Римский-Корсаков, посмотрев на часы и видя, что Женщина держится на расстоянии, уходит. Женщина медленно, как коршун, снижается над Мусоргским.
Женщина. И как-то дико, по-оперному, рассмеялся, схватил меня, проломил мне череп и уехал во Владимир на Клязьме. Зачем уехал? К кому уехал? Мое недоумение разделяла вся Европа. А бабушка моя, глухонемая, с печки мне говорит: «Вот видишь, как далеко зашла ты, Дашенька, в поисках своего я!»
Мусоргский запивает, и бух в канаву.
Женщина (склоняясь над ним). Да! А через месяц он вернулся. А я в это время пьяная была в дым, я как увидела его, упала на стол, засмеялась, засучила ногами: «Ага! закричала. Умотал во Владимир на Клязьме! А кто за тебя детишек» А он не говоря ни слова подошел, выбил мне четыре передних зуба и уехал в Ростов на Дону, по путевке комсомола
Веничка. Стоп! Стоп! (Скрип тормозов.) А разве нельзя не пить? Взять себя в руки и не пить? Вот тайный советник Гете, например, совсем не пил
Она МУСОРГСКИЙ (поднимая голову из канавы). Не пил? Совсем? Не может этого быть!
Уходит совершенно растерянная.
Гете
Веничка (вслед ей). А вот и может! Сумел человек взять себя в руки и ни грамма не пил.
Женщина. Вы имеете в виду Иоганна фон Гете?
Веничка. Да, я имею в виду Иоганна фон Гете. (Надевает парик.) Который совсем не пил.
Женщина. Странно А если б Фридрих Шиллер поднес ему?.. бокал шампанского?
Музыка Моцарта.
Входит Она Шиллер в парике с бокалом шампанского на маленьком серебряном подносе.
Она ШИЛЛЕР. Выпей бокал шампанского, дорогой друг.
Веничка ГЕТЕ. Не пью ни грамма.
Она Шиллер поникла в горьком недоумении.
Женщина (истошно). Есино пролетели! Проперли без остановки!
Звук тройки, стук копыт, колокольчик.
Женщина. А все потому, что в Есино нет пассажиров, они все садятся или в Храпунове или во Фрязеве. Да. Едут от самого Есина до самого Храпуново или до самого Фрязева и там садятся. Потому что все равно ведь поезд в Есино прочешет без остановки. Вот так поступал и Иоганн фон Гете, старый дурак.
Сцена «Гете».
Женщина, сидя в стороне, лузгает семечки и комментирует сцену.
Женщина. Думаете ему не хотелось выпить? Конечно хотелось. Так он, чтобы самому не скопытиться, вместо себя заставлял пить всех своих персонажей. Возьмите Фауста: кто там не пьет? Все пьют. Фауст пьет и молодеет.
Веничка ГЕТЕ (кричит). Фауст!
Она Фауст пьет. Гете пьянеет.
Женщина. Зибель пьет и лезет на Фауста.
Веничка ГЕТЕ. Зибель!
Сцена продолжается.
Женщина. Мефистофель только и делает, что пьет и угощает буршей и поет им «Блоху». Вы спросите, для чего это нужно было тайному советнику? Так я вам скажу: а для чего он заставил Вертера пустить себе пулю в лоб? Потому что он сам был на грани самоубийства, но чтоб отделаться от искушения, заставил Вертера сделать это вместо себя. Вы понимаете вопрос? Он остался жить, но как бы покончил с собой. И был вполне удовлетворен. Это даже хуже прямого самоубийства. В этом больше трусости и эгоизма и творческой низости. Вот так же он и пил, как стрелялся, ваш тайный советник. Мефистофель выпьет а ему хорошо, старому псу. Фауст добавит а он, старый хрен, уже лыка не вяжет. Со мной на трассе дядя Коля работал тот тоже: сам не пьет, боится, что выпьет и сорвется, загудит на неделю, месяц. А нас так прямо чуть не принуждал. Разливает нам, крякает за нас, блаженствует, гад, ходит, как обалделый: вот так и ваш хваленый Иоганн фон Гете! Шиллер ему подносит, а он отказывается еще бы! Алкоголик он, алкаш, ваш тайный советник Иоганн фон Гете! И руки у него как бы трясутся.
Веничка Гете церемонно кланяется. Подходит к Женщине, целует руку.
Веничка ГЕТЕ. Так выпьем за тайного советника Иоганна Вольфганга фон Гете.
Веничка Гете церемонно кланяется. Подходит к Женщине, целует руку.
Веничка ГЕТЕ. Так выпьем за тайного советника Иоганна Вольфганга фон Гете.
Все поднимают стаканы. Звон бокалов.
Эрдели
Она. Как хорошо, что все мы такие развитые. У нас тут прямо как у Тургенева! Давайте, как у Тургенева про любовь
Женщина. Вы имеете в виду Ивана Тургенева?
Она. Да, я имею в виду Ивана Тургенева, орловского дворянина.
Веничка Гете подает ей руку. Она «спрыгивает с поезда» и оказывается на поляне, усеянной цветами.
Она. Один приятель был у меня, я его никогда не забуду. Он и всегда-то был какой-то одержимый, а тут не иначе как бес в него вошел. Он помешался знаете на ком? На Ольге Эрдели, прославленной советской арфистке. Может быть, Вера Дулова тоже прославленная арфистка. Но он помешался именно на Эрдели. И ни разу-то он ее в жизни не видел, а только слышал по радио, как она бренчит на арфе, а вот поди ж ты, помешался Помешался и лежит. Не работает, не учится, не курит, не пьет, с постели не встает, девушек не любит и в окошко не высовывается Подай ему Ольгу Эрдели, и весь тут сказ. Наслажусь, мол, арфисткой Ольгой Эрдели и только тогда воскресюсь: встану с постели, буду работать и учиться, буду пить и курить и высунусь в окошко. Мы ему говорим:
Ну зачем тебе именно Эрдели? Возьми Веру Дулову вместо Эрдели. Вера Дулова играет прекрасно!
А он:
Подавитесь вы своей Верой Дуловой! В гробу я видел вашу Веру Дулову! Я с вашей Верой Дуловой и. ать рядом не сяду! Конечно, если вы хотите, чтобы я ее, вашу Веру Дулову, удавил струною от арфы, тогда, пожалуйста, волоките. Я ее удавлю.
Ну что делать? Малый совсем вымирает, надо его спасать. А тут мне встречается бабонька, не так чтоб очень старая, но уже пьяная-пьяная. «Ррупь мне дай, говорит. Дай мне ррупь!» И тут-то меня осенило. Я дал ей рупь и все ей объяснил, она оказалась понятливей Эрдели. А для пущей убедительности я заставил ее взять с собой балалайку. И вот поволок я ее к моему приятелю. Вошли: он все лежит и тоскует. Я ему сначала кинул балалайку, прямо с порога. А потом швырнул ему в лицо этой Ольгой, в него запустил «Вот она Эрдели! Не веришь спроси!»
А наутро смотрю: открылось окошко, он в него высунулся и потихоньку закурил. Потом потихоньку заработал, заучился, запил И стал человек как человек.
Женщина. Это и все, что ли? Да где же тут Тургенев? Мы же договорились, как у Ивана Тургенева! А тут черт знает, что такое!
Веничка. О, как тяжело писать о любви, особенно во Франции.
Париж
Веничка. Хочу учиться на бакалавра.
Она РЕКТОР. А ты кто такой?
Веничка. Я бывший тайный советник Иоганн фон Гете.
Она РЕКТОР. Не слыхал. Но если ты хочешь учиться на бакалавра тебе должно быть что-нибудь присуще как феномену. А что тебе как феномену присуще?
Веничка. Ну что мне как феномену может быть присуще? Я ведь сирота.
Она РЕКТОР. Из Сибири?
Веничка. Из Сибири.
Она РЕКТОР. Ну, раз из Сибири, в таком случае хоть психике твоей да ведь должно быть что-нибудь присуще? А психике твоей что присуще?
Веничка (подумав). Мне как феномену присущ самовозрастающий Логос.
Она РЕКТОР (дает Веничке по шее). Дурак ты, а ни какой не Гете Логос! Вон, вон, Ерофеев, из нашей Сорбонны!
Веничка. Что же мне оставалось делать, как не идти в Париж!
Парижские бардаки
Веничка. Иду в сторону Нотр-Дама, иду и удивляюсь: кругом одни бардаки. Стоит только Эйфелева башня, а на ней генерал де Голль, ест каштаны и смотрит в бинокль во все четыре стороны. А какой смысл смотреть, если во всех четырех сторонах бардаки! И среди них одна только кристальная Слеза Комсомолки, к которой я еще вернусь. А по бульварам ходить там нет никакой возможности. Все снуют из бардака в клинику, и из клиники опять в бардак. И кругом столько трипперу, что дышать трудно. Я как-то выпил и пошел по Елисейским полям а кругом столько трипперу, что ноги передвигаешь с трудом. Вижу двое знакомых она и он, оба жуют каштаны и оба старцы. Где я их видел? В газетах? Не помню. Короче, узнал: это Луи Арагон и Эльза Триоле. Интересно, откуда они идут: из клиники в бардак или из бардака в клинику?
Веничка. Что же мне оставалось делать, как не идти в Париж!
Парижские бардаки
Веничка. Иду в сторону Нотр-Дама, иду и удивляюсь: кругом одни бардаки. Стоит только Эйфелева башня, а на ней генерал де Голль, ест каштаны и смотрит в бинокль во все четыре стороны. А какой смысл смотреть, если во всех четырех сторонах бардаки! И среди них одна только кристальная Слеза Комсомолки, к которой я еще вернусь. А по бульварам ходить там нет никакой возможности. Все снуют из бардака в клинику, и из клиники опять в бардак. И кругом столько трипперу, что дышать трудно. Я как-то выпил и пошел по Елисейским полям а кругом столько трипперу, что ноги передвигаешь с трудом. Вижу двое знакомых она и он, оба жуют каштаны и оба старцы. Где я их видел? В газетах? Не помню. Короче, узнал: это Луи Арагон и Эльза Триоле. Интересно, откуда они идут: из клиники в бардак или из бардака в клинику?
Она. Стыдись, ты в Париже, а не в Храпуново. Задай лучше самые мучительные социальные вопросы.
Веничка (догоняя Ее Арагона). Простите, господин Луи Агарон, простите меня, я из Сибири! Позвольте открыть вам свое сердце! Я совершенно отчаялся во всем! Хотя нет у меня ни в чем никакого сомнения! А потому я умираю от внутренних противоречий! Дайте мне совет, чтобы я мог выжить!
Она Агарон на Веничку взглянул, козырнул ему, как старый ветеран, взял свою Эльзу под руку и дальше пошел.
Веничка (догоняя их). Простите, госпожа Триоле! Хотя бы вы, как наша бывшая русская, посоветуйте что-нибудь своему земляку из Сибири. Я просто умираю от недостатка впечатлений! Меня одолевают страшные сомнения именно тогда, когда я перестаю отчаиваться, тогда как в минуты отчаяния Эльза Триоле потрепала меня по щеке, взяла под руку Арагона и они ушли. Потом я узнал из печати, что это были совсем не те люди. Это были, оказывается, Жен-Поль Сартр и Симона де Бовуар.
Появляются Жан Поль Сартр и Симона де Бовуар.
Веничка. Постойте, постойте, господин Сартр! Посоветуйте, как мне быть? Я написал эссе и отправил его в «Ревю де Пари», а они вернули мне мое эссе под тем предлогом, что оно написано по-русски, что французский один только заголовок. Что ж вы думаете? я отчаялся? Я выкурил на антресолях 13 трубок и создал новое эссе, тоже посвященное любви. На этот раз оно все, от начала до конца было написано по-французски, русским был только заголовок: «Стервозность как высшая и последняя стадия блядовитости» и отослал в «Ревю де Пари»
Она САРТР. И вам опять его вернули?
Веничка. Вернули. Язык мой признали блестящим, а основную идею ложной.
Она САРТР. Разумеется. К русским условиям, возможно, это и применимо, но к французским нет. Стервозность у нас еще не высшая ступень и уж далеко не последняя. Это у вас, у русских, ваша блядовитость, достигнув предела стервозности, будет насильственно упразднена и заменена онанизмом по обязательной программе. У нас же, у французов, хотя и не исключено в будущем органическое врастание некоторых элементов русского онанизма