А в этом первом вообще только два места, как в СВ, устало возразила Катерина. Представляешь, как там было бы хорошо? Она, видите ли, не отказала кому-то в просьбе, может, и за взятку положила не на свои места, а мы должны быть крайними и не можем потребовать даже того, на что имеем законное право. Я ничего не понимаю, ворчала она. Надо было настоять, Саша!
Александр помолчал посрамленный и махнул рукой:
Ай, ладно, ну ее к черту! но внутри уже запереживал, что не настоял. Сильно запереживал. Однако это его переживание не означало намерение вернуться и продолжить неприятный разговор, скорее наоборот, оно свидетельствовало об очередной капитуляции. Но самое главное это Екатерина: она замолчала, насупилась. Ладно, если успокоится, а если нет? Если там, в этом пятом купе, будет плохо, если другие пассажиры все же придут на их места? Вулкан ее возмущения затих только на время, его лава вырвется при случае, и будет очень-очень жарко
Что написано на окнах? спросил Эдуарда Маккорник.
«Закрыто на зиму».
Значит, летом их можно открывать?
Можно.
А зачем открывать, это же вредно пыль?..
Верно, но кондиционеров-то здесь нет.
Ты меня разыгрываешь?
Правда, нет.
Тогда, если кондиционеров нет, почему не откроют, сейчас же не зима, а лето?
Видишь ли, если откроют, то ночью в вагоне все замерзнут, опять же пыль. А днем не открывают, чтобы потом снова не закрывать. Это же непростой технологический процесс, надо применять специальные ключи и даже физическую силу. А проводниками работают одни женщины. Да и мужики не все смогут их открыть, даже ключами, крепко закрыты, надежно. Все логично.
Тогда мы умрем от духоты.
Да нет, что ты, все будет хорошо. В России от духоты в поезде еще никто не умер. Это сейчас тяжело, а когда тронемся, станет легче, в щели обдует.
Фил загрустил. Он никогда не говорил Эдику, что страдает легкой формой клаустрофобии и не терпит закупоренных душных помещений, из которых к тому же, как, например, из вагона поезда, не выйдешь на воздух, когда захочешь. Но он разведчик, он же скаут, он немножко охотился с зулусами на льва, а значит, сможет выдержать сутки в вагоне этого самого русского поезда.
Лямин с тревогой вошел в темное купе. Увы, на верхних полках спали два пассажира. Кто они, понять было невозможно: две горки, укрытые простынями. «Может, это добропорядочные пожилые женщины, или убогие старички», с надеждой подумал он. Но родившаяся было слабая надежда, мгновенно умерла, потому что на правой от Лямина полке прохрипел полусонный молодой мужской голос:
Батя, сколько времени?
Он не успел ничего сказать, как за него ответил сосед с левой полки:
Какая тебе, хрен, разница, дави на массу, да и все!
Лямин расстроился. Самые худшие его предположения оправдывались. Поездка будет напряженной и придется потерпеть Он включил малый свет над нижней полкой, осмотрел купе и с неудовольствием отметил еще одну деталь: в нише над дверью молодые люди уложили целую груду каких-то изделий, похожих на комплектующие к автомобилю. В голове полыхнула страшная догадка: «Дикари-челноки! Значит, есть деньги, нет совести, и завтра будет еще и пьянка»
В купе к Охлопкову и его жене зашла проводница «Терешкова»:
Ну вот видите, я же говорила, что купе пустое. И зачем так скандалить?
Надо, чтобы все было правильно, согласно купленным билетам, а не как придется наперекосяк, с раздражением огрызнулась Екатерина. Каждый на своем месте должен правильно обязанности выполнять, тогда и бардака не будет в стране!
Ой, ну вы прям смешные вещи говорите, женщина, ухмыльнулась проводница. Можно подумать, вы на своем месте все идеально делаете. Белье брать будете?
Ага, без белья будем на голых полках валяться! продолжила в том же тоне жена Охлопкова.
Саше стало опять стыдно за нее:
Кать, ну что ты, в самом деле! Человеку положено задать этот вопрос, она и задает.
Всегда бы делали, как положено, так в России давно бы все по-другому было.
Давайте тут без политики. Вот два комплекта, с вас шестьдесят рублей.
За что только деньги дерут!
Катя!
А ты помолчи, ты все что мог, уже сказал. Теперь моя очередь.
Проводница больше ничего не стала говорить, положила белье, приняла деньги и, демонстративно хмыкнув, удалилась, не прикрыв за собой дверь.
Вот хамье! Даже дверь не закрыла. Ну во всем хамство! Саша, закрой дверь, по коридору, вон, шастают, а нам стелиться надо.
Саша стал закрывать дверь, но дверь не сдвинулась с места, он навалился всем телом, она не подалась, как будто приросла к полу. Охлопкова постигла страшная догадка, почему их пятое купе оставалось пустым и, возможно, почему те инкогнито, в билетах у которых было это самое купе, уговорили проводницу, чтобы переселиться в другое. С досады он изо всех сил «деранул» дверь так, что сорвал себе плечо и от боли едва не закричал. Дверь все же закрылась. Ощущение было такое, что она волочится по голому полу, не попадая в конструктивно предусмотренный для нее внизу металлический паз-рельс. Он повернул ручку, установив замок, и тихо сказал убитым голосом:
Кажется, в этом купе сломана дверь.
Чего и следовало ожидать, холодно подытожила жена и принялась стелить себе постель. Когда я пойду в туалет, то разбужу тебя, чтобы ты открыл дверь, а когда вернусь, чтобы закрыл, и так всю оставшуюся ночь и утро до самого дома.
Да ладно, чего там, встану. Просто надо немного на нее надавить
Ага, дави-дави. Лучше бы на проводницу надавил.
Охлопков стянул с себя рубашку и прислушался. В этот момент кто-то вежливо прошагал по коридору, но его остановила, судя по низкому грудному голосу, та же проводница:
Мужчина, вы куда?
В туалет.
Какой еще туалет, мужчина, вы что? Мы в санитарной зоне.
А когда она закончится?
Туалет закрывается за двадцать минут до каждой станции и на двадцать минут после. Понятно?
Понятно. Так я что, по часам отслеживать их должен?
Как хотите. Между прочим, в других поездах санитарные зоны объявляют за час. Мы еще, мужчина, по-божески!
Маккорник в соседнем купе спросил Сосновского:
Человек хочет сходить в туалет?
Да.
А его не пускают?
Да.
Почему?
Мы в санитарной зоне.
А что такое санитарная зона?
Я тебе завтра расскажу, точнее сказать, покажу.
Санитарную зону можно увидеть?
Еще как. Спи, скоро обдует помаленьку.
Эдик, я могу упасть, высоко
А ты вспомни, как в Африке спал на дереве. Ты же не упал?
Нет.
Ну, вот и все, спи. У нас завтра трудный день.
Почему трудный, мы же просто едем?
Потому что едем, потому и трудный.
Утро было прохладным, и хотя прохлада эта летняя, июльская, бархатная, за счет того, что вагон мчится ночью и ранним утром с большей скоростью (его аж швыряет из стороны в сторону, а иногда он просто подпрыгивает, как норовистый необъезженный мустанг), в нем начинает гулять, как и пообещал Сосновский своему иностранному спутнику, чувствительный ветерок.
Охлопков в своем злосчастном купе вообще проснулся от лютого холода. Здесь бушевал настоящий торнадо. Он быстро глянул на супругу, но она лежала неподвижно, отвернувшись к стенке, укрывшись с головой теплым одеялом.
Кать, негромко, виноватым голосом позвал он.
В ответ получил молчание. Подумал: «Спит». Но решил опять обратиться к жене:
Кать
Что? вдруг спокойно, бодрым голосом, не поворачивая головы, отозвалась она.
Тебе холодно?
Ничего, обойдется.
А мне холодно.
Укройся лучше.
Мне кажется, это от окна несет.
Мне тоже так кажется часа как четыре уже.
Ты не спала все это время?
А ты считаешь возможным спать в таких условиях? Хотя о чем я говорю, ты-то способен спать в любых условиях.
Александр, вздохнув, встал, направился к окну. Когда он приподнял кожаную шторку, то увидел причину холода. Окно было приоткрыто, и щель составляла примерно сантиметров пятнадцать-двадцать. Он попробовал окно закрыть, но ничего не смог поделать оно «прикипело» крепко.
Александр, вздохнув, встал, направился к окну. Когда он приподнял кожаную шторку, то увидел причину холода. Окно было приоткрыто, и щель составляла примерно сантиметров пятнадцать-двадцать. Он попробовал окно закрыть, но ничего не смог поделать оно «прикипело» крепко.
Кать, тут окно приоткрыто, не заметили сразу. Может, ты переляжешь на мое место, оно под ветром.
Никуда я не пойду, я укрылась, все нормально, ложись спать.
Охлопков что-то зашептал гневно про себя и изо всех сил, как на дверь, навалился всей мощью на окно, давя его вверх. Раздался треск и глухой удар, он больно ткнулся лицом в стекло. В глаза полетели древесная пыль и пятидесятилетняя сажа. На мгновение он даже глаза закрыл. Когда все рассеялось, обнаружил в руках у себя отломленный фрагмент в виде деревянного ободка, окаймляющего стекло, вместе с металлической ручкой на нем, которая теоретически предназначалась для открытия и закрытия окна.
Кто тут и что мог делать? Дверь сломана, окно не закрывается, с досадой выдохнул он.
Теперь это уже неважно, ехидно сквозь зубы сказала Екатерина. Главное, что в купе холодно, дверь не работает, и что ты сломал окно. Все прекрасно, нас ждет потрясающее экстремальное путешествие!
Что там так ударило? спросил Эдика Маккорник.
Не знаю, наверно выпивают.
В такое время?
Пить можно в любое время.
А почему так громко?
А тихо неинтересно. Зачем тогда пить?
Но тут же Фил и Эдуард услышали быстрые шаги по коридору, стук в дверь купе, голоса женщины-проводника и какого-то мужчины. Мужчина говорил громко, почти кричал. Фразы было трудно разобрать, они услышали только их обрывки из отдельных слов:
Дверь Окно Вы специально издевательство над людьми В суд Президенту
Вот пусть ваш Путин и В каких условиях Пусть все огнем Жалуйтесь
так не оставлю
Есть еще свободное купе
Ну, знаете ли
Потом снова быстрые шаги и уже громкие голоса мужчины и женщины:
Идиотизм
Это все потому, что ты
Ах, я?..
Не надо, не надо здесь
Пойдем
Не пойду!
Бери матрац!
Не возьму!
А кому лучше?
Тому, кто забрался в наше купе!
А что делать?
Иди
Осталось эту бабу убить только.
Убей, если сможешь. Только что ты можешь?
Перепалку слышал и Лямин, сон не шел к нему, тревога измучила векселедержателя вконец, а этот скандал и вовсе устрашил: