Не было ничего такого.
Понятно, сообщил Крестовский в пространство.
Хорошо ему, мне-то понятно ничего не было. Что за ерунда? Ну ладно, положим, между нами с Семеном Аристарховичем все кончено. Ну, решил он чувства на более достойный предмет направить, бывает. На эту версию «вы» с «Попович» указывают. Но меня-то в известность поставить надобно?
Посмотрев на шефа пытливо, я заметила испарину у него на лбу, видимо, немало сил на Волкова потратить пришлось.
Григорий Ильич в порядке? спросила я осторожно.
Ну правильно, отставку мне после дадут, не в приказе же личные дела обсуждать. Сейчас разговор деловой.
Кто? распахнул Семен свои сапфировые очи. Ах, Чарльз Гордон уездного разлива, господин Волков. Разумеется, в порядке, хороводится с великими островными чародеями, в сонных пределах находясь. И дней семь еще там находиться будет.
Перфектно Я запнулась, потому что мое паразитное слово шефа не радовало. Он хороший парень, Волков этот, и добрый сыскарь, не хотелось бы
И снова запнулась, подвесив окончание фразы, голос дрожал, реветь хотелось. Экая ты, Крестовский, дрянь. Неужели трудно было со мною как-то мягче порвать? Хотя бы письмом. Чтоб у меня чуточку времени на страдания осталось. Я ведь не железная и сразу про несколько вещей думать не могу.
Хороший? Семен протянул мне цепочку. Ну-ну
Наши пальцы соприкоснулись, когда я брала с его ладони оберег, привычная искорка пробежала под кожей к локтю. Спокойно, Геля, дыши. Забудь обо всем, отпусти, с самого начала понятно было, что не сладится у вас. Ты женщина современных взглядов, сильная и независимая, а он Он это он. Твой начальник. И хороший, кстати, начальник, лучший из возможных. Поэтому страдать ты после будешь, в одиночестве. Сейчас честь мундира блюди.
Медленно вернула я цепочку на шею, спрятала ее за воротом, расслабленно опустила руки на колени.
Думаю, про господина Волкова вам уже приказные все рассказать успели.
Крестовский кивнул, указывая на картонную папку:
Рассказать и показать.
Тогда я, с вашего позволения, повторяться не буду. Голос уже не дрожал, только смотреть я старалась не на на собеседника, а чуть в сторону. Приступлю непосредственно к делу, за которым вы меня в этот город направили. Блохин Степан Фомич, покойный пристав
Рапорт длился минут двадцать. Подробно изложив все свои предположения и перечислив действия, я двигалась от события к событию. Шеф слушал внимательно, не перебивал, ему, в отличие от меня, записывать для памяти не требовалось.
Закончив, я налила из графина воды в стакан и осушила его до донышка.
Понятно
Я повторила манипуляции. Подождав, пока я отставлю посуду, Семен спросил с фальшивым дружелюбием:
Стало быть, по факту у нас в приказе находится арестованная опиумщица, обвиняемая в убийстве госпожи Чиковой, и тело супруга последней?
Именно. Мишкина в этом убийстве призналась, и как только будет возможно продолжить допросы, убийство Блохина
А Чиков?
Что Чиков?
Его застрелил некий мальчишка по фамилии Степанов из вашего револьвера?
Да.
Смысл его вопросов от меня ускользал, потому что буквально пару минут назад я это все другими словами уже излагала. Застрелил в целях самообороны, сам о том пока не знает. И никто не знает, кроме меня, Волкова и приказного извозчика, который тело в морг отвез.
Ноздри Семена Аристарховича гневно раздувались, а глаза метали молнии, я даже о страданиях в испуге позабыла.
То есть начал шеф едко, но тут в дверь постучали, и он громко велел: Войдите!
Ваше превосходительство, Давилов посторонился, впуская посетителя, тут к ее высокоблагородию
Евангелина Романовна! возник на пороге адвокат Хрущ. Доброго вечерочка.
Цепкий его взгляд метнулся от меня к Семену.
Невыразимо счастлив лицезреть, так сказать, воочию великого чародея. Он поклонился. Наслышан, наслышан. Весь Крыжовень новостями бурлит. Андрон Ипатьевич Хрущ, так сказать, адвокат, к услугам вашего превосходительства.
Крестовский кивнул и посмотрел на меня со значением, я привычно подхватила мяч.
Присаживайтесь, предложила гостю, указывая на свободное кресло. Здравствуйте, драгоценный Андрон Ипатьевич. В каком качестве визитируете? Защитником убийцы или распорядителем похорон?
Посетитель поправил траурную повязку у локтя.
Поверенным в делах господина Бобруйского, о покраже заявить явился.
Что похищено? Когда? Кем? изобразила я деловитость.
Адвокат сел вполоборота к столу, на колени его легла кожаная папка.
Из конторского сейфа моего клиента деньги пропали. Сто тысяч рублей ассигнациями. Когда, он не знает, с вересня в тот сейф не заглядывали, а нынче Он достал из папки стопочку бумаг. Номера банковских билетов переписаны.
Я посмотрела на стопку. Адвокат продолжал:
Подозревается в хищении господин Чиков Сергей Павлович.
Крестовский хмыкнул, я похолодела. Только что купец Бобруйский меня переиграл, даже напрягаться не пришлось. О смерти Чикова никто пока не знает, то есть кроме меня, Волкова, приказного извозчика и теперь шефа. Да и узнают, покойник оправдаться не сможет. Номера билетов банковских я, разумеется, сверю, но они сойдутся, к гадалке не ходи. И все, и концы в воду, ниточка, связывающая купца заказчика убийства с исполнителями оборвалась.
Хрущ поглядывал горделиво, вытягивал шею, будто гриф-падальщик из школьного учебника.
Пропал наш Сереженька со всеми деньгами. Вы уж, господа хорошие, непременно злодея арестуйте.
Семен встретился со мною глазами и приподнял саркастически брови, я залилась краской стыда. Сейчас пообещаю «всенепременно» и Делать-то что?!
Какая удача, Андрон Ипатьевич, неожиданно сказал Крестовский, что вы именно сейчас, во время отнюдь уже не присутственное, к нам заглянули.
Простите? Хрущ спросил, а я подумала.
Надеюсь только, шеф развернул на столешнице носовой платок и стал щедро умащивать его ментоловой мазью из жестянки, что плотно поужинать вы не успели.
Простите?..
Тут я мысленным дуэтом с адвокатом не выступала, пропитанный ментолом платок предполагал посещение морга.
Попрошу вас в опознании поучаствовать. Крестовский, лучась дружелюбием, поднялся из-за стола. Евангелина Романовна
Могу пока номера банкнот сверить, предложила я быстро.
Покойников я боялась, шеф об этом прекрасно знал, и в любое другое время от совместного визита к ним воздержаться позволил бы, но не сегодня.
Не трудитесь, улыбнулся он с нежностью, от которой у меня чуть волосы дыбом не встали, использовать чиновницу вашего ранга для столь мелкой конторской работы
Вздохнув, я перегнулась через стол и достала из ящика связку ключей.
Пройдемте, господа.
За конторкой дремал письмоводитель, Давилов же устроился подле арестантской клети, видимо, наше появление прервало его задушевную беседу с давешними забулдыгами.
К покойникам, сообщила я в пространство, и голос предательски дрогнул. Сопровождать не надо.
Ключи не попадали в замочные скважины, руки мелко дрожали. Семен Аристархович вздыхал при виде моей нерасторопности, отвечал на расспросы адвоката общими фразами, оказавшись в подвальном коридоре, раздул ноздри, будто принюхиваясь, похвалил:
Добротные какие казематы. Вы, Евангелина Романовна, не забывайте каждую дверцу за нами запирать, так в приказе положено.
Злоба, всколыхнувшаяся во мне после этих слов, привела меня в чувство. Поучать он меня еще будет!
Всенепременно, ваше превосходительство, это запишу, чтоб запомнить крепко-накрепко.
Хлопнула дверью, заперла, холодно указала:
По коридору прямо. Здесь, изволите видеть, у нас арестантские камеры, а покойницкая в подподвальном помещении.
И вы его, Евангелина Романовна, посещали?
Да как-то времени не нашлось.
А необходимости?
Мне, Семен Аристархович, простой берендийской бабе, ваши чародейские подземные бдения чужды.
Хрущ кашлянул.
Простите великодушно, господа приказные чиновники, но Еще одного платочка от смрада не найдется?
Крестовский отдал ему свой. А разило действительно даже здесь, меня немедленно замутило от сладковатой вони разложения.
Спустившись в конце коридора по трем каменным ступеням, мы оказались в обширном зале. Потолочные светильники, ожившие при нашем появлении, покрывал слой наледи, разводы инея украшали стены, возле которых стояло около десятка простых дощатых столов. Свет был синеватым, неживым и очень ярким.
Какое расточительство, сказал шеф громко, и эхо его голоса пронеслось под низкими сводами, использовать морозный кристалл в это время года.
Дыхание наше застывало у рта, Хрущ прикрывался платком, но никакой вони здесь не ощущалось, вымерзла, не иначе.
Итак Крестовский быстро прошел к единственному столу, на котором, накрытое простыней, лежало тело, прочие были пусты. Андрон Ипатьевич, извольте взглянуть.
От холода пальцы мои примерзли к связке ключей, а зубы стучали. Да, от холода, а вовсе не от страха.
Шеф дернул простыню, я прикусила язык. Адвокат вытянул шею. Чиков лежал на спине, вытянув руки вдоль тела, был он в черном костюме и черном же пальто, застегнутом на груди, на голове нечто похожее на колпак, опущенный до самого подбородка. Этот подбородок торчал к потолку подобно ледяному утесу. Семен потянул колпак, открывая лицо покойника.
Как мы могли заметить, обязательного осмотра тела не проводилось.
Сережа! ахнул сдавленно Хрущ и высморкался в ментоловый платок. Как? Кто? Почему?
Шеф продолжал деловито:
Исходя из видимых повреждений одежной ткани
Подбородок-утес дернулся, покойный Сергей Павлович Чиков сел на столе. Я лишилась чувств на секунду позже Андрона Ипатьевича.
Сережа! ахнул сдавленно Хрущ и высморкался в ментоловый платок. Как? Кто? Почему?
Шеф продолжал деловито:
Исходя из видимых повреждений одежной ткани
Подбородок-утес дернулся, покойный Сергей Павлович Чиков сел на столе. Я лишилась чувств на секунду позже Андрона Ипатьевича.
Волков сызнова нес меня на руках, привычно даже.
Гриня-а, шепнула я сквозь сон, устраивая голову на мужском плече, напортачили мы с тобою изрядно, по всей строгости отвечать придется. Нельзя было Но не боись, всю вину на себя возьму, потому что чином старше и Ты только целоваться сейчас не смей, потому
Замолчите, Попович, шефов баритон влажным холодком щекотал скулу, или я вас на прозекторский стол уложу.
Чего? забившись рыбкою, я скользнула на пол, царапаясь о пуговицы шефова сюртука. Не желаю на прозекторский!
Мы с Крестовским стояли уже в присутственном зале, развлекая арестованных забулдыг и прочую публику. Семен Аристархович скомандовал: