Андрей Меркулов
Тяга к свершениям: книга четвертая
В каждом мужчине заложено стремление к первенству, к превосходству, желание быть значительным тяга к свершениям. Это свойство мужской природы, скрытой животной сущности, и от него никуда не деться.
Именно это важнейшее побуждение было ключевой предпосылкой к большинству открытий, произведений и великих дел. Практически все достижения человеческой цивилизации заслуга врожденной тяги мужчин к свершениям.
Но все эти достижения исключения из правил. Куда чаще неумолимая тяга мужчин к свершениям приводит к разрушенным судьбам и загубленным жизням.
Часть первая: Броуновское движение
«Броуновское движение беспорядочное движение малых частиц, взвешенных в жидкости или газе, происходящее под действием толчков со стороны молекул окружающей среды.», Большая советская энциклопедия
« мне кажется, будто изо дня в день я все глубже спускаюсь в угрюмое подземелье, не нащупываю его стен, не вижу ему конца, да и нет у него, быть может, конца! Я иду, и рядом со мной нет никого, и вокруг меня никого, и больше никто из людей не совершает этот мрачный путь. Это подземелье жизнь. Временами мне слышатся шум, голоса, крики Ощупью направляюсь я на эти смутные звуки, но я не знаю, откуда они доносятся; я никогда не встречаю никого, я никогда не нахожу человеческой руки посреди окружающего мрака. Ты понимаешь меня?», Ги Де Мопассан, «Одиночество»
Глава первая
I
Николай Петрович, здравствуйте! раздался голос входившего в кабинет мужчины.
Это был еще довольно молодой человек, среднего роста худощавого телосложения шатен с карими глазами, правильными чертами лица и короткой неброской прической. Светло-голубая рубашка сидела на нем как нельзя по фигуре и, несмотря на окончание рабочего дня, выглядела свежо и опрятно; галстук синего цвета, завязанный на шее модным объемным узлом, хорошо подходил к темно-синим безупречно выглаженным брюкам, подпоясанным красивым кожаным ремнем с оригинальной пряжкой; книзу же брюки заканчивались туфлями столь тщательно начищенными, что в них при желании можно было разглядеть отражение окружающих предметов. В общем, одет молодой человек был как типичный клерк, хотя и с претензией на некоторую степень лоска во внешнем виде, и если еще лет сто пятьдесят назад его назвали бы щеголем, то в наш грубый и упростившийся век такая щепетильность у мужчины выглядит уже граничащей со странностью. Но помимо тщательно подобранной и безукоризненной в своей аккуратности одежды при ближайшем рассмотрении во внешности молодого человека обнаруживалось еще что-то, что обращало на себя внимание, что-то неясное, еле уловимое. То ли его свободные непринужденные движения, то ли приветливое и спокойное выражение лица, то ли целеустремленный сосредоточенный взгляд, а скорее все вместе вызывало если не интерес собеседника, то как минимум располагало к общению.
Рома, заходи, пригласил молодого человека сидевший за своим столом Николай Петрович мужчина лет тридцати пяти, росту выше среднего и самой что ни на есть обычной наружности. Как настроение?
Нормально, сказал Роман улыбаясь. У нас организуется небольшое чаепитие хочу вас пригласить на торт. Все уже собрались.
С удовольствием, отозвался Николай Петрович. Подожди меня, сейчас вместе пойдем.
Повинуясь первому возникшему порыву, Николай Петрович встал из-за стола, быстро надел висевший на спинке кресла пиджак и уже намеревался идти, как вдруг замер; лицо его опять приняло сосредоточенное выражение и он, будто припомнив о чем-то, вновь обратился к столу, начав второпях прибирать лежавшие на нем бумаги, а затем также стоя, не садясь снова в кресло и лишь нагнувшись ближе, принялся печатать что-то на клавиатуре компьютера.
Николай Петрович был импульсивный, эмоциональный человек, открытый и прямой, но две особенности его личности сглаживали эти недостатки характера. Во-первых, он был добрейшей души человек и на его живом лице, как в зеркале отражавшем душевное состояние своего обладателя, редко можно было увидеть что-нибудь кроме улыбки, и никогда злость или раздражение. Во-вторых, он был настоящий профессионал своего дела и со свойственной подобным ему людям энергичностью живо и без колебаний приступал к решению поставленных задач. Первое очень ценили подчиненные, тогда как второе нравилось начальству, и это делало его положение в коллективе на зависть многим.
Николай Петрович занимал ответственную начальствующую должность и под стать положению у него был отдельный довольно просторный кабинет, представлявший собой продолговатое прямоугольное помещение с высоким потолком и одним большим окном прямо напротив двери. Слева от входа друг за другом стояли два шкафа, один для одежды, другой для документов, стол находился в противоположном конце возле окна, а справа вдоль стены был выстроен целый ряд из стульев, пустующих большую часть рабочего времени в ожидании своего часа от утренней планерки в понедельник до пятничного вечернего собрания. Над стульями висела большая, почти на всю стену, карта N-ской области, на которой были отмечены многочисленные энергетические и промышленные объекты соединенные отрезками разного цвета, обозначающими линии электропередачи. Именно к карте и обратился сейчас Роман, не находя чем еще занять себя в ожидании, пока Николай Петрович завершит свои дела в компьютере. Карту эту он знал досконально, так, что мог нарисовать закрытыми глазами и оттого разглядывал ее механически, безо всякого интереса, как вдруг в дверь раздался предупредительный двойной стук и после короткой паузы в кабинет вошел молодой человек лет двадцати пяти, высокого роста, в костюме и при галстуке.
Вошедший мужчина был очень примечательной внешности, и в основном это относилось к его своеобразному лицу на редкость непропорциональному и широкому. Пухлые мясистые губы его выдавались вперед, а маленькие глазки, обрамленные широкими темно-фиолетовыми кругами, были как-бы вдавлены внутрь. В общем, такая физиономия способна была сама по себе вызвать отвращение, если бы не уши молодого человека. Они торчали неестественно далеко от головы и были абсолютно несимметричны, что придавало всей конструкции такой комизм, за которым невольно терялось общее неприятное впечатление.
Кирилл, привет, сказал Николай Петрович, оторвав голову от компьютера.
Роман тоже развернулся и, встретившись с вошедшим молодым человеком взглядом, с улыбкой протянул ему руку. Однако Кирилл никак не отреагировал на предложенное рукопожатие: он спокойно, будто вовсе его не замечая отвернулся, прошел через весь кабинет к столу начальника, чтобы поприветствовать сначала его, и только после этого вернулся и с невозмутимым выражением лица поздоровался с обескураженным Романом, который все это время так и продолжал стоять как вкопанный, застыв с вытянутой вперед рукой.
Николай Петрович, начал Кирилл, я по поводу договора по финансированию ремонта. Мы сегодня проект отправили, они говорят, что будет готов только в среду, а нам завтра уже на подпись.
Как в среду?! А что так затянули-то? Почему только сегодня отправили?
Как и положено пятнадцатого, уверенно произнес Кирилл.
По-моему в регламенте звучит «до пятнадцатого». Там, насколько мне не изменяет память, можно даже за две недели им договор направлять, сказал Николай Петрович, сдвинув брови, одновременно как бы спрашивая, уточняя и припоминая что-то.
В регламенте пятнадцатое число указано в качестве даты предоставления проекта договора, уклончиво повторил Кирилл, уже не так уверенно.
Хм Ладно, надо будет посмотреть потом. Но как придет сразу меня поставь в известность, заключил Николай Петрович.
Роман слушал разговор молча, хотя сам он не раз уже сталкивался с этими договорами и знал наверняка, что Николай Петрович прав и согласно регламенту проект можно было отправить на станцию заранее за четырнадцать рабочих дней до даты подписания и избежать, таким образом, неприятной задержки. Поначалу он испытал сильнейшее желание вмешаться в беседу и подтвердить предположения своего начальника, позиция которого была абсолютно верной, но подумав немного, не стал этого делать. Во-первых, он знал уж если Николай Петрович взял что-нибудь на заметку, то обязательно вернется к этому, а во-вторых, и это являлось основным сдерживающим Романа фактором, его вмешательство могло быть воспринято неправильно и истолковано как желание подчеркнуть некомпетентность Кирилла, отомстив за только что выказанное им явное пренебрежение, а этого он никак не хотел допускать.
Тут Рома меня на тортик приглашает. Ты как? Не против? закончив, наконец, с компьютером, обратился к Кириллу Николай Петрович.
Да, присоединяйся, все уже готово, радушно подтвердил приглашение Роман.
Я только за, ответил Кирилл, и все трое выйдя из кабинета, направились по коридору.
Да, присоединяйся, все уже готово, радушно подтвердил приглашение Роман.
Я только за, ответил Кирилл, и все трое выйдя из кабинета, направились по коридору.
Роман понимал, что поведение Кирилла не было обусловлено неуважением к нему: они знали друг друга еще с института, когда учились на одном факультете, а сейчас работали в соседних кабинетах и поддерживали хорошие отношения. Проигнорировав протянутую руку, Кирилл не хотел принизить его, он хотел таким жестом только лишь возвысить начальника. Это было в его натуре, где-то глубоко внутри, и менять коллегу Роман не собирался. По крайней мере, уже не сегодня. Единственное, чего он до сих пор никак не мог взять в голову, так это почему в подавляющем большинстве случаев тактика Кирилла срабатывала. Подобные приемы проходили на ура: те, кого они должны были впечатлить, охотно видели в этом своеобразную форму уважения и почтения, и будто не понимали, что окажись они вместе с Кириллом в подобной ситуации в кабинете еще большего начальника все это его напускное уважение мгновенно улетучится и он, не моргнув глазом пройдет уже мимо их вытянутой руки. Но вопреки этим очевидным для Романа выводам, руководству такое поведение нравилось, и стоит ли говорить, что Кирилл был на хорошем счету у начальства и очень непопулярен среди коллег.
Проследовав по длинному коридору, мужчины вошли в квадратный кабинет, в котором располагалось рабочее место Романа и еще троих его сослуживцев. Мебель здесь, как и отделка в целом, была хоть и простая, но при этом вполне современная. Справа от двери находилось два рабочих стола, за которыми сидели занятые какими-то бумагами две молодые девушки. Одна из них (та, что находилась ближе к двери) была одета в интересное платье, цвет которого нельзя было точно определить: рисунок на платье напоминал мозаику, состоящую из множества элементов белого, черного, коричневого и желтого цветов. Волосы у нее были распущены, что очень молодило эту, безусловно, симпатичную девушку, так что ее вполне можно было принять за студентку третьего курса. Другая женщина была в сером брючном костюме и с собранными в пучок волосами; выражение ее лица, как, впрочем, и весь внешний вид выражали строгость и взвешенность. Слева от двери в кабинет находился шкаф для одежды и стол, за которым сидел коренастый мужчина средних лет. Еще два стола стояли вдоль стены напротив. У одного из них была небольшая приставка на двух самостоятельных ножках, служившая дополнительным столиком для общей офисной техники. Сейчас же техника была убрана на пол, а вместо нее на выстеленных газетных листах стояли две большие тарелки (одна с бутербродами и закуской, другая с фруктами), уже разрезанный торт, бутылка вина, бутылка виски, коробка какого-то сока, разломанная на дольки плитка темного шоколада, бокалы для вина и пластиковые стаканчики. Вокруг были расставлены стулья.