Раковина. Фантастические рассказы - Кузнецов Леонид Александрович 2 стр.


 Почему же лесорубы ничего не чувствуют, когда деревья пилят?

 А ты их спрашивал? Я вот в стройотряде был когда-то, в студенческие годы. С ребятами железную дорогу в лесу прокладывали. Узкоколейку, чтобы брёвна с лесозаготовок вывозить. Так там приходилось деревья валить. Когда пилишь  бензопила из рук рвётся, зубы её по дереву скользят, того и гляди она из рук вырвется. Тут как-то не до других мыслей. Лишь бы пилу удержать А вот когда дерево начинает медленно-медленно падать, то смотришь на него и грустно становится. Это точно Необъяснимая грусть.

 Ну, а бабочка причём?  перебил меня Шура.

 Притом Я тебе битый час об этом толкую. О связи всех живых существ в природе. И не только живых

 М-да,  покачал головой Шура.  Фантазируешь ты богато Может выбросить её?

 Зачем? Пусть засыхает. Красивая бабочка. Зальёшь её эпоксидной смолой, сделаешь в виде прозрачного кубика, а внутри бабочка. Красиво! Я такую штуку видел. Только внутри стрекоза была.

 Ни к чему всё это,  сказал невпопад Шура.

Он был явно расстроен. Да ещё, наверное, мои разглагольствования повлияли на него. Но я не успокоился и продолжил:

 Но эта бабочка может быть и не простой бабочкой, а исследовательским аппаратом с другой планеты, который замаскировали под неё.

Шура с пьяным изумлением уставился на меня.

 А что ты думаешь,  разошёлся я. Уж если фантазировать, так с размахом.  Проблемой контактов с другими цивилизациями серьёзные учёные давно занимаются. Сигналы к звёздам посылают. А инопланетяне за нами наблюдают с помощью вот таких бабочек, жучков и прочих насекомых. Чем меньше исследовательский аппарат, тем незаметнее для нас.

 Ну, это ты загнул! Она же живая, а не железная

 Значит, её так ловко подделали, что от живой не отличишь.

 Не, не Такого не может быть. Это уж ты слишком завернул. Первое предположение лучше

Мы с ним затеяли бессмысленный пьяный спор, в конце которого выяснили, что начало спора начисто забыли. На этом успокоились и завалились спать.

Утром, когда я с трудом разлепил веки, то увидел Шуру уже одетого и стоящего около бабочки.

 Всё ещё живёт,  сообщил он и ушёл.

Когда я, умывшись и одевшись, стоял, причёсываясь, у зеркала, он вернулся. В сумке у него что-то звякало. Была суббота, я ещё не успел решить, куда сходить развеяться, а Шура уже ставил на стол бутылки пива

 Похмелиться надо. А то башка тяжёлая,  сказал он.

 Думаешь, пиво облегчит её?

 Ну, не облегчит, так внесёт некоторую ясность. Давай садись. Я раздобыл у мужиков из своей группы немного сушёной рыбы,  и он зашуршал газетным свёртком. Ну, как тут было отказаться?

Мы жевали сухую рыбу, очень сильно солёную, и запивали пивом. Шуре снова приснился сон, и он его мне рассказал.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Мы жевали сухую рыбу, очень сильно солёную, и запивали пивом. Шуре снова приснился сон, и он его мне рассказал.

 В этот раз по какому-то тёмному коридору шёл, а впереди голубое пятнышко светилось. И у меня к нему ужасная тяга. Тороплюсь, бегу А стены тесные, и всё теснее и теснее становятся. В конце концов, я застрял. Туда-сюда подёргался  нет, не выбраться. Пятнышко впереди ближе и ближе. Будто само двигается. И вдруг мне в спину как что-то воткнётся! Я даже вспотел. Проснулся  чувствую, что весь мокрый.

 Ну, понятно,  я сразу перехватил нить разговора.  Она тебе свои болевые ощущения передавала. Трезвый ты их плохо принимал, мозг не поддавался А как только алкоголем ослабил его деятельность, так сразу и дошло.

 Но почему только во сне?

 Так всё тело ночью отдыхает и мозг тоже. На него легче всего воздействовать в такие часы.

 Может быть её всё-таки отпустить?  Шура с каким-то смятением посмотрел на бабочку.

 Так и так сдохнет. Лучше подождём. Посмотрим, что дальше тебе будет сниться

 Ага Ты-то ничего, а я после таких снов потом спать не могу. Лежу, ворочаюсь

 Что поделаешь, Шура, исследователь обязан жертвовать собой ради науки. Может быть, мы на пороге великого открытия.

 Но почему я? Почему она на тебя не действует?

 Видимо, твой мозг легче поддаётся её биополю, чем мой. Так что, терпи и жди финала.

 Может, сообщим кому-нибудь?  неуверенно предложил Шура.

 Чтобы нас на смех подняли? Или обозвали шарлатанами? Сначала сами узнаем, а уже потом другим сообщим.

 Она же сдохнет, и вряд ли у меня может повториться тоже самое с другой бабочкой!

 Ну, значит, останется между нами, как парадоксальное явление. Будем вспоминать и смеяться

То, что Шура стал общительным и разговорчивым, мне понравилось. А вот его непонятный страх перед бабочкой смешил

 Да не бойся ты,  засмеялся я, глядя на то, как испуганно Шура смотрит на бабочку.  От комаров ещё никто не умирал.

 Но сходили с ума

 Мне кажется, что тебе это не грозит,  твёрдо сказал я, хотя внутри меня зашевелилось сомнение. Кто его знает, вдруг и взаправду свихнётся? Я же буду виноват.

Но никакие отступленческие мысли не могли охладить моего любопытства. Если Шура меня не разыгрывает, то гипотеза биополя подтверждается. Только, действительно, очень странно, что поле бабочки не действует на меня. Может быть, у Шуры какие-нибудь странности в психике обеспечили такой быстрый контакт? Я же в противоположность ему спал хорошо, никаких снов не видел и никакого страха перед умирающим насекомым не испытывал.

Теперь Шура каждое утро рассказывал мне свои сновидения. Иногда они были обычными, без намёков на бабочку, иногда, вообще, непонятные. Но чаще всего ему снились какие-то кошмары, в которых было много бабочек, синего неба и зелёной земли. В Шуре неожиданно проклюнулся талант рассказчика. Очень подробно, живописно, он пересказывал всё увиденное им во сне. Слушая его, я довольно чётко представлял эти сны, будто сам смотрел их.

Тревожное состояние, как говорил он, не покидало Шуру уже не только в номере, но и в гостинице, где бы он в ней ни находился. И, как говорил Шура, стоило ему только подойти к гостинице ближе двухсот метров, он сразу вспоминал о бабочке, хорошо чувствовал, как она трепещет на иголке и как её больно.

Я посмеивался над его чувствами, но сам с тревогой замечал, что Шура заметно изменился. Он похудел, осунулся, кожа на его лице стала бледной, вокруг глаз появились зелёные круги. Он часто, когда я украдкой подглядывал за ним, смотрел на бабочку, и тогда на его лице появлялась очень сложная гримаса чувств, чаще всего страдание. Будто не бабочка, а он висел на косяке проткнутый иголкой и беспомощно дёргал руками. В эти минут мне становилось жаль его. Несколько раз я предлагал ему выбросить бабочку, но теперь он, со страхом глядя на меня, начинал долго и нудно убеждать не делать этого. Я уставал его слушать и отказывался от своего намерения.

На занятия он ходил исправно и, по-видимому, учился неплохо. Сдал экзамен и получил два зачёта. Я же, в отличие от него, с трудом пересдал свой экзамен, а один зачёт пересдавал четыре раза. Почему-то наука упорно не лезла мне в голову, как я ни старался запихать её туда. И это очень меня нервировало. Казалось, что наоборот, Шура из-за бабочки должен был плохо усваивать то, что было нужно, а получалось, что я из-за них обоих не мог нормально учиться. При удобном случае я решил избавиться от бабочки. К чёрту все эксперименты! Они до добра не доведут! Я почему-то начал бояться, что когда сдохнет бабочка, Шура тоже умрёт. Эта мысль всё чаще и чаще приходила мне в голову.

КОНЕЦ ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ОТРЫВКА

Однажды, когда Шура отсутствовал в номере, я, взбешённый тем, что в голову ничего не лезет, хотел выкинуть бабочку. Но едва я поднёс руку, как она расправила свои красивые крылья и мелко-мелко затрепыхала ими. Как будто от страха

Мне стало её жалко.

 Ладно! Болтайся!  пробормотал я.

Часто по утрам я просыпался от негромкого шёпота Шуры. Чуть приоткрыв глаза, я видел, что он стоит напротив бабочки и шёпотом говорит с ней. Напрягая слух, я попытался разобрать, что он шепчет, но ничего не получалось. Казалось, что шепчет он громко, но ни одного слова я понять не мог. Слышалось только какое-то «Бу-бу-бу»

Определённо он или свихнулся, или бабочка каким-то образом влияла на него. Нужно было, конечно, поставить этот эксперимент на строгую научную основу, проводить в лаборатории, используя очень чувствительную аппаратуру. Но в данный момент ничего такого проделать было нельзя. Я не биолог, этой наукой никогда не увлекался, а знакомые, работающие в этой области, находились в городе, откуда я приехал. Поэтому я решил, что, как только вернусь из командировки, то сразу же расскажу им об этом эксперименте-экспромте, а они пусть сделают соответствующие выводы. В крайнем случае, если им захочется повторить, то адрес Шуры и все его основные анкетные данные я записал, так что вызвать его и всё повторить заново, как мне казалось, особенного труда не представляло. Только вот бабочка Если это, действительно, уникальный экземпляр, то, конечно, ни о каком повторении эксперимента не могло быть и речи.

Я несколько раз очень тщательно осматривал её. Но, имея скудные сведения о насекомых, тем более, о бабочках, ничего странного в ней не обнаружил. Оставалось только предполагать, что по каким-то причинам, биополя Шура и бабочки совпали, отчего и происходят с ним эти странные вещи.

Всегда предполагалась какая-то связь между всеми биологическими существами на Земле. Вся нынешняя земная биомасса, грубо говоря, вышла когда-то из одного белкового раствора первичного океана планеты. Лишь в процессе миллиарднолетней эволюции произошло разделение на животных и растений. Но какая-то связь всё равно осталась. От этого никуда не денешься. Только почему в данном случае она так странно проявилась? Возникало ли у кого-нибудь сострадание от нечаянно или намеренно раздавленной гусеницы, или от вида специально прихлопнутой мухи? Я уже не говорю о комарах и тараканах. Может быть, ненависть к кровососам и паразитам заглушает жалость? Но тогда почему, когда срываем цветок, тоже вряд ли кто чувствует жалость к нему? А это же губится красота Природа  это сплошная загадка. Разрешая раскрывать одни тайны, она порождает вслед за этим массу других загадок. Как цепная реакция возникает лавина информации и загадок

Назад