Мой сосед Рохелио все время тосковал по теплу, чистому небу Кубы, могучему океану. Жить в московском промозглом климате южанину явно неуютно. Чтобы как-то загасить в себе эту чувство, он завел аквариум с яркими тропическими рыбками. Зимними вечерами смотрел на них, ухаживал за ними, кормил и даже разговаривал со своими любимицами.
Черти меня дернули на мелкую провокацию. В магазине Детский Мир купил маленького резинового игрушечного крокодильчика и посадил его в аквариум. Первым это заметил кто-то из кубинских студентов, еще о того как Рохелио вернулся из института.
Весть о прибавлении моментально распространилась по кубинской диаспоре. Очень скоро практически все кубинские студенты и аспиранты сидели в нашей комнате и с самым невинным видом ожидали возвращения хозяина аквариума.
Когда Рохелио появился в дверях, он сразу заподозрил что-то неладное. Начал о чем-то по-испански спрашивать присутствующих, но те с постными физиономиями отвечали односложно. Рохелио стал ходить по комнате взад и вперед, и вдруг его взгляд упал на аквариум. Увидев резиновую рептилию, он захохотал и закричал «Сocodrilo! Виктор!! Негодяй!!! Мaricоn!!!!», далее последовала целая серия предложений, состоявших из хорошего русского мата и отборных испанских ругательств. Ну, а кончилось это маленьким банкетом. А что делать, раз все уже вместе собрались?
С еще одним интересным субъектом свела меня судьба через кубинских друзей. Это был мексиканец Артуро. Вернее, индеец племени тараско из Мексики. Там, в одном из живописных уголков этой страны, посредине озера Паскуаро на острове Ханицио с незапамятных времен живет индейское племя, называющее себя пурепеча. Их всего-то в мире, этих пурепеч, несколько десятков тысяч. Так вот, Артуро не рядовой пурепеча, а сын не то их главного шамана, не то вождя этого славного племени.
Артуро добрый, милый, необычайно меланхоличный парень. Папенька-вождь очень хотел выучить своего сынка. После окончания университета в Мехико послал сынка в аспирантуру в город Лос-Анжелос. Очень скоро нашего друга оттуда выгнали за неуспешность. После чего Артуро пристроили в Киев, в аспирантуру института Паттона, где повторилась та же история.
Честолюбивый вождь племени пупереч, батюшка Артуро, решил не сдаваться. Поэтому несчастный мексиканец и оказался в Москве, в аспирантуре МИСиС. Тут уж его пофигистический характер проявил себя в полной мере.
Он не делал вообще НИ-ЧЕ-ГО! Ну, вообще, ничего не делал, и занимался этим профессионально, довольно долго и с большим удовольствием. Может быть, он по складу своего характера просто не способен ни к какой-либо работе, в принципе. Однако, сам по себе был честен, бесхитростен и правдив.
Когда через год, во время ежегодного отчета аспирантов на кафедре спросили «как его дела» он честно сказал, что «очень плохо». На вопрос «сколько часов в день он занимается?» ответил, что «нисколько», и это была правда! Удивившись, вся кафедра в один голос спросила «почему?». «Не хочу» ответствовал молодой латиноамериканец. Скажи он, ну, не получается, не клеится, но я стараюсь и т. п. кафедра бы собралась, написала бы ему диссертацию, не в первый же раз.
После такого разговора ничего не оставалось, как отчислить его и отправить обратно в Мексику. Но это случилось потом, несколько позже. А пока он прибился к кубинской колонии, весьма украшая ее своей экцентричностью.
После такого разговора ничего не оставалось, как отчислить его и отправить обратно в Мексику. Но это случилось потом, несколько позже. А пока он прибился к кубинской колонии, весьма украшая ее своей экцентричностью.
Кубинцы звали его просто Пинчо и он охотно откликался на это имя. Я на первых порах даже думал, что так его и зовут. Только позже узнал, что это на кубинском сленге означает что-то вроде «козел, дурачок, рогоносец, лох». Наш Пинчо, по тем временам мог считаться весьма богатым человеком, так как папаша-вождь денег на его содержание особо не жалел. Кубинские друзья быстро объяснили ему, что главный русский обычай, это ставить на стол бутылку водки, когда приходят гости. Ну, а обычаи такой великой страны как СССР надо уважать
После этого дверь в его комнату не закрывалась. Там почти постоянно пьянствовали малознакомые латинос. Мы, советские аспиранты, также, из солидарности, как могли, помогали им. Сам же Артуро, алкоголя употреблял мало, как правило, сидел в сторонке, наигрывал на какой-то экзотической дудочке пронзительно-тоскливые, щемящие мелодии или просто медитировал, глядя в пространство.
Среди приходящих в гости кубинских друзей особо выделялись те, кто прошел, как бы сейчас сказали, «горячие точки». Это Ангола, Мозамбик, Южная Африка, разные там страны Латинской Америки. Понятно, что их рассказы содержали достаточную долю фантазий и преувеличений, но даже с поправкой на это, нельзя было не проникнуться уважением к этим простым, добрым и очень мужественным парням.
Другая примечательная личность, достойная пера вьетнамец Куинь. Это маленький сухонький человечек без возраста. Когда мы с ним познакомились, я думал, что это мой ровесник или человек немного старше. Вскоре выяснилось, что ему крепко за сорок и приехал он в Союз защищать докторскую диссертацию.
Вскоре выяснилось, что у Куиня очень даже героическая биография. В совсем юном возрасте, в пятидесятых годах, он участвовал в освободительной войне с французами. Далее, прошел через всю эпопею войны с американцами. Пехотинцем на Юге, артиллеристом на Севере, разведчиком-партизаном в самых разных странах Юго-Восточной Азии.
Меня всегда поражали невероятные способности Куиня. Он умел делать абсолютно все: великолепно готовил блюда восточной и европейской кухни, прекрасно столярничал, был отличным токарем, слесарем, хорошо играл на музыкальных инструментах, отменно сапожничал, легко чинил радиоаппаратуру, блестяще разбирался в научном оборудовании и во многих других вещах.
На старенькой ручной машинке «Зингер» Куинь обшивал почти всю вьетнамскую колонию. Причем мог шить любую одежду разнообразных фасонов, начиная от костюмов и кончая, джинсами и модными рубашками. Делал это быстро и качественно, просто загляденье. Я знаю только одно, что он делать не мог. Он абсолютно не переносил алкоголя. От самой минимальной дозы моментально отключался, а потом жутко страдал.
Примерно через полгода в нашей компании опять прибыло. В комнату к Володьке подселили финна. Звали его Эркки, лиценциат, то есть магистр, приехавший зарабатывать в СССР докторскую степень. Было ему в то время чуть за тридцать. Высокий, худощавый, белобрысый, рыжебородый, статный чухонец из Хельсинки, довольно быстро завоевал наши симпатии своим нордическим юмором, а также отличнейшей валютной водкой, которую регулярно таскал из магазинов «Березка».
Запомнилось, что когда он приезжал из дома, то всегда угощал очень вкусным домашним пирогом с ревенем, испеченным его матушкой. Эркки, как и полагалось северянину, был сдержан и немногословен. Но если его удавалось разговорить, то удивительнейшие жизненные истории сыпались как из «рога изобилия».
Оказалось, что, будучи выходцем из весьма обеспеченной буржуазной семьи, взгляды имел, очень даже левые. Сразу после окончания гимназии пошел трудиться, на жизнь и образование зарабатывал сам. Работал официантом, фотографом, чернорабочим и еще Бог знает кем. Отслужил год в финской армии. С большой гордостью называл себя младшим лейтенантом запаса.
Почему-то особо запомнились рассказы о том, как будучи студентом, он летом подрабатывал в Израиле, ухаживая в кибуце на свиноферме за некошерными хрюшками. Эркки с большой нежностью вспоминал то время. Как я тогда понял, те хрюндели не отнимали слишком много времени у двух десятков молодых европейских балбесов мужеского и женского пола. В свободное от сельскохозяйственных упражнений время, они покуривали травку и с громадным удовольствием предавались свободной любви.
Другой забавный эпизод. Для проведения своих научных изысканий Эркки требовался специальный катализатор маленький кусочек платины, такая тонюсенькая проволочка, длиной сантиметра три четыре. Он, как законопослушный европеец, заполнил заявку, отправил ее по инстанциям и стал ждать. Месяц, другой, третий Ничего не происходит. Пошел к руководству, мол, все исследования стоят, что делать? Те и не знают, что делать. Объясняют платина, это металл нормируемый, стратегический, на особом учете состоящий. Так что пока вопрос не решается и перспективы туманны
Загрустил наш друг. Слава Богу, были рядом добрые люди, посоветовали: возьми бутылку водки и зайди в соседнюю комнату к Кузьмичу, материально ответственному по кафедре. После того как Кузьмич принял первый стакан, лик его просветлел, и он сразу проникся сутью вопроса. С негодованием распахнул сейф, вынул какую-то катушку и со словами: «Как же мучают человека, сволочи! Будет чего надо, приходи еще!», отмотал опешившему иностранцу пару метров драгоценного продукта. Эркки потом еще долго не мог прийти в себя, резонируя вслух на тему, что мол, умом Россию не понять.
Другое достойнейшее приобретение нашей компании доктор Камаль. Египтянин-копт, то есть христианин, что резко выделяло его на фоне остальных мусульманских сынов жаркой страны пирамид. Он прибыл в Союз на стажировку. Зачем она была ему нужна мне до сих пор непонятно. Думаю, история его жизни содержала большое количество, и других неясностей, и недоговоренностей.
Умный, чрезвычайно эрудированный, получивший великолепное образование. Учился в Египте, Англии, СССР, Чехословакии, где и защитил кандидатскую диссертацию. Во время пребывания в Союзе, еще, будучи студентом, Камаль женился на Эльзе, немке Поволжья, очень милой и симпатичной женщине. Их дочка Ивет, во времена нашего общения веселый и очень резвый подросток. Впоследствии, как я потом узнал, она окончила химфак МГУ и даже защитила кандидатскую диссертацию.
Камаль блестяще говорил по-русски. Его рассказы были для меня во многом открытием. Большинство того, что наши граждане узнали из мутных информационных потоков времен так называемой «гласности», стало мне известно из уст этого арабского друга. Как мне сейчас кажется, его появление в СССР в то время было обусловлено в основном не научными, а иными, скорее всего политическими причинами. У Камаля, видимо, имелись какие-то свои, сложные взаимоотношения с египетскими властями.