывать только легкое сопротивление. Чтобы я понял:
В глубине души ты тоже хочешь потрахаться. С другой стороны, ты хотел как бы оказать сопротивление, но страх сковал тебе руки, ноги и все, что еще там есть у тебя. Ты не можешь в полную силу оказывать сопротивление. Ты кролик перед удавом. К сожалению, приходится все это говорить тебе, чтобы ты добровольно сделал то, что я хочу. Эти неумехи, он кивнул на Железного и Деревянного, не смогли подготовить тебя для меня, как обезьяну к обеду китайского императора. Соглашайся.
Не знаю, не знаю, сказал парень. Он стоял у последнего унитаза. Все остальное уже блестело. Тыльной стороной ладони новобранец вытер капли пота со лба.
Ты будешь жить в отдельной комнате. Не будешь вставать на зарядку. И вообще, никакой боевой и политической подготовки. Пусть дураки бегают кросс в противогазах. Правильно я говорю? Оловянный приблизился вплотную. Так сказать, на расстояние хука.
Так, так, так, затараторил Сильва, как пулемет Максим в Гражданскую Войну. Все это так, все это хорошо. Только
Что только?
Только я не понял, кто обезьяна?
Ты хочешь сказать, что это мы обезьяны? решил уточнить Деревянный. Да я тебя, как Черчилля!..
Подожди, подожди, сказал капитан. Зачем сердиться? Мы действительно обезьяны. Большие, огромные орангутанги.
Мне это нравится, сказал Железный. Я он не успел договорить. Комроты провел хук справа. Сильва упал и сломал унитаз, который только что дочистил.
Как? участливо спросил кеп, я все еще похож на орангутанга? Или уже меньше? Че молчишь?
Я это хорошо, что упал на бок. Если бы на спину сломал бы спину.
Он все еще разговаривает, сказал Железный. Надо добавить, и он хотел наступить на шею новобранца фирменной кроссовкой. Ну, как это принято в лучших домах Лондона. Имеется в виду, как это принято у каратистов. Просто мне всегда хочется лишний раз упомянуть город Лондон, где живут много русских людей.
И он сделал это. Наступил на шею. Но тут все увидели, что сам Железный поднялся в воздух, как воздушный шар, и, приземлившись, снес с противоположной стены два писсуара.
Никто ничего не понял. Даже сам Сильва. Тем не менее, скоро у него хватило ума понять, что это сделал он. Поэтому парень двинулся к выходу, остановился и сказал:
И да:
Я не Сильва. Зовите меня Сильвио.
Деревянный опомнился, и смело шагнул вперед. Железный обучал его удару с разворота. Но сейчас сержант решил исполнить свой удар. Он всегда ходил с ножом. Всегда учился бросать его. Точнее, это был не нож, а стамеска для разделки двери под замок. Острая со всех сторон, как бритва.
Деревянный вынул ее из деревянных, как будто игрушечных ножен, и с неожиданной быстротой бросил в парня, которого теперь уже смело можно называть Сильвио. Он не уклонился от лезвия бритвы, а поймал ее за хвост. Имеется в виду за рукоятку. Он бросил стамеску в унитаз, с удивлением посмотрел на свою руку, поймавшую эту острую змею, и сказал капитану, что еще вернется. Больше Сильвио не мог ничего придумать. Оловянный не решился двинуться с места. Только решил обязательно поймать этого Райана и продать в рабство Колобку.
Тот любит борзых. На то, что Сильвио и сам не понял, как у него получилось моментально уложить двоих и поймать на лету лезвие бритвы, капитан не обратил внимания. Я еще не сказал, что и Деревянного он тоже уложил. Точнее, сунул его голову в унитаз и спустил ржавую воду из бачка. Деревянный даже не понял, что промахнулся. Рванув гимнастерку на груди и оскалив длинные, как у крокодила зубы, он побежал на цель.
Загрызу, падла! Но только это он и успел сказать.
Сильвио развернул Деревянного к себе спиной, и оправил энергию его движения в сторону унитаза. Старший сержант как будто сам присел к унитазу. Ну, чтобы умыться. Потом новобранец поднял его ноги, и, как я уже говорил, включил воду.