Ну и почему?
Видишь, Толя, мы с ним по гороскопу Раки, начал Сергей, невольно развеселив настолько, что не смог сдержать улыбку:
И ты, Сережа, веришь в эту галиматью? спросил его.
Напрасно ты так к этому относишься, вполне серьезно продолжил Гарбузов, Мне самому все это сперва показалось галиматьей А присмотрелся, слишком много совпадений Взять, того же Пискунова Да он не может ни рваться к власти. Для нас, Раков, это самая сильная страсть Единственное, что плохо, большинство Раков патологически плохие управленцы.
Думаю, не только Раки, Сережа.
Согласен Но гороскопы, Толя, это вековые наблюдения А со статистикой не поспоришь По себе чувствую. Помнишь, как с Чебурашкой за должность сражался? Топил его по-черному. И ведь понимал, не нужна она мне. Не справлюсь Но Рак есть Рак. Зависть и ослиное упрямство сделали свое дело Хорошо, не вышло. Плюнул, ушел с предприятия. И опять все то же: что ни создам, все проваливаю Вот в шоферах оказался на месте. Но за тобой, Толя, наблюдал с интересом И сейчас наблюдаю Черная зависть Рак все-таки, улыбнулся, наконец, Гарбузов
В обед услышанным от Гарбузова поделился с дочерью, которая чуть ни ежедневно следила за гороскопами и даже зачитывала что-то из газет. Я слушал ее прогнозы о небывалом финансовом успехе, который, якобы, ждет меня в ближайшее время, и смеялся.
Вот, папа, ты не веришь, поэтому и не сбывается, убеждала дочь.
Но ты же веришь, а у тебя тоже не сбывается, оппонировал ей.
Значит, недостаточно верю, оправдывалась Светланка, и продолжала надеяться
Выслушав меня, дочь ничуть не удивилась:
Да я это давно знаю. Мы даже с Котельниковым обсуждали, что слишком много у нас Раковых Туго тебе придется, товарищ директор.
Ничего, как-нибудь справлюсь, рассмеялся я.
Как знать Не хотела тебе говорить, но, посмотрела на меня дочь, Целый заговор против тебя, сказала она и замолчала.
Да ладно, Светик, придумаешь такое, не поверил дочери, С чего ты взяла?
Ежедневно слышу. Они уже открыто говорят, не стесняются.
Кто и что говорит? насторожился я.
Да твой любимый Ганич, сердито сказала дочь, Уже с месяц всех убеждает, что ты не можешь быть директором. Слишком мягкий. Поэтому тебя Пискунов игнорирует А вот сам Пискунов другое дело. Он сможет все организовать как надо.
С чего он взял? Он же ничего не знает, невольно возмутился я.
Вот и ребята так сказали, причем все.
Ну вот, видишь, попробовал успокоить дочь.
А сейчас Ганич другое придумал. Теперь он Гарбузова видит директором.
Гарбузова?
Сергея Ивановича Вот это, говорит, настоящий директор.
Да пусть говорит, махнул я рукой.
Да ты что, папа? возмутилась дочь, Емельянов уже обеими руками «за». Ты, говорит, хороший инженер, а руководитель так себе. Мы, говорит, это не раз на партсобраниях обсуждали в РКК «Энергия» Взял ты его на свою голову, папа.
Действительно, возмутился я откровенной лжи сослуживца.
Что плохо, Коробкин старший все на ус мотает Может и Сергея Львовича убедить, предположила дочь.
Выбрось из головы Сергей Львович хоть и младший, но соображает лучше брата. Он знает, кто чего стоит Пусть говорят. Начнется работа, будет не до разговоров, ответил ей
Я никогда не боялся конкуренции, чувствуя себя на голову выше любого из окружавших людей. Так было в РКК «Энергия». Так было и здесь, на предприятии, которое еще только рождалось, но которое было плоть от плоти моим детищем и ничьим другим.
«Пусть говорят», решил я и надолго забыл о мнимой проблеме
Меж тем офис бурлил в преддверии долгожданного визита наших «специалистов» в Италию. На стене появилась большая карта Европы, у которой постоянно видел, как минимум, одного сотрудника, тщательно изучающего район Венеции. Суетился Ганич, заполняя какие-то анкеты и собирая фотографии и паспорта.
И вот однажды пришел в офис и поразился небывалой тишине. На своем месте были лишь Светлана и Петр.
Уехали?
Только что, ответил Котельников.
А где Ганич?
Поехал провожать.
Часа через три вернулся возбужденный Ганич:
Ну, слава богу, все в порядке, Анатолий Афанасьевич. Улетели без приключений. Устал я за эти дни. Вымотался Поехал домой, отдохну пару дней, сам того не подозревая, бросил Паблик Рэлэйшн вызов моему самолюбию.
Виктор Федорович, зайдите, пожалуйста, пригласил его в кабинет, решившись на серьезный разговор.
Ой, мне некогда, Анатолий Афанасьевич. Выйду на работу, тогда поговорим, заторопился он.
Вольному воля, Виктор Федорович, ответил ему, Отдохнете, приходите за расчетом. Собственно, больше нам не о чем говорить, сказал я больше на публику и ушел в кабинет.
Буквально тут же раздался стук в дверь:
Разрешите, вошел Ганич, Вы извините, Анатолий Афанасьевич, я готов с вами поговорить.
Какое счастье! не удержался я от сарказма, Этот разговор нужен вам, Виктор Федорович, а не мне. Ладно, уж. Проходите, садитесь, пригласил его.
Я понимаю, Анатолий Афанасьевич, что поступил неверно. Каюсь. Приношу свои глубокие извинения. Но так сразу увольнять? Честно говоря, не ожидал от вас, начал он.
А чего вы от меня ожидали? Что проглочу оскорбление?
Какое оскорбление, Анатолий Афанасьевич? Что вы такое говорите? в недоумении посмотрел на меня Ганич.
Самое неприкрытое. Вы нагло заявляете директору, что прогуляете пару дней и при этом отказываетесь от разговора с ним. Что это, как ни вызов?.. Какой руководитель такое стерпит?.. И Пискунов, и Гарбузов вас немедленно бы уволили. И правильно сделали, будь они руководителями. Вы этого достойны.
А чего вы от меня ожидали? Что проглочу оскорбление?
Какое оскорбление, Анатолий Афанасьевич? Что вы такое говорите? в недоумении посмотрел на меня Ганич.
Самое неприкрытое. Вы нагло заявляете директору, что прогуляете пару дней и при этом отказываетесь от разговора с ним. Что это, как ни вызов?.. Какой руководитель такое стерпит?.. И Пискунов, и Гарбузов вас немедленно бы уволили. И правильно сделали, будь они руководителями. Вы этого достойны.
Анатолий Афанасьевич, извините, я не подумал, испугался, наконец, бывший журналист-международник.
Очень метко сказано, продолжил я, А надо бы думать, Виктор Федорович, когда говорите с такими людьми, как Пискунов и Гарбузов Зачем вы их обнадежили? Зачем вы разлагаете коллектив сомнениями в правильности моего руководства?.. Кто вы такой?.. Кто вам дал право судить об этом вслух?.. Чем вы занимались всю вашу жизнь? Собирали сплетни и публиковали в газете?.. Вы хоть проверяли, о чем писали? Наверняка Но то была ваша профессия. Вы поступали так, как вас учили Так вот. Моя профессия управлять людьми, решающими технические задачи. Меня этому учили, как вас журналистике. И я был неплохим учеником. В РКК «Энергия» я создавал новые направления работы и подразделения, которые ту работу успешно выполняли.
Я не сомневаюсь, Анатолий Афанасьевич, вы как-то рассказывали об этом.
Думаете, мне было легко? продолжил, не обращая внимания на его слова, Я продирался сквозь чащобу непонимания и откровенной зависти к моим успехам. Это было на гражданке А в армии я командовал вооруженными людьми, руководил боевым расчетом, готовившим пуски космических ракет. Как вы думаете, я умел командовать, если за время службы по этой части имел только благодарности?
Думаю, умели.
Так что же вы, журналист, делаете скоропалительные выводы о том, в чем не разбираетесь?
Вы извините, Анатолий Афанасьевич, но мы именно так всегда работаем. Наша задача обозначить проблему, а как она будет решена, не наше дело.
Прокукарекал, и трава не расти?
Именно так.
Вы знаете, Виктор Федорович, вы разочаровали меня не только как личность, но и в журналистике в целом, Ганич молчал, опустив голову, Что же с вами делать?
Дайте мне шанс, Анатолий Афанасьевич. Не увольняйте, едва ни плача, попросил вдруг взрослый человек, старше меня по возрасту.
Идите, Виктор Федорович, домой. Завтра жду вас на работе, объявил ему свое решение.
Спасибо, Анатолий Афанасьевич, радостно подхватился он
Прямо с утра Ганич зашел ко мне:
Анатолий Афанасьевич, где бы мы могли поговорить без свидетелей?
В моем кабинете.
Да нет Так, чтоб нам не помешали.
А кто нам может помешать?
Да мало ли.
Да я просто закрою дверь на ключ, а Светлане скажу, чтобы не беспокоили.
После некоторых колебаний Ганич согласился. Что за странные игры в таинственность? Вроде бы вчера наговорились вдоволь. Я терялся в догадках, а Ганич меж тем достал из портфеля бутылку коньяка и начал вынимать бутерброды. Ну и ну.