Значит, так, сыскарики, сказал Крестовский деловито, жребий этот мы сейчас обнулим, и назначим
Протестую! перебила я начальство. Вы, шеф, своим обнулением выказываете обидное недоверие своей подчиненной.
И что? сверкнул Семен синими глазищами.
Взгляд я выдержала и даже не разревелась.
А то, ваше превосходительство, что прочие ваши подчиненные могут начать то же самое выказывать. Правильно-де, нечего женщин в провинцию откомандировывать, не женское это дело. А от этого всего шаг до мысли, что в приказе слабому полу не место. Мысли, заметьте, крамольной, высочайшему указу нашего императорского величества противоречащей.
Уголком глаза я заметила недоверчивое внимание, с которым на меня уставились Зорин с Мамаевым. Мой верноподданнический тон обмануть их не мог.
Уж не собираетесь ли вы, Евангелина Романовна, сказал Крестовский самым неприятным своим голосом, в следующем пассаже упрекнуть меня в том, что-де не умею службу от личной жизни отделять?
Честно говоря, подобная тирада у меня к финалу была припасена, так сказать, на погоны. Поэтому я замотала головой, выражая на лице незамутненную придурковатость, столь ценимую любым начальством:
Как можно, Семен Аристархович?
Зорин, по обыкновению, выступил примирителем.
Сдается мне, дама и господа, не с того начинаем. Ты, Семен, сперва нас в дело посвяти, а после решим, кого отправить.
Протестую! повторила я в который раз за день. То есть против последней части, Иван Иванович. Исполнитель избран жребием, и теперь именно его, то есть меня, ввести в курс надо.
Шеф отвернулся, оседлал стул в центре ковра, обвел присутствующих взглядом.
Неужели название Крыжовень вас ни на какие идеи не натолкнуло?
Меня натолкнуло на мысли о варенье с последующим слюноотделением, но я говорить этого не стала.
Да не томи уже! Эльдар придвинул стул поближе к моему столу, чтобы Крестовскому не приходилось вертеть головой из стороны в сторону.
Степка Блохин? вдруг спросил Зорин. Ординарец твой? Ты ему, кажется, в этом Крыжовене местечко околоточного выхлопотал.
Семушка никого заботами не оставляет, шепнул мне смешливо Мамаев, особливо братьев по оружию, денщика даже к должности пристроил. Крыжопень, надо же! Ох, прости, Гелюшка, все забываю, что ты дама.
Я все слышу, Эльдар, сообщил Крестовский кисло. Будешь над начальством потешаться, сам в эту тьмутаракань поедешь, да не просто так, а чтоб занять освободившееся место тамошнего пристава.
Не околоточный? уточнила я, черкая в блокноте. Пристав? Блохин Степан Как по батюшке?
Фомич. Блохин Степан Фомич, отставной прапорщик.
Женат? Дети есть?
Как бы шеф не был на меня зол, деловитость ему очень нравилась. Я же писала, чтобы смотреть на строчки, а не на львиногривого своего действительного статского советника. Служба и личная жизнь, как вас разделить? Эх, Геля, решать тебе что-то пора. Потому что не делится оно, хоть тресни.
Не околоточный? уточнила я, черкая в блокноте. Пристав? Блохин Степан Как по батюшке?
Фомич. Блохин Степан Фомич, отставной прапорщик.
Женат? Дети есть?
Как бы шеф не был на меня зол, деловитость ему очень нравилась. Я же писала, чтобы смотреть на строчки, а не на львиногривого своего действительного статского советника. Служба и личная жизнь, как вас разделить? Эх, Геля, решать тебе что-то пора. Потому что не делится оно, хоть тресни.
Нет, ответил Крестовский. Блохин холост и бездетен, а с грудня шестого числа еще и мертв.
Я обвела первую строчку траурной рамкой.
Когда узнали?
Шеф хмыкнул.
Нынче утром, когда запросы из Змеевичской управы разбирал.
Начало грудня, а сегодня у нас двадцать пятое число лютаго. Три месяца. Однако работа нашей почты оставляет желать лучшего. Дождутся, ироды, конкурентов, гнумы давно в сенат предложение о частных письмодоставках внесли. Глядишь, к осени вопрос и решится.
Я записала дату и «уезд Змеевичи», к которому относился упоминаемый Крыжовень.
Причина смерти?
Официально самоубийство.
Наследники имеются?
Дальние родственники, но им, по понятным причинам, ничего не перепадет. Сам Степан богатства не нажил.
Ну да, если бы этот Блохин на службе жизни лишился, то и пенсия его и что-нибудь за выслугу перешли бы по наследству, а так Кошмарная ситуация. И позор.
Но ведь господин пристав не сам руки на себя наложил? спросил Мамаев. Иначе мы бы сейчас не заседали.
Давай, Семен, Зорин поглядел на часы, карты на стол. Ты со Степкой, земля ему пухом, явно письмами обменивался.
Выхватить замусоленный конверт я успела первой. Мокошь-град, Кресты, его превосходительству лично в руки Ну и почерк!
Пятое грудня? Цифры на штемпеле оказались отчетливы. За день до смерти? Когда пришло?
Нынче, вздохнул шеф.
Чтоб как-то утешить начальство, я сообщила ему о гнумах и частных инициативах, кои непременно придут на смену берендийскому почтовому ведомству, в то же время извлекая и разворачивая на столешнице листок в косую линейку, исписанный с одной (я проверила) стороны казенными синими чернилами.
Мамаев заглядывал мне через плечо, скрип стула возвестил, что Иван Иванович покинул насиженное местечко, чтоб полюбопытствовать.
Обязательных приветствий в письме не было, как и абзацев и заглавных букв.
«Плохо дело, писал покойный, обложили твари злобные, заморочили».
Дальше шло нечто неразборчивое. Голоса? Точно. «загробный голос будто из подпола» Тыщщи? Это, наверное, тысячи. Многие тысячи там припрятаны. Где там? Под полом? Еще какие-то он и она. Он грозился, а она хохотала демонски.
О покойниках плохо думать нельзя, но кто так предсмертные послания пишет? Вот я, например, список с именами составлю подробный, чтоб после сыскари сразу знали, кого допрашивать.
Внизу странички стояло:
«Ежели, вашбродь, Степку вашего оговаривать примутся, что сам в петлю на осиновом суку полез, то не верьте, не таков я человек, и не поминайте лихом».
Выпрямившись и отдав письмо для изучения Зорину, я обратилась к шефу:
С каких пор господин Блохин должность пристава занимал?
Три с половиной, почти четыре года.
Писал часто?
Не часто, но регулярно. Предвосхищая вопросы, Евангелина Романовна, переписку такого рода я хранить обыкновения не имею. Поэтому придется вам обойтись устным пересказом. Степан мой родом из тех мест, хутор его, к несчастью, полностью обезлюдел, поэтому Блохин попросился служить в Крыжовене и был тем доволен. Его письма, исключая последнее, были толковы и благодушны. Жизнь в провинции ему нравилась, местные жители проявляли приветливость, природа Крестовский махнул рукой. Чистая идиллия. В прошлом году среди обычной буколики стали появляться разные околослужебные вопросы. Просил, к примеру, проверить некоего господинчика, бойкую торговлю паровозными акциями наладившего.
Ветку железнодорожную до Змеевичей добросили, сказал Мамаев, уже разглядывающий со вниманием настенную карту, как раз в это время.
Как звали господинчика? спросила я.
Федор Игнатьевич Химеров, без запинки ответил шеф, мещанин, родом из Нижнеградской губернии, действительно маклер.
На всякий случай я это все записала.
Еще что Блохин спрашивал?
Просил прислать ему чародейских стекол, сквозь которые рунную вязь разглядеть можно.
На всякий случай я это все записала.
Еще что Блохин спрашивал?
Просил прислать ему чародейских стекол, сквозь которые рунную вязь разглядеть можно.
То есть сам он чародеем не был? спросила я для проформы.
Был, Геля.
Дернув на себя ящик стола, я достала свои очки с чародейскими стеклами, водрузила их на нос и отобрала письмо у присевшего на освободившееся подле меня место Ивана. Я-то ни разу не чародейка.
Теперь видишь? спросил Зорин с сочувствием и показал, куда смотреть. Это аркан на Семена, чтоб только он конверт распечатать мог, это на скорость. Он, кстати, наложен прескверно.
Вот-вот, поддакнул шеф. А как тебе, Ванечка, призыв к стихиям с ошибкой в каждом втором символе?
Он для чего? сняла я очки.
Не для чего, ответил Зорин. Он пустышка, навроде детской считалочки.
Мнемотехника. Семен сочувствие ко мне, чарами обделенной, тщательно скрывал. Помогает неофитам запомнить графический рисунок основных рун.
А еще, зловеще протянул Эльдар, стоя у карты, ходят среди нашего вида колдунского слухи, что бережет сей призыв нас от безумия чародейского. Сдается мне, сыскарики, наш Степан покойный разум по капле терял и того боялся.
Эльдар Давидович воткнул в карту алый бумажный флажок, будто точку в разговоре поставил, вернулся к столу, прогнал Зорина, сел рядом со мной.
На месте разбираться надобно. Крестовский оглядел нас по очереди. Прибыть в Крыжовень инкогнито, осмотреться, народ расспросить. После войти в контакт с местным присутствием, бумагу официальную им показать. Что-де прибыли из столицы одного из нижних чинов до пристава повысить.
Перфектно, решила я и смешалась под укоризненным взглядом начальства.
Мое паразитное словечко Семен Аристархович не обожал.
Знаешь, букашечка, Эльдар одарил меня заговорщицкой улыбкой, его «букашечки» тоже признавались у нас паразитными, а ведь тебе и вправду в Крыжовень соваться не стоит.
Мое «протестую!» было жалким.
Сама посуди, продолжал Мамаев под одобрительным взглядом начальника приказа, прибыть инкогнито, то бишь незаметно. Одинокая барышня привлечет нежелательное внимание.
Барышня может переодеться кем угодно, холодно улыбнулась я, бродячей неклюдкой, безутешной вдовой, мальчишкой-разнорабочим, в конце концов.
Семен фыркнул. Я переводила взгляд с одного чародея на другого. Эльдар глумливо щурился, Иван качал головой, шеф попросту ждал любых моих слов, чтоб заржать.
Простите, что вмешиваюсь, из темного угла раздалось неуверенное покашливание, но, кажется, я мог бы поспособствовать Евангелине Романовне сохранить инкогнито.
Про Митрофана мы забыли по прискорбному нашему обыкновению. Секретарь Губешкин был юношей скромным до полного растворения в пространстве. Он, оказывается, с самого начала совещания сидел тише мыши в уголке и только сейчас подал голос.
Крестовский уже открыл рот, чтоб что-то эдакое сказануть. Секретарь боялся его до обморока, и я, этого самого обморока опасаясь, проговорила первой:
Извольте, Митрофан Митрофанович, я вся внимание.
Семен рот закрыл. Мамаев мне подмигнул, наши с шефом духоборческие экзерсисы его забавляли.