«Плетью обуха не перешибёшь» поговорка исконно русская, но итоги противостояния шотландцев и англичан описывает, пожалуй, вполне сообразно. Как отражают их и эти строки знаменитого шотландского поэта XVIII века: «Шотландец Джонни хоть куда // Был воин, он пошел // Служить английскому двору // За деньги и за стол» (из стихотворения Роберта Бёрнса «Джонни шотландец»). Были послушные судьбе, но нашлись и те, кто не привык сгибаться в неизбежных поклонах новым хозяевам. Дорога таким бескомпромиссным, похоже, была одна прочь из родной земли.
В ходе бескомпромиссной борьбы с англичанами за свою независимость самые родовитые и сведущие в ратном деле шотландцы формировали боевые подразделения, наносили противнику чувствительные удары, а случае поражения вынуждены были покидать отечество. И тогда был один путь в наемники.
Самым главным армейским работодателем шотландцев в Средние века была Франция. Направленный против общего врага Англии, этот многовековой военный блок Франции и Шотландии вошел в историю, как «Старый союз». Один из главных действующих лиц этого военного действа шотландский граф Бьюкен. В 1421 году небольшая шотландская армия численностью 5 000 человек под его командованием под местечком Боже в Западной Франции одержала победу над английскими войсками, возглавляемыми герцогом Кларенсом родным братом короля Генриха. Решающий перевес был достигнут, когда по приказу Бьюкена тридцать отборных шотландских лучников захватили единственный мост через реку Куэнон и некоторое время мужественно сдерживали натиск тяжеловооруженной английской конницы. После этого сражения граф Бьюкен получил в награду от дофина жезл главного коннетабля Франции, и это фактически означало, что он стал главнокомандующим всеми войсками французского принца.
Примечательно, что на страницах огромного свитка, написанного рукой непредвзятой, и, одновременно, непредсказуемой Клио, есть и страницы, посвященные незримому соперничеству шотландцев и швейцарцев за право называться лучшими солдатами Европы.
Вплоть до одного из летних дней 1559 года фортуна была на стороне шотландцев. Однако неуемный азарт французского короля и неудачный удар копьем решили дело не их пользу
Начиналось соперничество шотландских и альпийских горцев с большого преимущества первых. В 1440 году французский король Карл VII учредил особое подразделение телохранителей сотню шотландских конных жандармов, которая была прозвана «Сто шотландских копий». Полторы сотни лет шотландские гвардейцы короля действовали не только на полях сражений, но и в качестве советников и дипломатов. В состав подразделения телохранителей набирались воины из знатных семейств Шотландии Кокбернов, Каннингемов, Гамильтонов, Монтгомери, Синклеров и Стюартов.
Но уже в 70-е годы XV века Людовик XI создает 2-ю и 3-ю французские роты телохранителей, а затем дополняет шотландскую гвардию, являющейся полностью кавалерийской, ротой пехотинцев под названием «Сто швейцарцев», начинающих приобретать к тому времени статус одних из искусных воинов европейского континента. Похоже, по этой же причине, в 1506 году папа римский Юлий II создал пехотное подразделение из 150 швейцарцев, до сих пор остающейся единственным видом вооруженных сил Ватикана.
Шотландская гвардия по-прежнему оставалась основным ядром подразделения телохранителей французского короля, но её политическое влияние на дворцовое окружение монарха стало ослабевать. Положение бесстрашных горцев осложнил трагический случай, произошедший с королем Генрихом II. С 28 по 30 июня 1559 года возле Турнельского дворца в Париже проходил рыцарский турнир, посвященный заключению Като-Камбрезийского мира, положившего конец военному противостоянию Франции и Испании. На второй день состязания Генрих II, потерпевший неудачу в конном поединке с капитаном шотландской гвардии Габриэлем де Монтгомери, потребовал от графа реванша. Гвардеец, заметив взвинченное состояние короля, отказался. Но Генрих настаивал. Во время поединка забрало королевского шлема сдвинулось, и, когда бойцы поравнялись друг с другом, обломок копья Монтгомери попал в монарху в правый глаз. Теряя сознание, король попросил свое окружение не обвинять гвардейца в умышленном убийстве, сказав, что виноват в случившемся был он сам. Через десять дней король скончался, а Монтгомери был отстранен от службы и уехал на родину.
После несчастного случая с Генрихом II, уже при Карле IX в 1563 году произошли кардинальные изменения в службе охраны. Ядро придворной гвардии состояло теперь из двадцати рот фламандцев (по 100 человек) и трех рот швейцарцев (по 200 человек). Однако отметим, что вплоть до отречения от престола в 1830 году последнего из старшей ветви Бурбонов, личные покои французских монархов охраняла именно шотландская гвардия.
Незаурядные воинские навыки, храбрость и предприимчивость шотландцев во все времена ценили и в России: «Зарождение контактов между народами северной части Британского архипелага и жителями восточнославянских земель относится к XIXIII вв. Для этого времени характерен миф о родстве скоттов и скифов; источники фиксируют посещение кельтскими миссионерами восточнославянских земель; воинскую службу в дружине князя Ярослава I Мудрого оркнейского ярла Рёнгвальда I; династические связи Рюриковичей с королевским домом Шотландии. В XIII в. связи между шотландцами и русскими временно прерываются, возрождаясь на новом рубеже: ХV-ХVI в. В XVI в. превратности Ливонской войны приводят наемных шотландских солдат и офицеров сначала в плен, а затем на ратную службу могущественного московского государя. Повелением Ивана Грозного шотландцы расселяются в окрестностях царской столицы, вместе с английскими купцами закладывая основу британской общины, существовавшей в Москве до начала XX в. и окончательно распавшейся уже в советское время в 1920 году» (из автореферата диссертации Олега Ноздрина «Шотландцы в России конца XV начала XVIII веков», 21.09.2001 г.).
Не преуменьшая успехи шотландских эмигрантов в торговой сфере и дипломатии, необходимо отметить все-таки, что наиболее «многочисленной профессиональной категорией российских шотландцев были ратные люди. Начиная от пленных, перешедших на службу к Ивану IV (ок. 1573 г.), иностранцы постоянно фиксируют присутствие шотландских наемников в царском войске. В середине 10-х конце 20-х гг. XVII вв. основным формированием шотландских солдат и офицеров являлась шкотцкая рота бельских немец. В годы Смоленской войны 163234 гг. значительную часть офицерского корпуса московской армии составляли шотландцы, находящиеся под командованием полковника (позднее генерала) А. Лесли. В конце XVII XVIII вв. среди наиболее известных шотландских военных России П. Менезий, П. Гордон, И. Чамберс, Я. и Р. Брюсы, Я. Кейт, В. Фермор, С. Грейг, и др. Будучи одной из старейших, шотландская военная эмиграция не только опередила формирование в России национальных воинских контингентов ряда других народов, но и нередко брала на себя руководство общими силами иноземцев, выступая через своих лидеров представителем всех немцев перед лицом царя» (Там же).
Не преуменьшая успехи шотландских эмигрантов в торговой сфере и дипломатии, необходимо отметить все-таки, что наиболее «многочисленной профессиональной категорией российских шотландцев были ратные люди. Начиная от пленных, перешедших на службу к Ивану IV (ок. 1573 г.), иностранцы постоянно фиксируют присутствие шотландских наемников в царском войске. В середине 10-х конце 20-х гг. XVII вв. основным формированием шотландских солдат и офицеров являлась шкотцкая рота бельских немец. В годы Смоленской войны 163234 гг. значительную часть офицерского корпуса московской армии составляли шотландцы, находящиеся под командованием полковника (позднее генерала) А. Лесли. В конце XVII XVIII вв. среди наиболее известных шотландских военных России П. Менезий, П. Гордон, И. Чамберс, Я. и Р. Брюсы, Я. Кейт, В. Фермор, С. Грейг, и др. Будучи одной из старейших, шотландская военная эмиграция не только опередила формирование в России национальных воинских контингентов ряда других народов, но и нередко брала на себя руководство общими силами иноземцев, выступая через своих лидеров представителем всех немцев перед лицом царя» (Там же).
В глазах русских привлекаемые к военным кампаниям легионеры из далекой Шотландии имели (помимо отваги и отточенных ратных навыков) и еще одно неоспоримое преимущество. В отличие от поляков или шведов, они не являлись для России «историческими» врагами, с которыми постоянно приходилось вступать в военные конфликты из-за территориальных споров. В связи с этим, даже будучи наемными воинами, шотландские солдаты и офицеры воспринимались как надежные защитники российских интересов.
Однако нельзя сказать, что шотландская диаспора была такой уж многочисленной. В шестнадцатом столетии число шотландцев, приехавших в Россию, составляло около сотни человек. В эпоху Смоленской войны 1632 1634 гг. между Русским царством и Речью Посполитой она достигла пикового значения почти четыре тысячи. Во второй половине XVII века опять снизилась до нескольких сотен человек. Несмотря на такие колебания, шотландские эмигранты в течение этих двух столетий уверенно входили по численности в десятку иностранных диаспор, проживающих на территории России.
Во времена царствования Петра I, в начале XVIII века дворянство Российской империи, в отличие от представителей боярских родов в предыдущие столетия, стало без предубеждений принимать в свои ряды представителей шотландских знатных семейств Бальменов, Ферморов, Рамсеев, Дугласов, Брюсов и Огильви.
Но состав шотландской диаспоры пополнялся не только за счет родов с древним генеалогическим древом. Приезжали представители и более низких сословий. Лекари и торговые люди, «солдаты удачи» и оружейных дел мастера, да и просто авантюристы прибывали в Москву и другие крупные российские города в поисках лучшей доли, убегая от религиозной нетерпимости и многочисленных войн, нищеты и бытовой неустроенности. Почти каждый, похоже, хотел сделать на новом месте карьеру, получить стабильный заработок и разбогатеть, а затем вернуться в родную Шотландию «на щите», доказав соотечественникам, что он чего-то стоит. Некоторые, как и задумали, возвращались к диким шотландским скалам, но большинство из них оставались, пускали корни, полюбив эти русские просторы и приютившую их страну.
Отметим, что шотландская диаспора в России сформировалась гораздо раньше, что возникли шотландские поселения в Америке, Австралии и Новой Зеландии. Так что «российский опыт» вполне гармоничной адаптации эмигрантов с севера Британских островов к местным условиям и новой культурной среде, думается, оказался для более поздних волн эмиграции весьма полезным и поучительным.
Конечно, ввиду интеллектуальной подготовки и приемлемого уровня управленческих навыков преимущество для адаптации в новых условиях имели представители шотландского дворянства. С ходу проявив себя на «государевой» службе и на военном поприще, они были отмечены царскими наградами и ощутимыми привилегиями. Уже в семнадцатом столетии регистрируются правительственные документы, подтверждающие наделение шотландских эмигрантов поместными землями (Гамильтоны и Лермонты), передачи им патентов на отдельные виды деятельности (к примеру, семилетняя привилегия для военного инженера Александра Краферта на производство поташа). С XVIII века привычными становятся грамоты о возведении в дворянское достоинство, пожаловании графского или баронского титула (взять хотя бы одного из сподвижников Петра I Якова Брюса или придворного банкира времен царствования Екатерины II Ричарда Сутерланда).