Вот, пожелаю-ка я мира и солнечного света в души людей! Пожелаю вменяемых правителей и возвращения государства, отсутствие пресловутых норм ГТО, которые и в Советах-то вызывали гомерический смех. Пожелаю государственных комнат для скитальцев, квартирантов не могущих купить жилье! Пускай, в общежитиях, но чтобы была крыша над головой, небольшая плата за коммуналку и возможность приобрести от предприятий, фабрик, заводов в рассрочку квартиру, дом. Пойду дальше в своих сказочных пожеланиях. Пущай, правительство озаботится сельским вопросом и построит кирпичные дома, а ключи с документами предложит в бесплатное пользование крестьянам, вынужденным сейчас терпеть лишения в городских трущобах! Ох, как наполнятся тогда наши селения и как весело зазвучат гармони, затопают каблучками блестящих туфель сельские модницы, распевая народные частушки!
Не хочу войны, не хочу голодовать и вздрагивать от гула самолетов в небе, хочу немного пожить, съездить, наконец, на море; поорать в горах; увидеть Байкал и умереть. Вполне человеческие желания, не правда ли? Но отчего дрожит рука, сжимая бокал с шампанским, отчего на глаза наворачиваются слезы, неужели от неверия в подобное будущее!..
Балагур
Максим Лычков очень любил поплясать. Как говорится, хлебом не корми. Танцевал он на всех свадьбах, днях рождениях, юбилеях своего родного поселка с символическим названием «Плясуны».
Бил чечетку на концертах, в клубе и конечно, сопровождал свой выход частушками, чаще матерными, о чем неоднократно, в самой строгой форме был предупрежден участковым милиционером.
Лычков не знал, что с ним, не ведал. Иных также сильно тянет выпить, как его тянуло плясать. Он и по улице не шел, а пританцовывал, нередко догоняя доярок, спешащих на ферму, распахивал руки, верезжал: «Эх, девки!»
На что девки толкались и вообще вели себя с ним грубо. Причиной такого поведения женского пола была ненадежная политика жизни Лычкова, балагур он и есть, балагур, рассуждали они.
Работал Максим в автохозяйстве поселка, чинил трактора и грузовики, вышедшие из строя. Окружали его, в основном, угрюмые, деловитые механики в разговорах, которых можно было услышать лишь два ведущих слова, определяющих всю их жизнь: «самогон» и «бабы».
На Лычкова они смотрели с прищуром и, махнув рукой, всегда твердили: «балагур».
Но тут объявили районный конкурс народных талантов, и взволнованная заведующая поселковым клубом выпросила Максима у начальства.
В праздничном костюме, начищенных до зеркального блеска сапогах Лычков отбив чечетку на сцене дворца культуры в соседнем городке, одержал победу.
Эвон! обступили почетную грамоту в деревянной рамочке, подвешенную на гвоздик, на стену «славы», в клубе, поселковые старожилы. Бумажку дали!
Через месяц, в областном конкурсе народных талантов Лычкову вручили грамоту и подарили в качестве первого приза новенький самовар.
Грамоту он отдал торжествующей заведующей клуба, а самовар пришли к нему в дом заценить все кумушки поселка.
Махонький! глядя на сверкающий чистыми боками самовар водруженный на манер хрустальной вазы на самый верх серванта, отозвалась одна трещотка.
В дело не подходящий! объявила другая.
Мать Максима не знавшая, как и услужить «дорогим» гостям, поила их чаем из старого большого угольного самовара.
Так он еще и электрический! скривилась третья, осмотрев лычковский приз, обнаружила провод с вилкой свернутый у ножек самовара.
Волей народа, возмущенного хлипкими призами, Максима отправили на всесоюзный конкурс народных талантов. Переживали жутко, даже угрюмые механики, отложив дела, крутили ручки настройки у старенького радиоприемника.
Лычков занял второе место и привез в поселок не только грамоту, но и телевизор!
В дело не подходящий! объявила другая.
Мать Максима не знавшая, как и услужить «дорогим» гостям, поила их чаем из старого большого угольного самовара.
Так он еще и электрический! скривилась третья, осмотрев лычковский приз, обнаружила провод с вилкой свернутый у ножек самовара.
Волей народа, возмущенного хлипкими призами, Максима отправили на всесоюзный конкурс народных талантов. Переживали жутко, даже угрюмые механики, отложив дела, крутили ручки настройки у старенького радиоприемника.
Лычков занял второе место и привез в поселок не только грамоту, но и телевизор!
В доме у Лычковых было теперь не протолкнуться. Телевизор одобрили, тем более и антенну местный радиомеханик сбацал, какую надо. Показывал телевизор исправно, можно было смотреть новости. Смотреть, а не слушать по радио, как раньше.
Молодец! трясли руку Лычкову старожилы. Ни у кого в поселке такой техники и не видывали, а за первое место что дали?
И узнав о запорожце, уехавшем за ловким лошкарем в сибирскую деревню, помрачнели.
Зачем им там «Запорожец» в снегах? Глядишь, и нам бы пригодился! возмущенно гудели они.
На следующий год Лычков одержал победу и занял первое место на всесоюзном конкурсе народных талантов, встречали Максима всем поселком и, передавая заведующей клубом очередную почетную грамоту, поселковые кумушки советовали:
Прибей бумажку-то понадежней, а то, как бы, мужики на цигарки не растащили!
Она из дурного материала сделана, отмахивались старожилы, кто на нее позарится!
И любовно охаживали, гладили первый приз новенький «Жигули».
Вот это балагур, чесали в затылках механики автохозяйства, натанцевал автокралю!
Впору жениться! хохотали доярки, подталкивая красного от смущения Лычкова. Выбирай невест!
И Максим взглядывал робко на одну, скромную, тихую, с длинной русой косой. Одним словом, лапушку.
Через несколько месяцев отгуляли свадьбу и вот удивительно, на своей собственной свадебке Максим не отплясывал, лихие коленца не выкидывал, чечетку не бил.
Остепенился наш балагур, решили люди и добавили, перечисляя заработанные им призы, но при этом почему-то напрочь забывая о почетных грамотах, пылившихся под стеклом, на стене «славы», в клубе. Вот интересно, почему, а?
Экстрасенс
Имена, равно, как и фамилии участников рассказа изменены
Ранним утром, Григорий Иванович Терехов, пенсионер со стажем, пришёл на пристань, залил в мотор своего катера горючего и завел мотор с первой же попытки.
Молодец, похвалил он, вспоминая многочисленные поломки старенького лодочного мотора.
Проплывая по течению между склонившимися к воде плакучими ивами, Григорий Иванович по привычке принялся разговаривать вслух, обращаясь, в том числе и к катеру, ровно рассекавшему спокойные воды реки, но внимание его неожиданно привлек предмет, покачивающийся на волнах, возле берега и, приняв решение, отчего-то внутренне сжавшись, Терехов повернул ручку управления.
Что происходит? спросил он у трупа, лежавшего в воде лицом вниз.
Теперь рыбалить нет смысла, решил Григорий Иванович и, выудив из верхнего кармашка камуфляжной куртки сотовый телефон, позвонил в полицию.
Убили тебя или сам утонул? спросил он у трупа.
По его лицу проскользнула тень сомнения.
По пьяни, говоришь, никого не винишь, и принялся горячо ругаться.
Спасибо вам, поблагодарили Терехова полицейские и попытались спровадить пенсионера, но Григорий Иванович не отступил.
Из-за двадцати рублей убить человека, негодовал он, жестикулируя из катера, причаленного к берегу.
Полицейские рассеянно слушали, между делом, составляя протокол и делая необходимые фотоснимки.
Он, то бишь, Вячеслав Грибов попросил взаймы денег: «Будь другом, дай двадцатку до получки!» А после забыл отдать.
Дежурный следователь устроился с протоколом на раскладном стульчике. Поеживаясь от холода, записывал негнущимися пальцами предварительные показания дежурного судмедэксперта, чувствуя такую сонливость, что едва мог моргать.
Товарищ следователь, обратился к нему молоденький полицейский из ночного патруля, а свидетель убитого знает!
Кое-как стряхнув остатки сна, следователь взглянул на Терехова.
Убил за двадцатку и спит спокойно, тут же сказал Григорий Иванович дрогнувшим голосом и шагнул из катера на берег.
Вы были знакомы с убитым? строго спросил следователь.
Убийца рядом живет, пошли, покажу. След хороший оставил. Мысли грязные, так и сочатся кровью и гноем, фу-фу!
Сплюнул с гримасой отвращения Терехов.
Подумав, следователь встал, вместе с двумя оперативниками тронулся вслед за Григорием Ивановичем.
По дороге они не разговаривали, говорил один Терехов:
Вернулся, переоделся, окровавленную одежду в угол кухни бросил, разорвал чистую рубашку на полосы, плотно забинтовал руку. Нож бросил в раковину. Потом налил в стакан водки, нарезал черствого хлеба, поев, попив, спать завалился.
Следователь остановился, с изумлением поглядел на Терехова:
Откуда вы это знаете?
Григорий Иванович досадливо поморщился:
Постоянный вопрос. Давайте, шире шаг, поймаем убийцу, премию вам выпишут за скоростное раскрытие дела.
Но к удивлению пенсионера, следователь встал на тропинке, что вела к дому убийцы, и уперся в него требовательным, непреклонным взглядом:
Вы знакомы с убитым и убийцей?
Нет, попытался объяснить Терехов и замычал, подбирая слова, стараясь выразиться поточнее, я экстрасенс!
Увидев странное выражение на лице следователя, заторопился:
В органах не работаю, хотя лет десять назад помогал раскрыть серийное преступление.
Следователь переступил с ноги на ногу, щеки у него загорелись, глаза заблестели азартным блеском.
Если вы, экстрасенс, может, скажете, как меня зовут?
Владимир Владимирович Ракитин, без запинки, глядя ему в глаза, ответил экстрасенс.
Во дает! удивился один из оперативников.
Задумавшись, Ракитин смотрел куда-то, минуя столпившиеся стволы деревьев, в пространство начинающегося утра.
Пожалуй, мы схватим преступника, сосредоточился он на Терехове, но очередной серийный маньяк у нас и сейчас в разработке есть! Никак не переведутся моральные уроды!
Экстрасенс смотрел ярко-зелеными, пронзительными глазами, в которых светилось абсолютное понимание.
После чистосердечного признания, убийца, закованный в наручники, угрюмо проследовал в камеру предварительного заключения.
Терехов сморгнул и поднял взгляд на следователя, протягивавшего ему чашку горячего кофе.
Григорий Иванович, дорогой вы наш
В самой сердцевине городского парка, где шумели на ветру кудрявые березы, под слоем сырой земли лежала последняя жертва серийного убийцы, девочка восьми лет.