Для посетителей музей открывается с одиннадцати, поэтому они не торопясь прошли первые две комнаты и наконец открыли дверь в зал древней истории. Сначала они ничего подозрительного не заметили и, лишь очутившись в центре комнаты, увидели стекло, аккуратно прислоненное к ножке одной из витрин. Лыков был так ошарашен видом зияющей пустоты на месте хаттской таблички, что некоторое время ходил как сомнамбула, не узнавая окружающих. Но, как ни странно, сейчас он вспоминал все происходившее как будто записанное на пленку. Оказывается, в его памяти события запечатлелись с поразительной яркостью.
Мирра Георгиевна позвонила в полицию. Оперативники прибыли буквально через двадцать минут и, быстро обследовав место происшествия, начали опрос сотрудников, которые сбились испуганной стайкой в приемной перед кабинетом директора.
Лыкова вызвали вторым сразу после завфондом. Веснушчатый лейтенант лет двадцати пяти важно задавал вопросы, а второй не старше старательно фиксировал ответы. Опрос занял около часа, после чего полицейские удалились, предупредив сотрудников, что вскоре их вызовут в управление к следователю. Сергей вспомнил возникшее у него тогда ощущение несерьезности всей этой процедуры. Да и чего можно было ожидать от неопытных мальчишек? Он возлагал надежды на следователя, но, пообщавшись сегодня с майором Костиным, которого аттестовали ему как одного из лучших сыскарей, чувствовал разочарование. Никакой заинтересованности он не выказал, наоборот, на его лице было просто написано чувство безнадежности.
«Что же делать? думал Лыков. Стать сыщиком-любителем?» он поморщился, идея показалась ему пошлой как в дешевых детективных романах, которых он, впрочем, не читал.
Вернувшись в музей, историк, кратко ответив на вопросы коллег, бродивших как потерянные, взял ключ от злополучного третьего зала, закрытого для посетителей, пока не вставят новое стекло, и подошел к витрине, из которой пропала табличка. Он переводил взгляд с левой глиняной таблички на правую, машинально читая подписи под ними: «полностью текст не дешифрован, предположительно описание ритуала очищения от заклятия», «полностью текст не дешифрован, предположительно инструкция строительства дома». Наконец его глаза остановились на подписи под исчезнувшей табличкой: «полностью текст не дешифрован, предположительно технология получения железа».
Вернувшись в музей, историк, кратко ответив на вопросы коллег, бродивших как потерянные, взял ключ от злополучного третьего зала, закрытого для посетителей, пока не вставят новое стекло, и подошел к витрине, из которой пропала табличка. Он переводил взгляд с левой глиняной таблички на правую, машинально читая подписи под ними: «полностью текст не дешифрован, предположительно описание ритуала очищения от заклятия», «полностью текст не дешифрован, предположительно инструкция строительства дома». Наконец его глаза остановились на подписи под исчезнувшей табличкой: «полностью текст не дешифрован, предположительно технология получения железа».
«Почему вор выбрал именно эту табличку? в который раз спрашивал себя Лыков. Не может же быть, чтобы сегодня для кого-то представлял практический интерес четырехтысячелетней давности способ выплавки железа. Возможно, привлек цвет? Две другие таблички из обычной глины серовато-песочного цвета, а эта была из зеленой».
Взгляд историка, устремленный на место пропавшей таблички, вдруг уперся в черный микроскопический предмет рядом с подписью, еле заметный на темно-зеленом сукне. Он осторожно подцепил его ногтем и поднес к глазам.
«Что это может быть? подумал Сергей. Оперативники здесь все осмотрели, может, они обронили» нерешительно предположил он, хотя в глубине души уже был уверен, что этот крошечный кусочек черной кожи от одежды вора.
Бережно спрятав свою находку, он круто развернулся и направился к выходу, но у ближайшей к двери витрине, не удержавшись, остановился, чтобы еще раз полюбоваться недавно переданным в музей экспонатом, найденным при раскопках Старо-Вочийского городища. Под стеклом между бронзовыми удилами и железным наконечником копья лежал удивительной красоты кинжал с золотой рукояткой. Лезвие с прямой спинкой хорошо сохранилось. Лыков вспомнил сенсационные данные стратиграфического исследования, из которых следовало, что нож был сделан в конце третьего тысячелетия до нашей эры. При этом, как показал металлографический анализ, лезвие отковано целиком из стали очень высокого качества, специалисты особо отметили: «сталь равномерно науглероженная, следов перегрева металла не наблюдается». Однако ученым советом Историко-археологического института датировка была поставлена под сомнение на том основании, что народы северо-восточного Причерноморья научились получать сталь не ранее восьмого века до нашей эры. Через неделю должна быть проведена повторная экспертиза, для чего из Москвы приглашены специалисты металлографической лаборатории Института археологии Академии наук. Лыков же считал датировку правильной: он был убежден, что кинжал не местного изготовления, а попал на этот берег Черного моря тем же путем и возможно тогда же, что и три хаттские таблички, обнаруженные в Делермесском раскопе. Но вот когда и почему едва ли когда-нибудь удастся разгадать эту тайну.
Историк склонился к самому стеклу и прищурился, вглядываясь в изысканные линии загадочной находки. В неярком свете рельефно выступали чеканные линии выгравированного на золотой рукоятке кинжала стилизованного крылатого льва.
Глава 3
Чеканные контуры крылатого льва на сверкающей золотой рукоятке выступили рельефнее, когда на кинжал упал луч утреннего солнца. Яркий солнечный зайчик, отразившись от нестерпимо блестящего лезвия, весело запрыгал по комнате.
А где же Нинатта и Кулитта? Ведь они всегда стоят справа и слева от Таккихи, озорно сверкнув глазами на Алаксанду, притворно строго спросила Кутти, разглядывая изящный кинжал, изготовленный медником по приказу царя.
Не поместились, несколько растерянно ответил Алаксанду, переминаясь с ноги на ногу.
Он всегда чувствовал смущение, разговаривая с царевной.
Не выдумывай, дочка, заметил Табарна, не старый еще мужчина с горделивой осанкой и черными с проседью волосами, эффектными волнами ниспадавшими на плечи из-под украшенной золотым шитьем круглой шапки. Рисунок должен быть строгим, это ведь подарок маганскому царю Аменемхету.
Тем более что жители страны Маган поклоняются другим богам, и изображение наших божеств может быть воспринято ими как оскорбление, добавил стоявший возле царя Гисахис.
Табарна одобрительно кивнул.
Но ведь наш крылатый лев Таккиха тоже божество, не сдавалась Кутти.
Табарна одобрительно кивнул.
Но ведь наш крылатый лев Таккиха тоже божество, не сдавалась Кутти.
У маганитян есть похожий бог они называют его Сфинкс, сказал писец. Правда, он изображается без крыльев и с лицом человека, но в общем для кинжала, я думаю, и наш Таккиха хорош.
Может, маганитяне подумают, что мы просто неточно изобразили их бога, жизнерадостно подытожила задорная царевна.
На этом маленький совет закончился. Сделанный лучшим медником царства кинжал с золотой рукояткой и лезвием из хафальки особой прочности, называемом хафальки очага9, получил высочайшее одобрение и сегодня отправится в дальний путь вместе с письмом Табарны.
Его ответ на послание маганского царя был верхом дипломатического искусства Гисахиса:
«Хорошего металла в стране Хатти в настоящее время нет. Сейчас плохая пора для производства хафальки. Когда мастера сделают хороший металл, я пошлю его тебе. Теперь я посылаю тебе кинжал с лезвием из хафальки».
Отказ в поставках самого прочного металла, секретом изготовления которого владели только хатты, был подслащен роскошным подарком.
Когда Гисахис и Алаксанду вышли из покоев царя, медник с облегчением вздохнул:
Удивляюсь, как ты можешь здесь работать. На меня давит все это великолепие, я чувствую себя букашкой.
Писец молча улыбнулся.
Кстати, ты понимаешь, почему наш царь не хочет посылать хафальки Аменемхету? Ведь мы уже два раза выполняли его заказы и неплохо на этом зарабатывали. Правда, скоро жатва, но община вполне могла бы обойтись без нас, а другой работы у нас сейчас нет, да и руды недавно привезли с Таврских гор навалом Алаксанду наморщил лоб и доверчиво поглядел на друга, ожидая разъяснений.
Но Гисахис лишь покачал головой.
Это не наше дело, Алакс, мягко сказал он.
Проводив Алаксанду, он еще немного постоял в центральном дворе халентувы, задумчиво глядя на замысловатые струи расположенного в середине площадки из плит красного мрамора великолепного бронзового фонтана, изображающего двух изогнутых рыбок с перекрещенными хвостами. Он прекрасно знал причину внезапного отказа Табарны своему союзнику в поставках металла, из которого изготавливалось самое грозное в бою оружие. Гисахис был одним из немногих посвященных в важнейшую государственную тайну над страной Хатти нависла угроза вторжения. Поэтому на тайном совете было решено, что отныне весь объем сверхпрочного хафальки очага, получать который по сложнейшей технологии умели всего несколько мастеров, будет идти на производство мечей и боевых топоров исключительно для хаттского войска.
Гисахис вновь вернулся в памяти к событиям сегодняшней ночи.
Глашатай с башни как раз прокричал двойной час10, когда в его доме появился мешеди11 Васти и мрачным шепотом пригласил к царю. Лишь несколько человек в царстве знали, что помимо официальной должности мешеди у Васти была еще одна, более важная он руководил сетью хаттских осведомителей в соседних странах и был правой рукой царя в секретных делах внутренней и внешней политики. А когда Васти повел писца не к воротам, охранявшимся, как положено, людьми жезла, а к потайной двери в северной стене дворца, ведущей прямо в кабинет царя, о которой тоже знали только избранные, он понял, что случилось нечто чрезвычайное.
Покои Табарны тонули в темноте, лишь центр комнаты освещали два золотых ладьеобразных светильника, стоящих на овальном столе из черного эбенового дерева, за которым сидели несколько человек.
Отблески неровного пламени играли на встревоженных лицах пятерых мужчин, собравшихся на это тайное совещание. Кроме Гисахиса и Васти присутствовали начальник войска Хапрассун и удалившийся от дел престарелый прорицатель Зивария. Во главе стола неподвижно, нахмурив брови, сидел царь.