А что он ещё умел делать? С первого дня уральской пулемётной школы в истинные шестнадцать, а не добавленные для военкомата восемнадцать и до порога этого старого особняка стрелять, ежедневно стрелять и не думать о том, куда летят выпущенные тобой пули. Расплата всё равно придёт он не формулировал, но точно знал не от других, не из книг ниоткуда! Он чувствовал это, но до поры заглушал и топил в повседневной тяготе, и теперь, после вынужденного перерыва, с первого выстрела здесь, у Михалыча, понял, что это его дело, что это он действительно умеет. И ещё он знал, стоя тут, что этот «циркуль» никогда не выпустит его из своей круговой орбиты, никогда не даст отдыха и забвения, что не случайно судьба привела его сюда, что всю жизнь он назначен стоять у окна и выбирать позицию, как было на своей отбитой у немцев орловской земле и в чужом безвинном европейском городишке
Жаворонок
Во влажный запах прибрежных мостков умещалось теперь всё Мишкино детство. Он сбегал поутру с пригорка по тропинке между деревьями, осторожно ступал шага два по чёрным скользким доскам и смотрел сначала под ноги как в щели между ними внизу блестела вода, а потом вдаль, где эти доски начинали расплываться в тумане, поднимающемся от озера. Что-то кричал ему дрозд с берега, воробьи дрались на песке, но он не обращал никакого внимания стоял, замерев, ждал и впитывал запах: втягивал воздух ноздрями, казалось даже, самой кожей. Туман запутывался в его волосах, майка навлажнялась невидимыми капельками, и холод пробегал по телу, проверяя, куда ещё не пробрался, в каком уголке не застрял, хоть ненадолго, чтобы погреться
Затем он сразу сбрасывал штаны, рубашку и осторожно ступал по скользкому, чтобы не упасть, доходил до середины мостка, поворачивался лицом к воде и плюхался в неё. Сначала казалось, что дыхание остановилось, а когда голова показывалась над поверхностью, телу становилось тепло-тепло и долго не хотелось вылезать
Плавать Мишка не умеет, поэтому и не идёт до конца мостков. Там с головкой и дна не достанешь, а тут можно стоять на гладком песке, большим пальцем выкапывать в нём обкатанный камешек и, замерев, слушать: по воде далеко звук летит Сначала тонкий скрип, будто чайка, когда ссорится, «кри-и, кри-и», потом еле-еле слышно: «пыл-плыл, пыл-плыл» это плицы вёсел по воде шлёпают; потом уж совсем близко вода по щекам лодки возле носа плюх-плюх-плюх-плюх ходко идёт. И вот она вдруг разом выросла метрах в пяти, а Мишка раз и головой под мостки, чуть колени согнул и стой себе сколько хочешь, наблюдай голова между водой и досками.
Лодка бортом по мостику ширк-ширк, потом днищем по песку и встала А Мишка с другой стороны настила вылез и смотрит ей в спину Тольваныч ноги за борт и прямо в воду, штанины до колена закатаны Сперва вёсла вынес, на попа у дуба поставил, за садком вернулся, а улов в ведре Мишка сложил ладонь лодочкой и плюхнул по воде очень гулко получается. Обернулся рыбак и смотрит:
Ты что ж, мил человек, меня ожидал, позволь спросить?
Не-а я зарядку делаю улыбается Мишка.
А! Понятно, понятно Ты бы не застыл, мил человек, потому что подведёшь меня страшенно Сказать тебе даже не могу как. А если насчёт рыбы пожалуйста, пойдём посмотрим, какова нынче
Но Мишка не идёт к Тольванычу, потому что не может смотреть на грустную рыбу в ведре Однажды он так весь улов-то и выпустил. Оставили ведро рыбаки чужие на берегу на солнце чего оставили, куда ходили?.. Подошёл он, да как увидел серые рыбьи глаза влажные точь-в-точь будто они плачут там, ухватился за проволочную ручку и стал волочить по песку ведро канаву прокопал полукруглым краем днища, а как вода озёрная подбивать стала ведро и тащить стало легче, он его прямо на глубину заволок и притопил Рыбы-то не поверили сразу такому счастью, толкутся, глупые, в стенки тыкаются, никак понять не могут, откуда свежей струёй потянуло. Тогда Мишка чуть наклонил край ведра и они бегом! По одной, по одной безо всякого шума-плеска, только хвостами на прощанье раз-раз и нету. Потом его чуть не прибили те, когда вернулись От матери тоже попало нажаловались, конечно, мол, хулиганство А он и спорить не стал А на всякие хитрости и обманки живое-то вытягивать так, что дышать нечем, это что? Хулиганство-хулиганство
Ты, значит, как уговорились, слышь, Миш, не подведи А то прошлый раз, когда мать в город тебя возила, так и вечер пустой был Вот те честное слово
Какое? интересуется Мишка.
Ну, какое? Моё. Хошь? Мужское! Хошь? Рыбацкое
Рыбацкое не хочу А уже припекает Тольваныч, а мы как на мотоцикле опять?
Чего тарахтеть зря. Тут пройти-то с полкил`ометра Ты бы обтёрся, а то весь пошёл пупырчиками, как гусак. Голос-то беречь, мил человек, надо, это ведь от Бога дар, не всякому А хочешь, пойдём чайку с мёдом или ушицы вчерашней с полмисочки?
Пошли, соглашается Мишка и идёт рядом, только не с той стороны, где ведро
Дружба у них странная и случайная вышла. Началась она в прошлом году, когда появились тут, в глухом углу, мать с мальчишкой в начале лета, вроде чужие, пришлые. Остановились у Петелихи Да тут и домов-то по пальцам пересчитать: деревня с конца двадцатых хиреть стала Богатая была, усадьба барская на взгорке в дубах стояла. С неё начали. Зачем сожгли? Ну разграбили, растащили ещё понять можно, а сожгли зачем? Да и барин не злой был но свели счёты. Потом всех раскулачили: сказали, что гнездо здесь кулаки свили Всех в кулаки записали А тут войны одна за другой. Три войны подряд Мужиков ушедших по пальцам сосчитать, кто вернулся Двоих потом свои забрали, как после ясно стало, навсегда, за то, что в плену были. За 10 лет никого не осталось. После ещё бригадира Тимонина посадили, Пашу Берегового сказали, шпионы На пустые места мало людей потянулось. Бабы, кто выжили, к детям куда-то подались, вдовы, что смогли судьбу устроить, тоже с мест снялись. Он и сам неместный соседский Всё это на его веку случилось.
Бобылём жить трудно С детства у него один глаз слепой был, потому и выжил. На войну не взяли, а жениться не успел Вот как стало к старости клониться время, он и решился, из соседней деревни перебрался. Городок тут, правда, недалеко, а ехать неудобно: так бы рыбки наловить да продать, а на дорогу потратишься. А здесь продать некому. Наловишь, наловишь в три горла есть не будешь. Одной соседке отнесёт Прасковья, другой Сам он стесняется, такой человек
Как-то вечером сидел он с баяном в избе, наигрывал, вдруг за раскрытым окном обнаружился шорох непонятный. Выглянул он и увидел мальчика. Ты чего, мол, и зазвал его в комнату, стал расспрашивать, мёдом своим угощать майским так и познакомились. А после чаю взялся он опять за баян, да просто так и сказал: «Ты, подпевай мне Песни-то какие-нибудь знаешь?» А когда мальчишечка запел, он вдруг напрягся весь и даже играть стал тише, чтоб не заглушать его. Такая пошла у Мишки линия высокая и чистая, что, казалось, стаканы на полке отзванивают. И чего только не знал он! И «Тёмную ночь», и «Летят перелётные птицы», и «Ой, Самара городок», а когда завёл «Ой, да ты, кали-и-и-и-и-ну-ушка, ой, да ты, мали-и-и-ну-ушка», почувствовал взрослый человек, что слёзы у него сейчас побегут из глаз и смахнуть их не удастся руки заняты, только что в плечо пиджака упереться на сторону да на другую и промокнуть их Откуда такой колоколец в горле у мальчишки появиться может ни натуги, ни трещинки! Как возьмёт звук, он у него горошком в горле катается да в другой звук так плавно перетекает ни перерыва, ни вздоха «Мил человек, ты дыши хоть, не забывай», хотел он сказать, да осёкся: какие тут советы, когда дух захватывает А мальчишка запыхается, наберёт в себя запасу побольше и опять как заведёт Только по радио, может, и слыхал он такое душевное пение. Но здесь-то живое, рядом
Миш, а Миш, тебе учиться надо!
А я и пойду в школу осенью, согласился Мишка.
Да я не про такую учёбу говорю! Тебе надо петь учиться!
А что, разве так нельзя? Разве петь учатся?
Э, мил человек! А как же, это наука большая! В консерваторию тебе надо! Там и грамота музыкальная ноты, значит, и профессор тебя учить будет. В Москву надо
Нет, Мишка не согласился. Я самолёты буду строить.
Почему самолёты? У тебя что же, мечта такая?
Да, чтобы они не разбивались.
Разве так уж и бьются?
Бьются сильно
Кто ж тебе сказал такое? Да у нас знаешь какие самолёты, лучшие в мире Может, у тебя отец самолёты строит?
Нет. Он разбился. Построили самолёт, а он его испытывал A я такой построю, чтоб никогда не разбивался
Эх, вот оно что!.. Ну прости, мил человек, хорошая мечта у тебя. Сколько ж тебе людей спасибо скажут И отца непременно жалко. А только голос-то редкостный у тебя. Ты мать-то, маму, мил человек, попроси пусть тебя умным людям покажет. Они то же скажут Вот был бы я не самоучка, и жизнь у меня была б другая, музыкальная! Да когда учиться-то было? Война да война А сам попытался, знаешь, я и самоучитель купил Книгу такую с объяснениями и нотами, но духу не хватило Работать надо, уставал очень, а чтоб по-нотному играть, надо учиться много самому освоить просто немыслимо
Кто ж тебе сказал такое? Да у нас знаешь какие самолёты, лучшие в мире Может, у тебя отец самолёты строит?
Нет. Он разбился. Построили самолёт, а он его испытывал A я такой построю, чтоб никогда не разбивался
Эх, вот оно что!.. Ну прости, мил человек, хорошая мечта у тебя. Сколько ж тебе людей спасибо скажут И отца непременно жалко. А только голос-то редкостный у тебя. Ты мать-то, маму, мил человек, попроси пусть тебя умным людям покажет. Они то же скажут Вот был бы я не самоучка, и жизнь у меня была б другая, музыкальная! Да когда учиться-то было? Война да война А сам попытался, знаешь, я и самоучитель купил Книгу такую с объяснениями и нотами, но духу не хватило Работать надо, уставал очень, а чтоб по-нотному играть, надо учиться много самому освоить просто немыслимо
Вот так и началась их дружба в прошлом году. Само собой вышло: что ни вечер у них спевка. Сначала вдвоём были. За неделю весь запас Мишкин перепели. А тут как раз и выяснили они, что уже несколько дней, как приходят местные бабы со своими стульчиками да скамеечками. Садятся укромно за разросшейся акацией, чтоб не смущать артиста, значит, и слушают А когда песни повторяться часто стали запас иссякать вздумал, они приметили и начали помощь предлагать да подсказывать. И пошла такая в деревне жизнь по вечерам, что со всех огородов да дворов не к телевизору спешили одиночество коротать, а на Мишкин голос
В соседнем Глухове, такой же бедолажной полупустой деревеньке, с полверсты, не больше и там прослышали про их затеи Потянулись любители
А на этот год и сами они Мишка с Анатолием Иванычем стали на выходе выступать. Закроет Анатолий Иванович свой баян полный в чёрный выгнутый да скошенный футляр, ремень в ручку и на плечо А идти по-над озером дубовой рощей красоты наглядятся по дороге, вроде специально, чтоб потом её всю и выпеть на разные мелодии.
Никуда, конечно, мама Мишку не показала после первого лета, хотя говорили ей и в городе. Огорчился Тольваныч, когда узнал, да помалкивал не набрался смелости чужой женщине советы давать, только погрустнел как-то: чем он Мишку подпереть мог? Петь-то славно, конечно, и душе хорошо, да пареньку бы время не упустить. Своих детей не имел он и теперь переживал за чужого, словно сказать ему хотел, что сыну бы сказал: я не смог, а ты дерзни, раз тебя Бог отметил А такой талант всем заметен был.