А мура именно вымысел. Этот анти-соцреалистический продукт, произведенный Булгаковым, шокировал бедную продавщицу.
Не выдумка, а именно жизнь её ужаснула. Людям, привыкшим к истинам учебников, такие произведения кажутся кошмаром.
Но ведь это уж было давно. Теперь-то сколько американских фильмов пересмотрели, во всех кинотеатрах они идут. Пора вроде бы привыкнуть. Нет, литература, это видимо, последний оплот соцреализма. Этот окоп они сдавать не хотят. Пока писал это эссе, прочитал кое-что из лежащих передо мной детективов. Такое впечатление, что как бы это лучше объяснить?
Вот, например. Поступил человек в университет на мехмат или на филологический, а там военная кафедра. Вроде бы хорошо, можно в армию не ходить, здесь всему заодно и научат. Правой, левой, кругом, вперед марш! Также изучение схем различных подразделений сюда входит. Кто первый бежит, куда и зачем. Но вот вдруг ликвидируют все его математические или филологические предметы, и остаётся только эта военная кафедра. Правой, левой, вперед, кругом, марш. Выкопать ямы глубиной метр восемьдесят и залечь в них.
Как же так? спросит студент. Я шел на мехмат, а вы что тут мне рассказываете?
Вот тоже самое спросит и читатель, купивший детектив:
Я покупал книгу, а вы что тут мне преподносите?
Господа, ведь это же просто-напросто инструкция по боевой и политической подготовке. А не книга!
Или посмотрим на другой пример. Машина едет по дороге. Реально здесь то, что машина едет по дороге не крышей, не боком, а именно колесами. Это реально, это нам хотят показать.
Смотрите на колесо, как оно цепляется за асфальт.
А это ведь неправильно, смотреть надо не на колесо, а на дорогу!
Получается, что произошла культурная революция. Как в Китае. Дождались наконец-то.
Соцреалист, конечно, не думает ни о пространстве, сжатом в точку, ни о остановившемся времени, ни о плоской Земле, когда говорит «не верю!» про Форреста Гампа, бегущего по дороге от машины. Он не верит в реальность происходящего. И вообще, говорит он, это просто комедия, а Форрест Гамп дурачок. Но, во-первых, комедия ничем не хуже драмы или трагедии. Или вы думаете, что трагедия реалистичнее комедии? Вряд ли. Во-вторых, дураков бог посылает в мир не для того, чтобы все радовались, что они умнее, а наоборот, чтобы на себя посмотрели. Именно реальный человек это и есть Форрест Гамп. Точнее, не просто человек, а хороший человек это и есть Форрест Гамп. Так сказать Человек Разумный. Недаром все герои американских фильмов похожи на неграмотных дуболомов: Сильвестр Сталлоне, Щварценеггер, Клинт Иствуд, Чак Норрис, Жан-Клод Ван Дамм, Дольф Лундгрен все они играют, в общем-то, почти идиотов. Да, как это ни смешно. Потому что всех умных сожрал монстр идеологии. А что здесь удивительного? У русских тоже главный герой Ваня-дурачок.
Так вот, Форрест Гамп бежит и бежит, а ему не верят. Рецензент не верит в вымысел. Ну не правда это и всё, говорит он, если бы мы участвовали в этом событии, то не увидели бы подобных вещей.
Когда Ландау говорил, что уже можно изучать вещи, которые нельзя себе представить, он имел в виду именно вымысел. Нет? Именно да. Соцреалист смотрит на звёзды и восхищается:
Как это блестяще!
Ему предлагают подзорную трубу или телескоп, а он не хочет брать это, потому что тогда вид звезд будет нереальным! Невероятно, но ведь именно это и происходит, когда говорят:
Это не правда, это только в кино так происходит. На самом деле быть не может, не может человек подсмотреть всё так. Не может себе представить.
Не может, это точно. Без подзорной трубы не увидишь. Роман это и есть подзорная труба, которая предлагается читателю. Так сказать, посмотри вокруг себя хорошенько.
Не буду, потому что это уж будет неправда. Это будет нереально.
А чего не реального-то? Все будет очень реально. Именно очень реальным назвал фильм Стивена Спилберга «Спасая рядового Райана» Слава Цукерман. Это правда, не тот Цукерман, который написал книгу «Как написать бестселлер», это другой. Он иногда выступает по «Радио Свобода» с замечаниями о фильмах. Правда, забывает иногда одну вещь: главным рецензентом для американских фильмов является зритель, а не кинорежиссер или кино-профессор. Просто они так сделаны.
Так вот Слава Цукерман говорит, что это неправильно соединять вымышленный сюжет и реальность войны, имея в виду фильм «Спасая рядового Райана». Он считает, что это только таковы нравы Голливуда. Забыл, наверное, что до Голливуда это сделал Гомер в «Одиссее» и «Илиаде». В этом-то и задача, чтобы соединить вымысел и реальность. Вымысел просто так не возникает. Как написано в Библии, сначала должно быть душевное, а потом духовное. Именно из душевного духовное вырастает.
Если через подзорную трубу все же посмотреть на звезды, то окажется, что вымысел и есть реальность. Точно так же фильм, снятый шестнадцатью камерами и создает ту реальность войны, какой, мы теперь понимаем, она и была. Всё в фильме именно так, мы не видим ничего нереального, а ведь этого не может быть, не может участник боя увидеть ничего подобного.
Значит, роман, это не просто приспособление, с помощью которого можно принять участие в приключениях, а приспособление, с помощью которого можно принять участие в вымышленных приключениях.
Только вымысел есть продукт романа. Только в вымысле можно увидеть бога. Невооруженным глазом его не увидишь. В представлении бог не реален. Почему его и нет в соцреализме. Его нет в коммунизме. Он не может там существовать. Нельзя упрекать коммунистов за атеизм, нет в соцреалистическом пространстве бога. Здесь все логично. Железно, так сказать.
Борис Парамонов говорит, что не надо путать бога и Библию с литературой. Надо объяснять все проще. Но, я думаю, бог и должен быть прост. Он должен участвовать во всех событиях. По крайней мере, я пока не могу обойтись без прямого упоминания бога, потому что причина существования таких боевиков, которые сейчас издаются здесь, в фундаменте, в понимании духовности.
Здесь слишком жестокая реальность. Она не годится для вымысла. Здесь нет возможности поверить в бога.
Но ведь верили вроде бы раньше? Зачем же Пушкин сказал:
Над вымыслом слезами обольюсь?
Хотя сегодняшние рецензенты скажут, что Пушкин им не указ. Он производил не коммерческую литературу. Им нужно мнение Фаддея Булгарина и его Выжигина. Но в данном случае и это сомнительно.
Но у Пушкина бог был. Даже «Повести Белкина» он протащил по кресту. Раньше в предисловиях часто говорилось, что время написания повестей и расположение их в книге различны. Почему-то никто не мог удержаться от упоминания об этом вроде бы не таком уж важном факте. И действительно, как-то странно они переставлялись. Казалось, в этом есть какая-то тайна. Казалось, что одна последовательность возникает из другой по какому-то определенному закону. И точно: оказалось, что последовательности симметричны. Хотя об этом можно было догадаться. Но вот каков закон симметрии? Попросту говоря, что представляет собой зеркало?
Какое же зеркало, как вы думаете, использовал Пушкин? Плоскостью симметрии оказался крест. Повести переставлены по кресту.
Не просто смертью, а именно распятием на кресте отделены друг от друга реальность и вымысел.
Продукт распятия вымысел.
Вымысел, в котором живет бог.
Вымысел это распятая реальность.
А. Кончаловский сказал сегодня, что талантливые произведения искажают жизнь. Внимательный наблюдатель, конечно. Но я думаю, любое произведение искажает жизнь. Но в простом произведении ошибка кажется естественной. Да она и не такая, как в настоящем. В художественном произведении жизнь не искажается, это только так кажется. На самом деле жизнь воссоздается такой, какая она есть.
Как происходит искажение жизни хорошо видно на «Повестях Белкина». Не буду здесь связываться с удивительнейшим содержанием самих «Повестей», а давайте опять посмотрим на их последовательность. Принцип искажения жизни в художественном произведении Пушкин продолжил логически на последовательность повестей. В книге она не такая, как была в жизни. В книге, т.е. художественном произведении она искажена. Но как уже говорилось, это искажение делается не просто так. Обе последовательности образуют то, чего не видно, чего нет, то есть вымысел, который весьма реален это крест.
Запомнилось искажение жизни в известном американском фильме «Один дома». Там маленький мальчик устраивает движение фигур в доме, чтобы два преступника, решившие напасть на дом, испугались, увидев в окне двигающихся взрослых людей. Кажется, невозможно за такое короткое время сконструировать все это. Хотя и показывается, что сделано все просто с помощью проигрывателя, кажется. Но все равно, чтобы маленький мальчик один это сделал? Нет, невозможно. А с другой стороны: как это невозможно всё движется. Как говорится, «а всё-таки она вертится». Невозможно, а вертится!
Если продолжить то, что было написано в начале про минус-единицу, то надо сказать, что печатающиеся, издающиеся, продаваемые детективы это фанера «Минус один». То есть одно сопровождение без исполнителя. Все здесь: редактора, корректора, художники, издатели, распространители. Нет только автора. Вроде бы ничего страшного: нет автора и не надо. Так сказать, на нет и суда нет. Но здесь нет и другого, самого главного участника процесса. Нет Читателя. Так же как русская фанера обходится без вымысла, она обходится без читателя. Именно он та единица, без которой как-то удаётся обойтись современным русским детективам.
Хотя может кто-то их и читает. Вот Василий Аксенов вчера сказал в «Антропологии» Дмитрия Диброва, что его жена читает их целыми сетками. Не знаю, как это у нее получается. Василий Аксенов сказал, что она состоит в клубе каком-то детективном. Это уже, конечно, существенное занижение претензий. Какие претензии читатель предъявляет к краткому курсу ВКП (б)? Если ему завтра надо сдать экзамен по этому предмету? Он просто читает и сдает. Если еще есть время, пишет шпаргалки. Так и жена Василия Аксенова, видимо, делает. Читает, потом делится в читательском клубе своими впечатлениями. Зачем человек путешествует? Говорят, за тем, чтобы потом рассказать об этом друзьям и знакомым. Наверное, кому-то удается так думать. А я хочу читать просто так. Мне читать нечего.
Вставка из 2005 года
Если кто-то скажет:
А я вот люблю читать современные русские детективы просто так, для удовольствия, то это как раз будет тот самый случай, про который Чехов сказал, что этого не может быть.