Так что я теперь имел полное право потребовать от Валерика, чтобы он пошел со мной покарать дядиного обидчика.
Да он шибко-то не упирался, особенно когда услышал про гонорар в виде «выпить и закусить» деньги у нас с Валеркой кончились еще вчера, получка будет только послезавтра, и на что мы будем обедать сегодня мы решительно не знали.
Пока дядя, возбужденно сопя, курил, ожидая нас, мы с Валериком быстренько ополоснули заспанные рожи, оделись, и я сказал дяде Яше:
Ну, веди нас в бой!
А что, больше никого брать не будете? окинув критическим взором наши далеко не богатырские туловища, спросил он, давя окурок в банке с остатками засохшей кильки в томате.
Так нас же и так трое будет! беспечно сказал Валерка. Дядя на всякий случай огляделся по сторонам, в поисках третьего, но поняв, что речь идет явно о нем, пожевал своими толстыми губами и ничего не сказал.
Повел он нас к своему дому, на улицу Попова. Поеживаясь от утренней прохлады на дворе был только конец апреля, мы топали за дядей Яшей по еще пустынным в это время улицам Краснотурьинска, и помалкивали, настраиваясь на боевой лад.
Идти надо было недалеко, с километр, может быть. Вот миновали центральную площадь с полукруглыми зданиями техникума и горкома, стали подниматься на Попова. Вот и заворот во двор дядияшиной пятиэтажки.
Так, а где мы его будем ловить? задал я резонный вопрос дяде.
Тот взглянул на часы:
Да он уже должен во дворе ошиваться. Бездельник!
А как его зовут? Где работает?
Эти наводящие вопросы последовали уже от Валерки.
Да что вы ко мне пристали? разозлился дядя. Знаю, что живет в соседнем подъезде, и все! Вам какая разница? Отхреначите его, да пригрозите, что, если, мол, еще раз к дядьке, то есть ко мне, сунешься, убьем! То есть убьете. Убьете же?
Запросто, цикнул зубом Валерка. Убьем и закопаем. За ящик водки.
Вот он, вот он! зашипел вдруг дядя Яша. Нам навстречу идет! Один! Подождите, пусть подойдет ближе
Точно, из заворота в дядияшин двор только что вышел и двигался нам навстречу, то есть спускался к центру города, рослый парень, примерно наших лет, с гривой светлых волос, в болоньевой куртке и расклешенных по тогдашней моде кремовых брюках.
Мы старались не смотреть в его сторону, чтобы не спугнуть. Но этот патлатый козел все же узнал дядю Яшу, и замедлил шаг, с подозрением оглядывая нас с Валеркой.
Видимо, от нас веяло чем-то недобрым, хотя мы старательно делали вид, что не смотрим в его сторону. И лишь дядя Яша не спускал глаз со своего врага, стал весь багровый и сопел, как паровоз
Потом этот патлатый, когда между нами оставался всего с десяток шагов, вовсе остановился, криво так улыбнулся, резко повернулся и, цокая подкованным каблуками своих туфель, побежал обратно.
Лови его лови! не выдержав, завопил дядя. И мы пустились вскачь за его обидчиком. У парня были длинные ноги, он бежал быстрее нас.
И убежал бы, если бы вдруг не споткнулся и не растянулся во весь рост на асфальте.
А мы тут как тут! Остановились около упавшего, пока еще не зная, что с ним делать не пинать же лежащего. Вернее, уже сидящего парень, повозившись, уселся на асфальте и, сморщившись, рассматривал свои ладони, ободранные во время падения в кровь.
Тяжело дыша, рядом с нами остановился и дядя Яша.
Ну, и чего вы стоите? неприязненно сказал он нам. Дайте-ка ему хорошенько! Ну ты, козел, узнал меня?
Парень посмотрел на него и молча кивнул.
Вот! обрадовался дядя Яша. Говорил я тебе, что пожалеешь? Щас, щас! Ну-ка, парни, врежьте ему!
Ты сам первым начни, а мы уж за тобой, буркнул вдруг Валерка. И мне тоже почему-то расхотелось драться уж больно беспомощным и жалким показался мне этот исподлобья рассматривающий нас чудак, обидевший моего дядю.
Дядя Яша укоризненно посмотрел на нас и замахнулся ногой. Но пнуть сидевшего недруга тоже не смог.
И тогда Валерка, шагнув к дядияшиному обидчику, оттянул средний палец левой руки и влепил ему в затылок смачную «пиявку».
Парень от неожиданности втянул голову в плечи. Дядя Яша и я захохотали, и я просто физически почувствовал, как охватившее нас всех напряжение ослабло и уходит, а на его место приходит благодушие. От нашего драчливого настроя не осталось и следа.
Парень от неожиданности втянул голову в плечи. Дядя Яша и я захохотали, и я просто физически почувствовал, как охватившее нас всех напряжение ослабло и уходит, а на его место приходит благодушие. От нашего драчливого настроя не осталось и следа.
Ну, теперь понял, что мы с тобой сделаем, если еще хоть раз обидишь дядю Яшу? все еще давясь от смеха, сказал я. Мы тебя щелбанами забьем!
Это ж твой сосед, подхватил Валерка. А соседи должны жить дружно. Давай извиняйся перед дядей Яшей, и разбежимся.
Парень встал с асфальта и, отряхивая свои испачканные клеши, пробурчал:
Извините меня, дядя Яша, я не хотел вас обидеть. Так получилось
Получилось, примирительно пробурчал дядя Яша. Ладно, иди, хрен с тобой!
Патлатый, глядя себе под ноги, пошел мимо нас дальше, куда шел в центр города. А нас дядя Яша повел к себе, где, как и обещал, и выпить нам дал под неумолчную ворчню его жены тети Зины, и закусить.
Больше он к нам за помощью не обращался. Видать, та единственная Валеркина «пиявка» на обидчика дяди Яши воздействовала куда эффектнее, чем если бы мы втроем тупо попинали его ногами
Нож
Вся наша жизнь это непрерывная цепь потерь и находок, порой самых невероятных. Вот одна из таких историй.
Как-то мы с одноклассником Генкой Шалимовым, когда учились в классе четвертом или пятом, поехали на велосипедах на рыбалку в Лобаново (место такое рыбное на старице Иртыша, километрах в семи от нашего села).
Там народ обычно копал живущих в норках на глинистом дне белесых личинок бабочек однодневок у нас их называют бормышами, для ловли стерлядей. В месте копки этих самых бормышей всегда вились стайки шустрых ельцов. Вот почему мы и решили в тот день порыбачить именно в Лобанове. И рассчитывали натаскать ельцов не менее чем по трехлитровому алюминиевому бидончику стандартной пацанской рыболовной емкости. А то и стерлядок на закидушки.
Когда мы с Генкой ранним июльским утром, безбожно гремя подвешенными на рули велосипедов этими самыми пустыми бидончиками и, вихляясь на педалях всем телом, подъехали к Лобаново, то оказались там не одни. На песчаном берегу стояла брезентовая палатка, рядом притулился синий «москвичок» и дымился незатушенный костерок. Трое явно не сельских мужиков, в добротной одежде и новеньких, блестящих на солнце резиновых сапогах- броднях, проверяли улов на своих закидушках.
Оказалось, что это были омичи, они приезжали порыбачить на выходные. У самого берега на их куканах в серо-зеленой иртышской воде медленно шевелили хвостами остроносые темноспинные, бугрящиеся костяными шипами стерлядки штук по шесть-восемь на каждого.
Ого! сказали мы с Генкой почти хором и с завистью. И тут же полезли в воду копать бормышей лопату мы взяли из дому. Пока возились с добычей наживки, омичи свернули свою палатку, сели в машину и уехали. В почти прогоревшем костре продолжали тлеть головни, а рядом на песке лежал не до конца использованный хворост. Продрогнув, я решил погреться и, выйдя из воды на берег, подкинул в костер сухого тальника. Он немедленно занялся почти бесцветным огнем, весело затрещал.
Повеселел и я, поворачиваясь к костру то одним, то другим мокрым боком. И тут моя босая подошва наткнулась в песке на что-то твердое и гладкое. Я посмотрел под ноги и не поверил своим глазам: из песка торчала рукоятка ножа в черных ножнах. Поднял свою находку, потащил за рукоятку и обомлел: в широком, не уже спичечного коробка, зеркальном лезвии отражалась моя изумленная, всклоклоченная физиономия с большим пятном сажи под носом.
Такой красоты я еще в жизни не видел! Это был настоящий охотничий и, по-видимому, дорогой нож. С очень острым лезвием (я даже не заметил, как порезал один из пальцев), с толстым обушком, канальцем для стока крови, длинным хищным острием. Но как он блестел! Даже Генка с реки заметил блики ножа, который я вертел в руке и, бросив лопату на берег, пришлепал в мокрых трусах к костру.
Дай посмотрю, дрожа не то от холода, не то от нетерпения, протянул он мне руку.
На, поколебавшись, неохотно протянул я ему свою необычную находку.
Генка бережно принял нож и так же, как и я, с открытым от восхищения ртом стал вертеть нож в руках, размахивать им как мечом, колоть невидимых врагов.
Давай меняться, наконец сказал он. Ты мне нож, я тебе велосипед
Давай меняться, наконец сказал он. Ты мне нож, я тебе велосипед
А ну отдай, требовательно протянул я к нему руку. А я, по-твоему, на чем сюда приехал?
Ну, у тебя тогда будет два велосипеда, безо всякой надежды сказал Генка, все еще сжимая рукоятку ножа. Отдашь один брату своему. А?
Нам одного хватает. Отдавай давай! добавил я металла в голос. Кто его знает, этого Генку? Он вообще-то здоровей меня, выше почти на полголовы. Но тут такое дело за этот нож я ему точно нос расквашу, пусть он мне потом даже ответит вдвойне. Однако Генка только вздохнул с большим сожалением и вернул нож. Я бережно вложил его в ножны.
Хорошая вещь, вдруг кто-то сказал за моей спиной. Я даже подпрыгнул от неожиданности и оглянулся. Всецело захваченные созерцанием моей изумительной находки, мы с Генкой и не заметили, как к нам подошел какой-то светловолосый рослый парень с садком в одной руке, в котором еще трепыхались живые ельцы и даже пара подъязков, и с парой удочек-донок на плече. Видимо, возвращался с утренней зорьки в Ивантеевку, деревеньку всего в полукилометре от Лобаново. Он сказал с доброжелательной улыбкой.
Дай посмотреть.
Я недоверчиво посмотрел на него, потом на Генку. Генка пожал плечами: мол, как хочешь. Подумав с минуту, я все же осторожно вытащил нож и протянул его парню. Тот опустил садок на землю, принял нож и так же, как и мы, с нескрываемым удовольствием стал рассматривать блестящий клинок. Сразу было видно, что рукоятка ножа ему как раз по руке: если я запросто мог держать его двумя руками, то широкая ладонь этого ивантеевского парня полностью накрыла рукоятку. Он поднес клинок ко рту, выдохнул на него зеркальное лезвие затуманилось быстро исчезающей испариной.