Нестерович справился о здоровье его высокопревосходительства вице-губернатора и, узнав, что оно не внушает опасения (пуля прошла через правое плечо, но легкое не задела), стал прощаться.
Он проводил гонца до самого тракта, сунул ему туесок с клубникой, рассеянно выслушал хмельные слова благодарности и сам, хмельной, уставший от жары и чиновного рвения, вернулся восвояси.
Мог же этот негодяй, этот пархатый подождать до зимы, когда ни грибов, ни ягод нет и весь короткий день можно только тем и заниматься, что ходить по местечку и заглядывать в жидовские рожи: та или не та. А сейчас, когда работы на огороде невпроворот, когда не сегодня завтра буренка отелится, когда он, Нестерович, надумал перекрыть крышу в хлеву (Маркус Фрадкин ему давно распиленные доски привез), сейчас брось все к чертовой бабушке и шныряй, рыскай, ищи. Его превосходительство, слава богу, жив, полежит недельки две в постели, поправится. Так ли уж немедленно, как сказано в депеше, надобно разыскивать этого Янкеля или Мойшу? Ничего не случится, если вздернут его через полгода через год престол не рухнет Престол наверняка не рухнет, а вот грибов на зиму он, Нестерович, не засолит, не засушит, крыша хлева как текла, так и будет течь.
И еще Нестеровичу перед детьми неловко. Разыграл с ними дурацкую сцену, хоть прощения проси. Этого еще не хватало, чтобы они гончими стали, за людьми охотились, да им что жид, что литовец все одно, и те бородачи, и эти, порой и сам не отличишь. Правда, когда служишь в таком скромном чине, можно по части своих верноподданнических чувств и переборщить. Приедет гонец в уезд и доложит исправнику: «Урядник Нестерович даже детей к поимке привлек Сообща пархатого ловить будут!» Дудки! Кого, кого, а детей он в это дело не впутает, впутаешь и будешь потом локти кусать. Коли этот Янкель или Мойша в вице-губернатора стрелял, виселицы не побоялся, то на Ваню и Катюшку патронов и подавно не пожалеет. Как ни дорога похвала исправника, а дети дороже. Они, бедные, и так здесь света белого не видят. Съездят на Покров в город и счастливы батюшку в церкви увидели, со своими в притворе поиграли, речь родную услышали. Ну и везет же ему! Пять лет на Кавказе отгрохал, зубы сломаешь, пока название аула выговоришь, что ни день, то стрельба, погоня. Вернешься, завалишься в постель, только вытянешь ноги, и снова в ружье, и снова по горам да ущельям. Когда сюда перевели, думал: край забитый, тихий, леса, болота, заживу как человек, семьей обзавелся, Лукерья сына родила, Ивана, потом, через два года, Катюшку, вокруг в местечке одни евреи, от них хоть и воняет чесноком, но все-таки не горцы, чеснок не пуля, сморщишь нос от вони, но не умрешь. Литовцы в усадьбах окопались, как кроты, сеют, пашут, на рожон не лезут. Попробовали в шестьдесят третьем, да против графа Муравьева кишка тонка, быстро их усмирили. Кажется, живи да поживай, грибы соли, капусту ставь, варенье вари ан нет, все чего-то требуют, все чего-то хотят, одним равенство подавай, другим школы открой, да откуда царю-государю на всех равенством и школами запастись? Взять немцев, на ихней территории тоже всякие народности проживают, а все немецкое: равенство немецкое, школы немецкие. И никто не бунтует, в вице-губернатора не стреляет, по лесам не бродит.
И тут Нестерович вспомнил сына корчмаря. Вот кто ему поможет! Прыщавый Семен знает всех евреев наперечет: от последнего нищего до Маркуса Фрадкина. Парень он безалаберный, ленивый, но смышленый. Нестерович к нему и раньше подъезжал, но тогда прыщавый Семен ушел от ответа, не сказал ни «да», ни «нет».
В корчму, Ардальон, в корчму, вслух произнес урядник и ускорил шаг. Лишенный возможности командовать полком, или ротой, или, на худой конец, отделением, Нестерович, особенно в подпитии, отдавал приказания самому себе и в такие минуты чувствовал себя не нижним чином уездной полиции, а по меньшей мере фельдмаршалом. В корчму!
Прыщавый Семен уже ходил, но был слаб, лицо его вытянулось, нос заострился.
Все еще хвораем? спросил Нестерович и обхватил руками резную спинку кровати.
Хвораю, хмуро ответил Семен.
В такие дни грех в постели валяться, пробасил урядник. Если валяешься один. И усмехнулся.
Пить будете?
Нет. Гонец из уезда приезжал бутылочку с ним на пару распили.
Подождали бы, пока выздоровею, придушенно сказал прыщавый Семен.
Рад бы, Семен Ешуевич, урядник даже назвал сына корчмаря по отчеству, да дело спешное. Как я уже докладывал, гонец из уезда приезжал депешу привез Покушение на виленского вице-губернатора По всему Северо-Западному краю розыск объявлен.
Я-то при чем? притворился равнодушным прыщавый Семен. Я-то в него не стрелял.
Ваш стрелял.
Ну и что?
Вот я и подумал, Семен Ешуевич: свой своего скорее сцапает.
Свой своего скорее сцапает, но и отпустит скорее, уколол урядника сын корчмаря.
Если свой наш, то не отпустит, осклабился Нестерович. Мы же вроде с тобой договорились?
Договаривались, уточнил прыщавый Семен.
За него и награда назначена, смягчился Нестерович. Пятьсот золотых
Подорожали евреи, пробормотал сын корчмаря. Раньше за них больше сотни не давали. Его превосходительство что, убит?
Ранен.
Жаль.
Кого?
Так я тебе и ответил, пьяная морда, подумал прыщавый Семен.
А делиться как будем? Мне половина и вам половина? Так, что ли?
Мне и четверти хватит, серьезно ответил Нестерович, пораженный собственной щедростью.
А не много ли? презрительно процедил прыщавый Семен.
Поладим как-нибудь, поежился урядник. Только помоги разнюхай разведай
С вами разнюхаешь!.. Чего притащились среди бела дня?
А может, я за водкой.
Еврея можно поймать, но не обмануть. Местечко маленькое Все на виду
Прыщавый Семен играл с ним как кошка с мышкой, и игра доставляла ему странное, почти мучительное удовольствие. Он испытывал ни с чем не сравнимое чувство как бы весь раздваивался, делился, обрастал еще одной кожей, толстой и неуязвимой, за которой, как за крепостной стеной, начинался истинный Семен Мандель.
Вы больше ко мне при свете не приходите.
Слушаюсь, вдруг вырвалось у Нестеровича, и он растерянно уставился на сына корчмаря.
Приметы указаны? нетерпеливо спросил прыщавый Семен, оглядываясь на дверь: не стоит ли там Морта и не подслушивает ли?
Указаны.
Говорите, и побыстрее! Беседа наша и так затянулась.
Сей момент, Семен Ешуевич. Сей момент Дайте только вспомнить Жаль депешу с собой не захватил Там все перечислено Роста среднего Телосложения слабого тщедушного носит бороду
Про ермолку с булавкой ничего не сказано?
Про ермолку с булавкой ничего
Да по вашим приметам подходи к каждому и за шиворот! Не помните особых нет?
Нет. А почему ты, Семен Ешуевич, про ермолку с булавкой спросил? насторожился Нестерович.
Так.
Не ври. Ты зря не спросишь. Давай, брат, по-честному, по-хорошему Сам знаешь: и за укрывательство каторга грозит
Заходил тут один такой в корчму
Бородатый?
И бородатый, и тщедушный Только на убийцу не похож.
Давно заходил?
Перед моей болезнью Недельки две тому назад Я еще с ним повздорил Сидит в углу, смотрит на всех и не пьет Я к нему раз подошел, другой. Спрашиваю: «Тебе налить?» А он: «У меня налито. Разве не видишь?» Смотрю на стол ни кружки, ни стакана. «Что налито?» А он мне и отвечает: «Горя нашего!.. Полная чаша!.. Садись, выпьем вместе!»
Ну? подхлестнул Нестерович прыщавого Семена. Что было дальше?
Дальше? Дальше я его выгнал!
А может, я за водкой.
Еврея можно поймать, но не обмануть. Местечко маленькое Все на виду
Прыщавый Семен играл с ним как кошка с мышкой, и игра доставляла ему странное, почти мучительное удовольствие. Он испытывал ни с чем не сравнимое чувство как бы весь раздваивался, делился, обрастал еще одной кожей, толстой и неуязвимой, за которой, как за крепостной стеной, начинался истинный Семен Мандель.
Вы больше ко мне при свете не приходите.
Слушаюсь, вдруг вырвалось у Нестеровича, и он растерянно уставился на сына корчмаря.
Приметы указаны? нетерпеливо спросил прыщавый Семен, оглядываясь на дверь: не стоит ли там Морта и не подслушивает ли?
Указаны.
Говорите, и побыстрее! Беседа наша и так затянулась.
Сей момент, Семен Ешуевич. Сей момент Дайте только вспомнить Жаль депешу с собой не захватил Там все перечислено Роста среднего Телосложения слабого тщедушного носит бороду
Про ермолку с булавкой ничего не сказано?
Про ермолку с булавкой ничего
Да по вашим приметам подходи к каждому и за шиворот! Не помните особых нет?
Нет. А почему ты, Семен Ешуевич, про ермолку с булавкой спросил? насторожился Нестерович.
Так.
Не ври. Ты зря не спросишь. Давай, брат, по-честному, по-хорошему Сам знаешь: и за укрывательство каторга грозит
Заходил тут один такой в корчму
Бородатый?
И бородатый, и тщедушный Только на убийцу не похож.
Давно заходил?
Перед моей болезнью Недельки две тому назад Я еще с ним повздорил Сидит в углу, смотрит на всех и не пьет Я к нему раз подошел, другой. Спрашиваю: «Тебе налить?» А он: «У меня налито. Разве не видишь?» Смотрю на стол ни кружки, ни стакана. «Что налито?» А он мне и отвечает: «Горя нашего!.. Полная чаша!.. Садись, выпьем вместе!»
Ну? подхлестнул Нестерович прыщавого Семена. Что было дальше?
Дальше? Дальше я его выгнал!
Напрасно, напрасно, огорчился урядник. Надо было посидеть с человеком, отведать с ним того как его «горя вашего»
Из-за него я и слег.
Из-за него? выпучил бесцветные глаза Нестерович.
Проклял он меня. «Трястись тебе, говорит, от лихоманки!» Две недели и трясло меня до сих пор очухаться не могу ноги как из пакли шаг шагну и гнутся
А где он сейчас?
Не знаю Бродит, наверно, по округе Куда ему деваться
Странно, очень странно, пропел Нестерович. Говоришь, на убийцу не похож Но и я, ежели без сапог и мундира, тоже не похож
На убийцу?
Шути, Семен Ешуевич, да не забывайся Сам знаешь: я к вашему племени со всей душой ни одного еще, кажется, не обидел хотя его благородие исправник Нуйкин и даже батюшка в церкви говорят, что вы одна шайка что дай вам волю, вы всю Русь к рукам приберете и германцу под хорошие проценты в аренду сдадите но я своего мнения держусь. Люди, говорю, как люди надобно только указ издать и окрестить всех а крещеных, таких, как литовцы, в православие перевести тогда и порядка больше будет, и покоя
А что, разве крещеные православные в вице-губернаторов не палят?