Данилова З. А. Основные подходы в изучении девиантного поведения
Данилова З. А. д.с.н., профессор Байкальского института природопользования Сибирского отделения РАН
Современные перемены, происходящие в российском обществе, изменили образ жизни и поведение большинства населения. Наряду с позитивными изменениями в России отмечается рост социальных отклонений, негативных девиаций. Сегодня социальные отклонения рассматриваются в рамках национальной безопасности государства, поскольку их рост угрожает стабильному существованию страны, способствует деструктивным социальным отношениям.
В предлагаемом сообщении рассмотрены основные подходы в изучении отклоняющегося поведения. Различные формы девиаций в зарубежной и отечественной литературе рассматривались усилиями разных специалистов.
Объяснение природы девиантного поведения осуществляется на основе социально-психологических концепций: аномии Э. Дюркгейма, Р. Мертона, теории подражания Г. Тарда, психоанализа К. Лоренца, агрессии Э. Фромма, Дж. Долларда, теории конфликта и др. Важное методологическое значение в изучении деструктивных отклонений имеют положения Дюркгейма о поведении личности, детерминированной социальной средой: вследствие процессов дезинтеграции, выражающихся в состоянии аномии, происходит распад системы норм, которые гарантируют общественный порядок. Отсутствие четкой моральной регуляции поведения индивидов способствует росту различных форм негативных девиаций, в том числе самоубийств.[6]
В отличие от Э. Дюркгейма, рассматривающего рост девиаций в кризисном социуме, Р. Мертон изучал социальные отклонения в относительно стабильном обществе. Возникновение состояние аномии в обществе по Р. Мертону происходит вследствие нарушения равновесия между целями и социально ободряемыми средствами их достижения. В зависимости от вариантов сочетания отношения к целям и избираемым для этого средствам Р. Мертон выделяет типы поведения: конформизм, инновации, ритуализм, ретритизм, бунт.[7]
Согласно «теории подражания» Г. Тарда[8] человек не рождается преступником, а становится им, поддаваясь заразительной силе примера. Особенно внушению подвергаются подростки, у которых подражание чувственным, эмоциональным реакциям играет более важную роль, чем подражание интеллектуальным проявлениям.
Накопившаяся в человеке энергия, или агрессия, находит выход не только в виде позитивных, но и разрушительных, деструктивных импульсов. По мнению выдающегося этнолога К. Лоренца, агрессивный компонент присутствует у всех живых существ, является врожденным инстинктом в борьбе за выживание и помогает приспосабливаться к окружающей среде.
Согласно «теории подражания» Г. Тарда[8] человек не рождается преступником, а становится им, поддаваясь заразительной силе примера. Особенно внушению подвергаются подростки, у которых подражание чувственным, эмоциональным реакциям играет более важную роль, чем подражание интеллектуальным проявлениям.
Накопившаяся в человеке энергия, или агрессия, находит выход не только в виде позитивных, но и разрушительных, деструктивных импульсов. По мнению выдающегося этнолога К. Лоренца, агрессивный компонент присутствует у всех живых существ, является врожденным инстинктом в борьбе за выживание и помогает приспосабливаться к окружающей среде.
Э. Фромм, рассматривая девиацию с биосоциальных позиций, критично относится к тезису о филогенетических корнях агрессии, о запрограммированности (врожденном инстинкте) в человеке деструктивного поведения. «Если мы не знаем социальный статус его (индивида курсив наш) и его семьи в рамках общественной системы и дух этой системы, то мы не можем понять, почему некоторые черты характера такие глубинные и такие устойчивые и так глубоко укоренились».[9] Он приходит к выводу, что человек не является разрушителем по самой своей природе, именно история совратила его, породив в нем погибельные страсти. Присущая человеку деструктивность, по Э. Фромму, это благоприобретенное свойство, и истоки нравственности, равно как и деструктивности, следует искать в человеческой свободе. Именно задушенная внутренняя свобода рождает синдромы насилия.
Исчерпывающий обзор теорий, разнообразных экспериментальных подходов агрессивного поведения дан в фундаментальном труде «Агрессия» Р. Бэрона и Д. Ричардсона, где особое внимание уделяется социальным детерминантам агрессии на основе многочисленных результатов исследования процесса социализации, социального научения и онтогенетического развития личности.
Авторы, в частности, утверждают, что «специфический характер межличностных взаимодействий в семьях, из которых выходят высокоагрессивные дети, приводит к постепенному, идущему как бы по расширяющейся спирали, освоению и закреплению агрессивного поведенческого стереотипа, воспроизводящегося снова и снова в разнообразных ситуациях межличностного взаимодействия».[10]
Р. Бэрон и Д. Ричардсон отвергают взгляды социобиологов о том, что человеческая агрессия находится вне нашего контроля, является неотъемлемым элементом человеческой натуры. Если люди «действительно обладают врожденной склонностью к агрессии, это отнюдь не означает, что агрессивное поведение обязательно должно актуализироваться».[11]
В заключение они приходят к оптимистическому выводу об управляемости агрессивного поведения: агрессия не является абсолютно иррациональной и неуправляемой стихийной силой.
Классик психологии агрессии Л. Берковиц рассматривал влияние ситуации на агрессивное поведение, применяя лабораторные эксперименты, полевые интервью с людьми, совершившими насильственные преступления. Рассматривая внутренние психологические процессы, способствующие агрессивному поведению или ограничивающие его, Л. Берковиц убежден, что экономические и др. факторы сами по себе не приводят к отклонениям, преступлению и насилию. В частности, «бедность является фактором риска, условием, которое повышает вероятность антисоциального поведения, но не обязательно его порождает».[12] Стрессы и психические напряжения, порождаемые бедностью, существенно способствуют развитию и утверждению агрессивных наклонностей. К тому же «вероятность того, что какой-то один фактор породит в данной ситуации вспышку насилия, чрезвычайно мала. Очевидно, должно присутствовать несколько условий, чтобы они привели к нападению».[13]
Корни деструктивного поведения следует искать и в теории конфликта, синтезирующего фрагменты различных подходов (марксизм, веберианство, структурный функционализм). Конфликтная теоретическая модель К. Маркса основана на неравенстве в обществе и негативном влиянии такого неравенства на людей, противоречиях интересов имущих и неимущих. В рамках марксовой теории аспекты экономической системы рассматриваются как важнейшие для определения природы общества и характеристики социального поведения.
Деструктивное, девиантное поведение сегодня во многом объясняется наличием резкого социального неравенства в обществе, ростом противоречий между, например, «новыми русскими» или «новыми бурятами» и значительной массой населения, живущей за чертой бедности. Однако эта теория не признает ценности солидарности и сотрудничества как способа достижения социальных перемен или общественного прогресса. Убеждение, что именно конфликт, а не сплоченность олицетворяет отношения власти между различными группами в обществе сегодня характерно для российского политического истеблишмента.
Деструктивное, девиантное поведение сегодня во многом объясняется наличием резкого социального неравенства в обществе, ростом противоречий между, например, «новыми русскими» или «новыми бурятами» и значительной массой населения, живущей за чертой бедности. Однако эта теория не признает ценности солидарности и сотрудничества как способа достижения социальных перемен или общественного прогресса. Убеждение, что именно конфликт, а не сплоченность олицетворяет отношения власти между различными группами в обществе сегодня характерно для российского политического истеблишмента.
Зарубежные конфликтологи (Р. Дарендорф, Дж. Рекс, Д. Локвуд, А. Ньюби и др.) считают марксистское понимание класса, детерминирующее воздействие экономической ситуации не единственными мотивами деструктивного поведения. Отмечаются попытки синтеза экономического (К. Маркса) и культурного детерменизма (М. Вебера), развиваются положения о причинном воздействии неэкономических, идеальных факторов ценностей, норм, традиций и т. д.
По мнению Р. Дарендорфа, чисто марксистская интерпретация конфликта с позиции классовой борьбы невозможна, поскольку класс определяется не только по отношению к производству и собственности, но и по отношению к распределению и господству. В социальном мире, по Р. Дарендорфу, действует множество групп, борющихся друг с другом, возникающих, исчезающих, создающих и разрушающих альянсы. Соглашаясь с Парсонсом, что функция власти состоит в поддержании целостности, сохранении согласованности ценностей и норм, он выделяет неинтегративный аспект власти, порождающий конфликты. «Обладающий властью или влиянием заинтересован в сохранении status quo; не обладающий ими заинтересован в их перераспределении, в изменении существующего положения».[14] В целом, по Р. Дарендорфу, ролевая структура порождает одновременно и солидарные, и конфликтные интересы.
В противовес теории «социального порядка» Дж. Рекс строит собственную модель, ориентирующуюся на то, что ценностное единство перестает быть достаточным для предотвращения конфликта между личностями. Он сводит на нет значимость нормативно-ценностных аспектов жизни общества, представляя человеческую деятельность как рационально-прагматический акт. Отрицая существование целостной культуры общества как основы неформального социального контроля, Дж. Рекс описывает социальные изменения как продукт серии властных конфликтов между отдельными группами, над которыми нет ни дифференцированных социальных институтов, ни духовно-ценностных систем, осуществляющих контроль. Стабильность, по Дж. Рексу, есть следствие непрерывного конфликта и сопутствующего этому конфликту подавления недовольства низших слоев высшими.[15]
Социальные отклонения изучаются и с позиций депривации неравенства доступа к социальным гарантиям, сравнения своих социальных условий с социальными условиями других индивидов или групп, теории растущих ожиданий (относительной депривации). Состояние когнитивного дисбаланса (разрыв между ожиданиями и возможностями их удовлетворения), обманутые ожидания вызывают фрустрации, депрессии, обуславливают рост социального напряжения, деструктивного поведения, ведущие при определенных условиях к социальному взрыву системы.