Тогда он, в составе сильного отряда легкой пехоты, сопровождал колонну обозов с провиантом, идущую к позициям лайонелитов под Кумруном. Обычно снабженцев так не охраняли. Почти три сотни, три полные роты, сформировали из остатков потрепанных подразделений, обескровленных в боях за Колючие холмы. Это был один из отрядов, направленных в помощь рыцарям ордена святого Лайонела, туда же, куда шли обозы. То дерзкое, отчаянное нападение можно было считать неудачным для всех. Конники Нима налетели с двух сторон, устроив ловушку на неудобном, тесном участке дороги. И если бы по чистой случайности продовольственную колонну не сопровождали солдаты подлая атака удалась бы как нельзя лучше. Но они сопровождали. Почти три сотни битых ветеранов, пусть кое-как экипированных и порядком измотанных, но всё же После первых мгновений хаоса внезапного нападения пехотинцы опомнились, всадникам дали серьёзный отпор, оттеснили к глубокому оврагу, протянувшемуся чуть не на пол мили вдоль тракта. Лишив свободы манёвра, отрезав пути к отступлению, их стаскивали с лошадей, кололи, рубили, топтали Загнанные в угол воины Хертсема дрались отчаянно и яростно, некоторым даже удалось пробиться к чистой дороге или сбежать в лес через овраг, бросив лошадей и товарищей. Но большинство, около сотни, остались лежать в глубоких колеях Разбитого тракта. Грязно-серые, потрепанные, измочаленные тела, наваленные кучами вдоль дороги. Эйден уже помогал собирать трупы, когда молчаливый десятник, явление столь же удивительное, сколь и редкое, легким подзатыльником загнал его на одну из телег, теперь приспособленную для раненых. Только тогда быстро слабеющий юноша обратил внимание на рассечённую ногу и ярко-алую кровь, пропитавшую штанину вместе с дырявым ботинком. Перед тем, как отключиться, он успел перевязать рану. Разумеется, это бы сделали и другие, но Эйден хорошо знал, что даже такое, на первый взгляд нехитрое дело, по плечу далеко не каждому. И до перевалочного лагеря, где было решено оставить раненых, двое из его телеги доехали уже остыв.
Семью днями ранее.
Короткий визг распарываемой ткани вызвал в помутнённом сознании образ огромного, недовольного комара. Эйден чуть приоткрыл один глаз, надеясь, что гигантское насекомое не будет сильно ругаться.
О Очнулся? угрюмый мужчина, с плохими зубами и блестящей красноватой лысиной на макушке, отложил в сторону нож, которым только что срезал повязку и распорол штанину. Говорить можешь?
Эйден неуверенно помотал головой. Только начиная осознавать, что происходит вокруг и где он находится. В памяти проскакивали неясные, словно чёрно-белые, воспоминания о дороге. Трясущейся по ухабам телеге, стонах раненых и ругани офицеров.
Нет? Ну, может оно и к лучшему, безразлично пожал плечами угрюмый, принимая из чьих-то рук закопчённый котелок, над которым поднимался белёсый пар. Но всё равно на, закуси.
Эйдену сунули в зубы солоноватый на вкус кожаный ремешок. Крепкие руки придержали за плечи, ногу обожгло будто огнём, в нос ударил кислый запах крепкого вина.
Хм Молодцом, крепче, чем кажешься, прокомментировал реакцию юноши полевой хирург, близоруко щурясь, продевая нитку в изогнутую иглу. Или может опять спать собрался? Нет? Эт хорошо. Не люблю зря стараться. А то ведь, как бывает сшиваешь их по кусочкам, латаешь, а лентяй возьми и сдохни. Просто так, без причины, как только кончаешь. И ведь ладно бы сразу помер, так нет же. Всё норовят работу похерить.
Придя в себя достаточно, чтобы оценить эту самую работу Эйден привстал на локтях и вежливым, но уверенным жестом отстранил краснощекого, накладывающего очередной шов. Тот вопросительно хмыкнул, с подозрением глядя на бледного юношу. Судя по взгляду всерьёз сомневался в дееспособности раненого и подумывал, стоит ли того придержать или плюнуть и заняться другими.
Спасибо, дальше я сам. Я умею, слабым, чуть охрипшим голосом выдавил Эйден, кивнув при этом на левое предплечье. Рукав он оторвал еще когда перевязывал себе ногу и теперь кривой, раздвоенный шрам розоватой змейкой выделялся на тощей безволосой руке.
Угрюмый хирург вручил Эйдену иглу и нить, не переставая бурчать что-то неодобрительное, и продолжил заниматься другими. Работы было более чем достаточно, но юноша периодически ловил на себе его заинтересованный взгляд. Что было неудивительно, ведь самостоятельно зашивать собственные раны могли не многие, а уж отощавший большеглазый юнец и вовсе не походил на достаточно выносливого и сноровистого человека. Тем не менее, у Эйдена была одна особенность. Хотя, скорее даже две. Во-первых он неплохо переносил боль. По крайней мере лучше большинства, что не было его заслугой, просто врождённое качество, оказавшееся весьма полезным. Во-вторых он искренне и твёрдо верил в справедливость одной общеизвестной формулы Если хочешь, чтобы всё было сделано хорошо сделай это сам.
Спустя несколько часов, Эйден сидел в палатке лысеющего хирурга, вытянув перевязанную ногу на его койку и пил его самогон. Угрюмый медик преобразился в радушного хозяина после того, как раненый юноша помог ампутировать бедолаге десятнику почерневшую кисть, раздробленную ударом копыта Потом был ещё боец с болтом в боку. Здоровый мужик вырывался и плакал, как ребенок, когда ему прижигали рану. Его пришлось крепко держать. А вот лейтенант, с рассечённым позвоночником, молчал, когда хирург приподнимал и переворачивал его на койке. Эйден и тогда пригодился, здорово облегчив работу медика, ловко извлекая еле заметные лоскутки одежды из глубокого пореза на пояснице. Так что после непростого, во всех смыслах, дня, в тесной палатке сидели не просто отощавший, покалеченный юнец и хмурый ворчащий хирург, а Эйден и Лоран. Не друзья, но почти приятели.
Как нога-то? Не ноет? Не пульсирует?
Конечно, ноет, чуть хмыкнув, кивнул Эйден, медленно водя рукой над масляным фонарем. Но я ныть не буду, добавил он легко улыбнувшись, чтобы не показаться грубым.
Пытаешься острить значит всё в порядке.
Лоран отставил маленький раскладной табурет и удобнее устроился на холщовых мешках. Судя по тому, как они промялись под весом мужчины там были какие-то тряпки.
Здорово помог сегодня, благодарствую. Поработали будь здоров, а ведь я надеялся малость передохнуть перед отправкой к Кумруну, он чуть привстал на своем лежбище опираясь на локоть, громко хлюпая, глотнул из деревянной полукруглой чаши и продолжил. Эко вас посекли. Тебе-то ещё, можно сказать, свезло.
Спустя несколько часов, Эйден сидел в палатке лысеющего хирурга, вытянув перевязанную ногу на его койку и пил его самогон. Угрюмый медик преобразился в радушного хозяина после того, как раненый юноша помог ампутировать бедолаге десятнику почерневшую кисть, раздробленную ударом копыта Потом был ещё боец с болтом в боку. Здоровый мужик вырывался и плакал, как ребенок, когда ему прижигали рану. Его пришлось крепко держать. А вот лейтенант, с рассечённым позвоночником, молчал, когда хирург приподнимал и переворачивал его на койке. Эйден и тогда пригодился, здорово облегчив работу медика, ловко извлекая еле заметные лоскутки одежды из глубокого пореза на пояснице. Так что после непростого, во всех смыслах, дня, в тесной палатке сидели не просто отощавший, покалеченный юнец и хмурый ворчащий хирург, а Эйден и Лоран. Не друзья, но почти приятели.
Как нога-то? Не ноет? Не пульсирует?
Конечно, ноет, чуть хмыкнув, кивнул Эйден, медленно водя рукой над масляным фонарем. Но я ныть не буду, добавил он легко улыбнувшись, чтобы не показаться грубым.
Пытаешься острить значит всё в порядке.
Лоран отставил маленький раскладной табурет и удобнее устроился на холщовых мешках. Судя по тому, как они промялись под весом мужчины там были какие-то тряпки.
Здорово помог сегодня, благодарствую. Поработали будь здоров, а ведь я надеялся малость передохнуть перед отправкой к Кумруну, он чуть привстал на своем лежбище опираясь на локоть, громко хлюпая, глотнул из деревянной полукруглой чаши и продолжил. Эко вас посекли. Тебе-то ещё, можно сказать, свезло.
И не говори, продолжая греть руку над фонарем, Эйден так наклонил предплечье, что кривой рубец, перехваченный бледными следами стежков, отбрасывал причудливые тени на пологе палатки. Я вообще везучий. За последние полгода уж в третий раз счастья привалило. А про «посекли» он на секунду задумался. Тень, медленно изменяющая очертания с наклоном руки, напоминала то далекие горы, то беспорядочные волны. Так нимийцев, наверняка, ещё больше полегло.
Да, я слышал. Что-то около двух сотен.
Они коротко переглянулись. То, что ни один не верил в гуляющую по лагерю байку не имело абсолютно никакого значения.
А что там, Лоран чашей указал на извилистый шрам на руке юноши, в предыдущие два раза-то?
Это пикой, когда нас из-под Элрина теснили, розоватый, рваный след, протянувшийся наискось через предплечье почти на десять дюймов, напомнил как узкий хищный наконечник вспорол кожу и мясо, змеей скользнув вдоль древка его собственного копья. Есть ещё рёбра Срослись чуть коряво. Это я под копыта угодил. Коновал наш, лагерный, тогда тоже говорил, что я везучий.
Хм Чего ещё тот коновал наговорил?
Ну, показывал там, по мелочи. Как что перевязывать, сшить или очистить, если ты об этом.
Об этом, уверенно кивнул Лоран. Не знаю, с чего умного человека коновалом кличешь, но кто ж вас разберёт, деревенских. А ты ведь даже не уразумел поди какую услугу тебе тот мужик оказал, часть опыта своего в твою башку лысую вбив.
Лысеющий медик самодовольно ухмыльнулся, громко прихлебывая самогон, будто боясь обжечься. В его снисходительном, чуть насмешливом взгляде можно было заметить невысказанный вопрос. Эйден же выглядел немного смущённым и явно заинтересованным. То есть именно так, как нужно.
Вишь, в чём дело-то, начал Лоран доверительным тоном, мы ведь с тобой похожи. И не только лысыми макушками. Я ведь не так давно тоже в строю шагал да-а-а И в некотором роде тоже везучий, он картинным жестом задрал серую рубаху демонстрируя след давнего колотого ранения на дряблом животе. Эйден, как положено, понимающе закивал. Кой-как, своим умом и не без помощи хороших людей, выучился медицине. Хотя раньше-то, как и ты небось слова такого не знал. И не просто так выучился, да-а-а Пока своя шкура зарастала, всякого успел навидаться. Оно ведь как, на поле боя-то, только начало видишь, только как рубануть, ткнуть и вспороть прикидываешь. А тут, не в смысле прям здесь, а вообще в неглубоком тылу-то, есть время всё под другим углом рассмотреть. Прочувствовать боль чужую, надышаться настоящей смертью, той, что в грязной ране до поры растёт
Хирург некоторое время молчал. Потом кинул на юношу внимательный, оценивающий взгляд и плеснул ещё самогона в объёмные чаши.
А я ведь тот ещё рубака, продолжал он чуть изменившимся голосом. Гонял врага по всему Хертсему, чуть не до Фор-дрима, ещё когда ты Не, ну уже народиться-то успел, но ещё под себя не со страху, а по незнанию ходил. Ах-хха смех Лорана напоминал кашель больной собаки. Помню, как- то раз, ближе к гномьей границе