После с рваным лицом и лиловыми гематомами он, словно пройдя священное омовение, легко сбрасывал с плеч марево одержимости и вновь преображался в дружелюбного парня из вашего подъезда.
Красные и мокрые кисти рук, вновь сотворившие живописный мясной шедевр, отмывались и успокаивались, будто пропитанные маслом чувственные кисти прерафаэлита. До следующей волны вдохновения, конечно.
Хроника битв писалась на Гришкиных кулаках. Шрамы заживали быстро, повреждённые суставы и выбитые пальцы гораздо медленнее. Костяшки угрожающе набухали, бугры лопнувших хрящей меняли форму. Каждый из них выглядел страшным и весомым аргументом в любом назревающем конфликте.
Раздуло костяшку пальцами не пошевелить, продолжил он. Щупаю шарик какой-то под кожей перекатывается. Подождал недельку. Думал, рассосётся или застынет, как остальные, и норм. Ни фига. Только увеличиваться начал. Я его скальпелем и вырезал. Дрянь какая-то слилась, а с ней это. Может жировик?
В коробке лежал розовый шарик.
Вытаскиваю тремя пальцами ровная поверхность и льющийся изнутри блеск делают его обманчиво прозрачным. На глаз идеально круглый, почти светящийся, предмет диаметром полтора сантиметра не так прост этот шарик.
Гриш, это не жировик, от бледно-розовой глубины, переходящей в лёгкий цвет несвежего атлантического лосося, слегка подташнивает. Это жемчужина.
В смысле?
Я не ювелир, но, если я хоть что-то в этом понимаю очень похоже на жемчуг. Беру столовый нож и аккуратно провожу серрейторным лезвием по перламутру. Появляется царапина. Разгладив пальцем, полностью стираю её. Очень похоже.
Гришка оживился, как перед новой игрушкой.
Сейчас проверим, он сгонял в спальню и вернулся с латунной индийской чашей, полной разнокалиберной женской бижутерии. Гордо улыбнулся. Мамкина сокровищница!
Пластиковые браслетики и кислотные клипсы перемешались с английскими булавками, тонкой змейкой золотых часиков и несколькими обручальными кольцами. На дне чаши бесхозно поблёкла нить белых бусин.
Неа, не похоже, Гришан выудил бусы и положил на свет рядом с шариком. Моя круче. И больше.
Мы посмеялись, завершив маленькое несерьёзное расследование. Зажигалка, наконец, нашлась, и перекур состоялся. Клёвое утро.
Солнце светит, никуда не надо, еды полно. Идеальный выходной.
Покачиваясь на стуле, он оттягивал рандеву с немытой посудой:
А давай проверим?
Шарик?
Ага, Гришка снова достал его и крутил перед открытой форточкой. Моё шуточное предположение давало всходы. Где вообще жемчуг принимают?
Глаз художника, ранее обделивший вниманием странный предмет, теперь пристально изучал продукт травмированной плоти, и определённо что-то в нём видел.
Мы вышли из ломбарда в перчёный аромат выхлопов крупнейшей улицы центра. Гришка от души расхохотался, он старательно сдерживался последние полчаса, не меньше.
Я уж думал эта эпопея никогда не закончится, смахнув слёзы, он достал из джинсов безликий плотный конверт. Тебе половину, или гуляем на все?
Невероятная идея шаг за шагом воплотилась во вполне реальную сумму. Более странных денег у нас не бывало. В ближайшие несколько часов мы облачили Гришку в кожаную куртку американских лётчиков и добавили к его автопарку две серьёзные татуировочные машинки («теперь можно и шкуры нормально красить, и контурить!»).
Потом обрушились в ресторан. Странный и весёлый праздник без размышлений о его причине. Да, оценщик, а с ним и ещё парочка экспертов, изучавших нашу «жемчужину», глазом не моргнув, признали её ценность. Несколько дней разбирались со стоимостью и почти не торговались. Шальные деньги, повезло.
Знатный денёк выдался, Гришан развалился в кресле в любимой позе. Сполз наполовину, широко раскинул ноги. Его взгляд ленивым дозорным блуждал по залу мрачного ресторана с космическим названием.
А знаешь, задумчиво растянул он. Есть отличные новости.
Мы ещё не всё просадили?
Он приподнялся и протянул ко мне через заполненный яствами стол две огромные руки. Странно, что я раньше не заметил. На костяшках обоих мизинцев заметно вздулись два нароста.
Жемчужины увеличивались быстро, созрели за пару недель. Когда рост прекратился Гришка бережно вырезал шарики. Процедура их превращения в товар абсолютной ликвидности успешно повторилась.
Всё только начиналось.
Они стали появляться у Гришки в разных местах плечи, шея, колени. Зараз не больше трёх-четырёх штук. Были и перерывы, организм, возможно, отдыхал. Но, через месяц-другой, драгоценные липомы вновь раздувались, с неизменно крупными жемчужинами наивысшего качества. Со счёта мы сбились где-то после тринадцатой.
Причины Гришкиных метаморфоз таки и оставались загадкой. Их не объясняли многочисленные травмы и повреждения, какие-либо особенности питания, легкомысленные злоупотребления и художественные эксперименты над собой.
Мы не искали ответы. Темп задан. Поиски средств, времени и оборудования более не препятствовали творчеству. Настала пора наслаждаться пучиной вдохновения на профессиональном уровне. Как настоящий художник, Гришан вырывался из неё лишь для взрывоопасных поездок, загулов и кутежа. Квартира заполнялась кистями и красками, здоровенными холстами и тату-расходниками, пакетами гипса и шпателями. Подоконники и углы комнат приютили неоскудевающий ассортимент стеклотары, наполненной дурманом этанола. Деньги уходили с пользой или с шумом какая разница, кого это волнует в возрасте максимальной громкости?
Думаю, мы сорвем куш, Гришка таинственно перешёл на бас и изобразил руками магические пасы.
Жги, заинтригован.
Мы стояли возле подъезда, изуродованного фантазией неведомого конструктивиста, и портили лёгкие оставшейся с вечера «Герцеговиной». Утро нацепило обычное для столицы отсутствие времени года. Что-то таяло, что-то сохло, подсвеченное светилом серое небо желтело проплешинами.
Наблюдая за моей реакцией, он не спеша задрал до груди красную клетчатую рубаху. Чуть ниже солнечного сплетения отчётливо выпирал шар, размером с куриное яйцо.
Всего несколько дней, ещё растёт, довольный моим ошеломлённым видом, Гришка легко пошевелил шар пальцем. Образование свободно двигалось под кожей, возвращаясь на прежнее место.
Здоровая, пытаюсь разделить его восторг.
Отлично!
Нет, подожди. Она слишком здоровая. Не больно?
Не парься ты, нормально мне. Только она не совсем круглая. И мягкая, может ещё не сформировалась. Прикинь, какая вырастет?
Присматриваюсь. Форма жемчужины скорее овальная. Легонько надавливаю с двух сторон предмет поддаётся, уступая нажиму, но быстро восстанавливает форму.
А вынимать как? тревога не уменьшалась. Тут медик будет нужен. Не руку порезать тут живот вскрывать. Ещё и увеличится.
Да брось. Тут только распороть немного, сам справлюсь. Слегка рассеку, потом выдавлю. Даже шить не надо. Пластырем перетянул само схватится.
Ага, таких оптимистов потом с мигалкой увозят.
Зануда, он сграбастал меня здоровенными ручищами и, вместе с сомнениями, увлёк в духоту злобного города.
Мы не виделись больше недели, я плотно застрял дома с кипой давно отложенных для прочтения книг. Повод, конечно, весомый на тренировке жестко выбил большой палец на ноге. Палец почернел и опух. Даже если засунуть ногу в кроссовок шагу не ступить. Схема отработана: травмпункт, рентген, мази, покой, книжки. Исчезнуть для мира на недельку благое дело. Пусть отдохнёт, одним буяном меньше.
К Гришке заглянул сразу, как только смог высунуть нос из норы. Первый подъезд, второй этаж. Долгими и пустыми трелями ненавистный звонок недобро напомнил мне о начале нашей истории. Наконец, дверь приоткрылась.
Уходи, такого приветствия я от него ещё не слышал.
Так. Подробнее.
Не, всё в прядке. Просто Херово мне, он по-прежнему не пропускал меня внутрь. Его оборона не выглядела убедительной, я толкнул дверь.
Показывай.
На нём только узкие чёрные джинсы. При выключенном свете обильно разрисованное тело выглядят плотью с заживо содранной кожей. Гришка похож на жертву средневекового палача.
Уходи, такого приветствия я от него ещё не слышал.
Так. Подробнее.
Не, всё в прядке. Просто Херово мне, он по-прежнему не пропускал меня внутрь. Его оборона не выглядела убедительной, я толкнул дверь.
Показывай.
На нём только узкие чёрные джинсы. При выключенном свете обильно разрисованное тело выглядят плотью с заживо содранной кожей. Гришка похож на жертву средневекового палача.
Центр живота растянул тяжёлый бугор, размером с небольшую дыньку.
Братан, я в положении, он невесело улыбнулся. Шутка прошла мимо.
Гришан, тут без вариантов. Надо к доктору.
Надо, надо. Сам знаю. По-любому не сегодня.
Картина постепенно проясняется. Давлюсь сухим комом отборной ругани. Тема внутривенных инъекций не всплывала с того памятного дня.
Вмазался?
Заходи завтра утром. Только не рано, вместе пойдем. Добро?
Надрывающийся телефон киношный предвестник грядущей беды вытаскивает меня из-под ледяных струй утреннего душа.
Говорите, руки не вытер, по чёрной коробочке пробежались прозрачные струйки.
Приходи, помощь нужна, Гришкин голос звучит подозрительно тихо и серьёзно. Ничего хорошего, яснее ясного, через четверть часа буду.
Масштабы «ничего хорошего» я недооценил.
Гришка с трудом вытянул на себя дверь, пропуская меня в квартиру. Отшагнув назад, он смятой тенью провалился в полусвет коридора. Опираясь на стену, мой друг еле держался на ногах.
Не нужно было заглядывать в его глаза, чтобы понять, что ночью он догнался, возможно не раз.
Потрогай, снова этот голос. Так может говорить человек перед лицом смертельной опасности. Когда на эмоции нет ни сил, ни времени. Когда нужно просто собраться и что-то делать. Без надежды на результат.
Потрогай, повторил он. Там что-то треснуло.
Полтора бесконечных шага я преодолеваю с пониманием, что вот-вот случится беда. Кладу руку на Гришкин живот. На горящем теле плавится липкий, как сосновая смола, пот.
Твёрдая полусфера под моими пальцами обозначилась неровными краями изломов. Форму ей, по-видимому, помогал сохранить лишь купол натянувшейся кожи. Осязаемые черепки почти беспрепятственно сдвигались. Под ними ощущалось тугое уплотнение.
Гришан, надо вынимать
Ещё раз, перебил он.
Я что-то упустил? Ладонь повторно ложится на взмокшее полушарие. Горячие капли скользят мне на запястье. Внутри, под треснувшей поверхностью проходит слабая дрожь, прерывается двумя уверенными толчками.
От неожиданности я отпрянул к стене, взмахнув руками в нелепой попытке сдаться несуществующему врагу.
Гришан мои слова приплывают из другого мира. Это же не ты
Не я. Не шуми, послушай.