Закончив и почувствовав, наконец, облегчение, я отошел от колоннады и, засунув руки в карманы джинсов, направился к туристам, которые по-прежнему фотографировались.
«Ни одной нормальной телочки», мелькнула мысль после внимательно осмотра группы, что в данный момент либо доедала купленную на входе шаурму, либо уже постила в инстаграм и в Фейсбук отснятые фото, отмахиваясь от вездесущих торговцев. С досады я пнул камешек под ногами и почувствовал чей-то пристальный взгляд. И вот тогда я увидел его!
Этот местный старик был, вероятно, бедуином. Одетый в белую хламиду, с небольшой белой бородкой, весь высохший, он сидел на маленьком раскладном стуле и курил кальян. На голове его был намотан белый тюрбан, конец которого свисал ему на плечо.
Наши взгляды встретились, и меня пробрала дрожь. Его маленькие карие глаза смотрели на меня как из снайперского прицела. Старик глядел не мигая и напоминал змею перед броском. Я же, как загипнотизированный кролик, таращился на него в попытке понять, почему этот маленький и никчемный старикашка внушает мне такой первобытный страх. Даже не страх, а скорее, ужас, парализующий и мешающий трезво оценить ситуацию.
Воздух стал вязким, выкрики туристов в нем тонули, лишаясь смыслового значения. Готов поклясться, что мне даже показалось, что стоит оглушительная тишь, и посреди этой тишины я услышал: «Ant mlaon!»
Все это продолжалось секунд тридцать, может, чуть больше. Я встряхнул головой, наваждение исчезло, звуки ворвались в уши, словно они вмиг прочистились от пробок. Старик мирно сидел и курил, его взгляд был сосредоточен на кальяне, в мою сторону не смотрел никто, туристы гомонили, общий шум разбивался на отдельные фразы, но что-то изменилось
Глава 2. Превращение
Всю обратную дорогу этот неприятный старик не выходил у меня из головы. Дождавшись, когда вся группа расселась в трансфере, я позвал Рахима наружу, покурить перед отправлением и заодно узнать, что означают эти таинственные слова. Рахим попросил меня повторить фразу, причем лицо его меняло выражение от удивленного до испуганного.
Ты ничего не путаешь? вновь переспросил он, и я уже начал злиться, что меня не понимают. Ненавижу категорию людей, не въезжающих с первого раза, кому приходится повторять самые простые вещи.
Рахим, не тупи! Я точно помню эту фразу, могу еще десять раз повторить, она и сейчас у меня в голове: ant mlaon, ant mlaon!
Хватит, не повторяй! чуть ли не с плачем перебил меня Рахим. Это как приговор, это значит, что ты проклят. У нас этих слов не говорят никогда. Считай, что от тебя я их не слышал! закончил он и полез в микроавтобус, оставив меня в некотором недоумении.
«Двадцать первый век на дворе, а этот идиот про какое-то проклятие твердит. Вот уж точно, Восток дело тонкое», пронеслось у меня в голове, и я также сел на свое место и захлопнул дверь. Заурчал мотор, и мы начали свой путь в отель. Большую часть дороги я проспал, так как очень устал от этой пыли, пустыни, стариков недоделанных и странно пугливых гидов.
Когда мы вернулись, уже стемнело: в Иордании быстро падает ночь, вот только солнце еще выше горизонта, а через десять минут наступает темень. Впереди маячила ночь с искрометными танцами живота, но дорога очень сильно утомила, спуститься в ресторан и зависнуть там казалось тяжелой физической работой. Наскоро поужинав, завалился на свою кровать размера king-size, даже не удосужившись одеться после душа
Когда мы вернулись, уже стемнело: в Иордании быстро падает ночь, вот только солнце еще выше горизонта, а через десять минут наступает темень. Впереди маячила ночь с искрометными танцами живота, но дорога очень сильно утомила, спуститься в ресторан и зависнуть там казалось тяжелой физической работой. Наскоро поужинав, завалился на свою кровать размера king-size, даже не удосужившись одеться после душа
Мне снился век этак четырнадцатый. Меня захватили китайцы за контрабанду пороха и, посадив в бочку, били по ней молотками. Но это был не сон, это был просто стук в дверь, стук тихий, несильный, но назойливый. Еще практически не проснувшись, я дошагал до входа: румбой как раз поднял руку, чтобы произвести очередную серию постукиваний, когда я рывком открыл дверь и попытался сфокусировать зрение. Первое, что я увидел, был поднос, на котором стоял стакан со свежевыжатым апельсиновым соком. Он покачнулся и грохнулся о пол, обдавая мое тело желтыми брызгами.
Sorry, сдавленно произнес румбой.
Я поднял на него глаза: цвет его лица стал буро-красным, зрачки расширились. Повторно сказав «sorry» каким-то неестественным голосом, румбой быстро развернулся и засеменил, не оглядываясь, в сторону лифта.
«Вот долбоеб, пронеслось у меня в голове, голого мужика, что ли, не видел? Или его мой размер так впечатлил», усмехнулся я мысленно, закрывая дверь и левой рукой касаясь предмета своей гордости
Стоп!!! Левая рука не ощутила того, что должна была ощутить, и отработанное движение закончилось в низу живота в чем-то подозрительно мягком. Медленно опуская взгляд, я наткнулся на полушария грудей, красовавшихся на моем теле. Ярко-коричневые соски горделиво смотрели на мир, как боеголовки ядерных ракет, а на месте мужского достоинства красовалась лишь поросль темно-каштановых волос.
Блядь, все-таки сон! облегченно рассмеялся я и закашлялся. Это был не мой смех. Точнее, смеялся я, но каким-то не своим голосом. Тембр был женским, новым для моего уха, но приятным, чарующим.
Надо проснуться, это уже не смешно! Как же проснуться? Надо рвануться из оков видения, преодолевая его гипнотическое воздействие! Надо просто захотеть, у меня так бывало, я мог выбраться из собственного кошмара усилием воли! Стоп. Если это сон, почему я все вижу в цвете?! Я ведь не шизофреник! Это только шизофреники видят сны цветными!
Я рванулся к зеркалу, которое украшало огромный шкаф-купе: из него или из сна на меня таращилась двадцатилетняя девушка. Достаточно высокая, с очень неплохой формой груди, с каштановыми волосами до плеч, голубоглазая, с чувственными губами. Живот плоский, не тренированный в кубиках, просто плоский, без всяких кармашек. Бедра широкие, ноги стройные, длинные. Красивые такие ноги. Тут меня реально ошпарило: надо просыпаться или мне каюк.
Часть моего подсознания подсказывала, что это не сон, что он не бывает настолько детальным, но голос разума вопил, что и явью это быть не может! Нельзя заснуть двадцатишестилетним парнем, а проснуться двадцатилетней девушкой! Нельзя. Так не бывает!!!
Моя пачка сигарет лежала на тумбочке у кровати. Ну, хоть что-то знакомое в этой жизни! Я выбил одну из пачки, щелкнул зажигалкой и затянулся. Мой организм отозвался надсадным кашлем. Здрасьте, приехали. А где кайф? Где аромат? Воняло горелыми листьями. Такой запах бывает, когда дворники поздней осенью жгут листву. Откашлявшись, я дотронулся до тлеющей сигареты: палец пронзила боль и я рефлекторно сунул его в рот. Стоп! А вот этого я раньше не делал никогда! Никогда, ни при какой боли или ожоге, никогда я не совал палец в рот!
«Думай, Александр, мысленно приказал я себе, Думай! Ты либо в коме, либо под наркотиками, либо Либо ты реально стал бабой».
Я не попадал в аварию, в меня не стреляли, наркотиками я не баловался. Я отчетливо помню, как вчера принял душ, вон, одежда до сих пор раскидана по комнате по пути в душ. Мужская одежда, между прочим. Вот полотенце, которым я вытирался, а после швырнул в кресло. Мои вещи в шкафу, телефон на зарядке, чемодан на месте. Нет только меня!!!
Трясущимися руками я открыл свой паспорт: все верно, Светлых Александр Николаевич, 1992 г. р. С фотографии на меня смотрело такое удивительно знакомое, родное лицо. Вот это я, а не эта баба, у которой даже никакого члена нет. Верните мне его обратно немедленно! И член, и лицо! И тело тоже не помешает!
Стук в дверь прервал мои лихорадочные мысли. Я вздрогнул, как пойманный на месте преступления. Окинув взглядом комнату, не нашел ничего подходящего из одежды. Стянул с кровати простыню и закутался в нее, как в парной. Помня свою ошибку, осторожно приоткрыл дверь.
Мой давешний оконфузившийся румбой вновь прибыл с подносом, сияя как начищенный ботинок. На подносе стояло два стакана с соком и лежала роза. Честное слово, это была очень красивая роза. Наверное, каждая девушка мечтает получить такую к завтраку.
Я приношу свои извинения за неосторожность, мисс. Отель в качестве извинения преподносит вам этот маленький комплимент, произнес румбой, имени которого я не помнил. Мы не знали, что у господина Алекса есть гостья, еще раз прощу прощения.
С этими словами румбой, немного склонив голову, протянул мне поднос. Мне пришлось шире приоткрыть дверь, чтобы принять его, а проклятая простыня, которую я не успел нормально завязать, начала предательски сползать с меня. Но на этот раз румбой не растерялся: как только я сделал шаг назад, он захлопнул дверь, и в этот момент простыня окончательно упала.
Я поставил поднос на столик. Глотнул сока, покосился на розу.
Итак, что мы имеем? Все мои вещи на месте, в зеркало вижу девушку, бесспорно, хорошо сложенную и симпатичную, но девушку. Надо будет позже детально себя рассмотреть, не каждый день получаешь новое тело. Стать на несколько лет моложе хороший бонус, если бы это не изменило пол, но что имеем, то и эксплуатируем. Румбой принял меня за гостью Александра. Какого именно типа гостью, понятно без слов. Так, надо успокоиться, истерить нельзя, всему должно быть логическое объяснение!
Мама! Надо позвонить маме. Внешность и голос может обмануть кого угодно, но только не мать. Беру айфон, набираю номер. Долго идут гудки, наконец слышу родное:
Сынок, как ты, как твой отдых?
Мама, прошептал я, боясь говорить громко или вообще сорваться. Стараюсь придать голосу мужской тембр. Но обмануть маму, даже на расстоянии, было нереально.
Да, Сашка, что с твоим голосом? Или ты дурачишься? Напился? Разыграть решил чуть свет?
В ее тоне слышалась тревога. Как бы не принялась обзванивать всех, прося узнать, что со мной.
Мама, я не дурачусь! Мама, я хотел услышать твой голос! теперь уже окончательно сглупил я, забыв, что женский голос ее скорее напугает, чем успокоит.
Девушка, я не знаю, кто вы, но прошу вас, отдайте трубку моему сыну, в голосе мамы слышался металл.
Он не может подойти, он в душе, брякнул я. А что мне еще оставалось делать? Пытаться объяснить матери, что ее сын стал девушкой? Да какая мать в такое поверит?